Дарья Рябинина о людях Сибири

Платьишко из тонкого холста, окрашенного в синий цвет, и

такие же самодельные белые кружева на воротничке и рукавчиках красиво обрамляли личико девочки. Петька проснулся и сел рядом,

сердито поглядывая на таинственных дядек, чего-то хотевших

от них .– Отдай, дядька, нам вашу ляльку!

Мать обмерла. Отец часто заморгал глазом, второго не привез

с фронта.

Молодой настойчиво повторил свое требование.

– Мы её вырастим, озолотим. Хочешь, тебе кое-что подсыпем,

отдай, не то силой возьмем!

Петька заорал, жалея сестренку. Старый грабитель хлестнул толстым коротким хлыстом по бочонку, напуская страху на

peбенкa, и косо поглядел на него.

Арина, чуть живая, сидела молча. Её трясло, но она надеялась

на мужа. «Неужели он может спокойно отдать ребенка на растерзание – мелькнуло в голове, – свою маленькую дочку, не заступится, не постоит. Нет, надо обоим защищать свое чадо, в случае чего.

Если только отберут ребенка – уйду в лес, пусть не обижается». И не вернусь больше.

Грузные, здоровущие, обросшие большими бородами и усами, встречные угрюмо смотрели, готовя, возможно, им страшную

казнь, для этого мужика с его семьей и его конями. Прошло несколько минут, как будто целая вечность, и вдруг самый ближний,

самый молодой всадник-бандит хотел было схватить ребенка,

уже сделал движение вперед, наклонив немного свое тело, как вдруг его конь рванулся в сторону и не мог никак подойти или стоять на месте.

Всадник не мог быстро близко подъехать, поставить коня

вплотную с людьми, остальные ожидали, что будет дальше

делать их предводитель. Один момент, и он оказался, рядом. Еще рывок,и ребенок мог оказаться в седле бандита.

Павел поднял кнут, приготовился хлестнуть нападавшего, но

Арина потянула его сзади за рубаху, тихо шепнув: «Уймись,

Паша , одолеют – убьют!»

Вторая, левая нога была просто деревянная, аккуратно выстроганная чурка, к которой ремнями прилаживалась небольшая култышка.

Бандит быстро отступил и вытаращил глаза при виде такого

уродства.

– Стой, братцы, – скомандовал он, – мы такого не тронем. Езжай,браток – мы пошутили. Лежачего не бьём, – и медленно отступили, тесня друг друга конями.

Молодой вернулся снова и попросил закурить у Павла. Павел

дрожащими руками достал из кармана кисет и подал ему молча.

– Бери сколько надо, свой домашний, крепкий, – услужливо

сказала Арина, – и не узнала своего голоса.

Павел тоже не узнал голоса Арины, настолько изменившегося и постаревшего, что показалось, будто с ним рядом сидела не

жена его, а какая-то старая, незнакомая старушка. Хриплый

голос её так странно дребезжал, срывался, как после долгой и страшной болезни,едва не унесшей её на тот свет.

Молодой здоровенький разбойник, не слезая с коня, протянул

руку, кнут, и принял кисет, повертел его со всех сторон,

отсыпал на ладонь табаку и снова подал его владельцу, кинул свой следом, улыбаясь. Кисет упал рядом с девочкой, все еще спавшей.

Хлестнул коня и скрылся за поворотом. Ошеломленный происходившим отец постоял еще какое-то время, кое-как

взромоздился на подводу и медленно тронул поводья.

Петька сопел. Мать тихо всхлипывала, у ней после того, как уехали бородачи, отнялись руки, её колотило, катились слезы, трудно дышалось сквозь сдавленное горло.

– Мам, а чё он кинул к нам?

Мать ничего не ответила, о чем-то напряженно думала, хотя и видела она, что тот что-то бросил, но не дошло до её сознания, что именно.

Петька, наревевшись за Дашку, поговорив с матерью, лег рядом с Дашкой, обхватил её ручонкой и уснул снова. Подвода тихо двигалась по мягкой пыльной дороге.

Мать накрыла детей старой курткой отца, сидела за спиной

мужа, поминутно оглядывалась: не воротились бы разбойники, не напали бы снова.

Стало совсем темно.Вечер стоял какой -то скучный,смрадный,

тоскливый. Выехали в свой двор.

Собаки громким лаем встретили хозяев. Но узнав, затихли.

Отец устало хлопотал около лошадей. Мать собрала все лохмотья,внесла в сени.