Дарья Рябинина о людях Сибири

– Тятька-а! – что есть силы закричал Петька, – тятька, мама,

наш тятька, – сам, босой, стрелой кинулся в сени срывать

засов и пустить отца, совсем закоченевшего, в избу.

Арина хотела встать, но ноги снова подкосились, и она

рухнула на лавку. Петька мигом вылетел из избы, распахнул дверь и повис на шее отца в замороженном шинели,

с льдинками на усах.

Отец расцеловал сына и медленно ввалился в избу. Толко

тут Арина поняла, что это он, живой, родной, любимый, её Паша, eё Павел,

друг и защита, её радость и счастье!

Она заплакала от радости и вдруг огорчения:

– Ноги-то, нет ноженьки, Паша, – прошептала она чуть слышно. Обхватила его лицо руками и горько плакала, – и глазика то тоже! Паша, Пашенька, горюшко ты моё ненаглядное, – что неровно стоит её богатырь, красавец писаный, знаменитый танцор и

певун, гордость всей деревни – её Павел.

– Помоги мне шинель снять, Ариша, совсем озяб, чуть у родного дома концы не отдал.

Арина проворно потянула за рукав, но лишнее усердие чуть

не сбило его с ног, огромного Павла. Он сел и подозвал детей.

Детишки прижались, как воробушки, боясь пошевелиться: как

бы не толкнуть тятьку, а вдруг снова исчезнет – как в сказке. Они понимали, что в их дом вместе с радостью пришло и

большое горе. Как он терпит – ведь ноги-то нет, совсем нет, ему так больно!

Но дети есть дети. Что им нога? Лишь бы тятя живой – он такой сильный, такой самый-самый хороший!

– Ну, будет, Ариша. Или ты недовольна живости моей? Что ж,

я уйду тогда.

Он хотел подняться, но дети разом закричали: «Нет! Нет!» И

мать тоже: «Брось, Паша. Я – сейчас, что же мы сидим,

милый, ужинать будем, я мигом», – и засуетилась от стола в куть, из кути к столу.

Весть, что Павел вернулся с фронта, быстро облетела

деревню.Ехал-то он с попутными ямщиками, те и успели уже

пустить по улице новость. Скоро стали собираться люди, один по одному, и

набралась полная изба, а на печке с десяток ребятишек, все таращили глазенки и тихо шептались.

Мать быстро собрала на стол, поставила четверть самодельного вина и пригласила гостей к столу, которые не

погнушались, пришли проведать её дорогого гостя.

До поздней ночи поздравляли Павла с возвращением, а Арину

со встречей мужа. Сами же в душе жалели: достанется,

бедной,при безногом-то муже.

А на следующий день народу собралось еще больше. И снова

пили за возвращение и желали всего самого. А чего желать,

когда знали все, что сколько бы не желали, а будет то, что и видят на самом деле.

И так потекло время день за днем, месяц за месяцем, шел тысяча девятьсот четырнадцатый год, шла война. Нога у Павла болела,

не давала покоя, ныла. Все тело израненное пронизывало холодом, раны не заживали.

А жить-то надо – семья, двое детей и жена.

Арина жалела мужа: «Лечись, Паша, пригодится еще твоя

сила, а я сама», – взваливала на себя всю работу.

Зима лютовала, щипала колени, нос и щеки, а печь своего требует, ей подай.. Да и скотина кой-какая: сено, соломку ей,

водичку, а то и теплого пойлица. Все делала она своими руками, но как ни

тяжело было, а знала, что Паша дома, что он живой, отец её семейства. Хоть и без ноги, да лишь бы живой. Трудно детям

без отца ,а ей без мужа, хоть он и не помощь ей, но Арина

металась по двору как угорелая, веселая и помолодевшая.

Прошла зима, прошло лето, а осенью они собирались в ее родное село, за ягодой. Надо же на зиму запастись – и за

двадцать пять верст там тайга глубже, да и ягоды растет видимо-невидимо.

Награзили кадушками и ведрушками свою телегу и ещё затем но двинулись в путь.Дорога предстояла длинная,для

небольших детей утомительная, а все же настолько интересная, что они от радости повизгивали. Хоть и рано поднялись, но бодрились. В дальнюю дорогу их всегда брали, но в этом году – впервые, поэтому