Дарья Рябинина о людях Сибири

– Сегодня суббота, все в клубе будут, и я пойду!

– Ладно, – сказала сестра, – поглажу.

Андрей ушел, а сестра нагрела утюг на углях и намочила

брюки.

– Андрюшка семь раз будет гладить – так не выгладит, как я, – подумала она, – и лучше меня никто не выгладит, – радовалась она.

Разложила брюки по швам, не прикрыла никакой защитой и давай

шоркать туда-сюда огненным утюгом, только пар валит тучами,

пока не высохли под утюгом до лоска и до того блестели, даже

не сгибались, как стеклянные, даже смотреть больно на них. И

рубашку не забыла: «Что ему самому гладить – я сумею».

– Погладила, сестренка? – весело спросил он, придя с работы.

– Конечно, – гордо ответила она, – не так, как ты, – подавая ему

хорошо сложенное украшение.

Андрей и взглянуть не успел, все понял, хлопнул себя по лбу

ладонью и дико взвыл от горя.

Штаны его новые, хорошие, как два паруса развевались плашмя в разные стороны, с блеском наводили ужас на своего хозяина.

– Дура безумная, что ты наделала? Испортила все, – схватил

свои брюки брат и начал бить сестру по загорбку, потом упал на

кровать и, царапая руками все, что попадало, выл и охал.

Побитая сестра взяла утюг, намазала его сажей, поводила им

по белой рубахе на груди и кинула ему на спину:

– На тебе, – старалась, старалась, – не угодила!

Белая рубашка стала с черной грудью, лежала на спине у брата.

Накричавшись досыта, встал Андрейка и подумал: «Хоть рубаху надену со старыми брюками, что теперь с нее возьмешь?»

И только взглянул на неё ,как завыл ещё сильнее – только что лежала белая, а стала – кто бы видел, какая.

Снова кинулся драться Андрейка, но Дашка стояла у печи с железной клюкой и приготовилась к драке, то есть к защите.

Андрейка, не ожидавший, что его могут ударить, смело полез с рубашкой к Дашке, не успел огреть, как получил страшный удар по плечу, и из рук сразу выпали брюки и рубашка. Пока Андрейка одумывался, Дашка выскочила во двор, спряталась под амбаром. Там была

солома, неслись куры, и никто не мог больше туда пролезть, даже

Андрейка. Дашка росла бойкая, верткая как юла – затаилась и легла на солому, решила: «Не вылезу, теперь он и вовсе драться будет».

Стало темнеть. Андрейка стал посматривать по сторонам – где

же она убежала, уже темно, сыро, даст теперь мне отец и начал ее

искать. Сначала потихоньку, потом по-быстрее, и когда пришел

отец со старшим братом, обыскали все и всех, а ее нигде не нашли.

Вечер был испорчен, никуда не пошел, нельзя.

Всю ночь ждал отец, а девочки не было. Она спала под амбаром, на сырой земле, на чуть-чуть накиданной соломке.

Утром отец строго спросил:

– Сознавайся, что случилось, где ребенок?

Андрей сказал, что побил ее – она испортила мне брюки и т.д.

Отец долго и строго посмотрел на Андрея и сказал:

– Не найду ребенка – пеняй на себя, Андрюха – ты меня знаешь!

– Да-а, – жалел Андрей, – пропал вечер. Она виновата, да еще

ищи ее теперь. Целую неделю ждал субботы, а она все испортила,

теперь куда-то ушла.

Дашка уснула под амбаром, не зная того, что тот же вредный ее

брат Андрюшка искал ее вместе со всеми мальчишками – друзьями

по всей реке, даже там, где река извивалась и немного сужалась.

Но ни живой, ни мертвой ее не находили. Вся улица всполошилась

– потерялась девчонка.

Отец, расстроенный, не спавший, сидел молча, на вопросы не

отвечал, за него отвечали уже соседки.