Перевал Дятлова

Во-первых, разумеется, очевидцы могут быть фальшивыми. В последние годы тема стала настолько популярной, что регулярно возникают странные персонажи, которые, оказывается, в 59 году как-то соприкоснулись с поисками, или даже с самой трагедией. Обычно это полусумасшедшие пожилые люди, которым просто не хватает доброжелательного внимания, – или же так эти люди выглядят, когда к ним (может быть, вполне нормальным пожилым людям) пристает бессовестный журналист, готовый на все, лишь бы высосать сенсацию, и поэтому сознательно извращающий то, что эти люди сказали в реальности.

Такие случаи довольно легко распознать и сразу отсеять. А вот что делать с воспоминаниями людей, которые, вроде бы, реально могли соприкасаться с поисками? Или даже совершенно точно участвовали? Люди, чьи фамилии есть в уголовном деле?

Трудность состоит в том, что некоторые из этих людей «вспоминают» детали, противоречащие тому, что «вспоминают» другие участники. А зачастую (поскольку подобные воспоминания участников копятся уже не первое десятилетие) можно обнаружить, что воспоминания одного и того же человека, данные им в разное время, сильно разнятся.

Можно было бы предположить, что дело в цензуре (или самоцензуре), то есть что рассказы людей в 59 году не могли нести всей правды из опасений всемогущего КГБ и прочих подобных вещей, – а вот после распада СССР, в свободные 90-е и далее, люди уже могли рассказать всю правду… Увы, это предположение нас не спасает. Как быть с тем, когда оба рассказа, противоречащих друг другу (и данных одним и тем же человеком!), были даны уже после распада Союза, в «свободную» пору? Это никак не спишешь на «он боялся сказать правду из-за КГБ». Тем не менее, такое встречается. Воспоминания одного и того же участника поисков сильно разнятся между собой, – и еще сильнее они разнятся с тем, как его же показания были зафиксированы в материалах уголовного деле.

Ну и чему же, в таком случае, верить?

Кажется разумным взять за основу самые ранние показания, и отбросить те детали «воспоминаний», которыми воспоминания обросли позднее, как дно корабля ракушками.

И дело тут даже не в том, что человек сознательно привирает, чтобы получить больше внимания, – вовсе не обязательно. Дело, скорее всего, просто в том, что память сама по себе штука очень хитрая, ненадежная и обманчивая. За пятьдесят лет можно забыть, как же оно было на самом деле. А чужие слова, услышанные сорок лет назад, могли сплавиться с реальными воспоминаниями так, что уже и не разобрать, где что.

Самое неприятное открытие, которое нас подстерегает, состоит в том, что даже если отвлечься от воспоминаний, данных в необязательных интервью, а сосредоточиться только на показаниях людей, которые были даны непосредственно после поисков, официально в кабинете следователя, под роспись об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, – то даже эти показания у разных людей различаются! И порой кардинально! Показания в уголовном деле, данные разными участниками поисков – уже противоречат друг другу метами! И речь идет не только о деталях, которые люди пересказывали следователю с чужих слов. Но и в тех случаях, когда они говорят о том, что видели своими глазами.

Это, разумеется, не говорит о злонамеренности свидетелей, или о подложности дела. Увы, все куда естественнее – и хуже.

Если вы возьмете какое-нибудь реальное уголовное дело (не путать с детективным романом или постановочным судом в телевизионном шоу), такое, чтобы в нем было несколько свидетелей, и проводились их подробные опросы, – вы обнаружите, что это общее свойство уголовных дел. Во всех них свидетели будут сильно или не очень, но противоречить друг другу в деталях (если опрос достаточно подробный, и если это не показное судилище, где свидетели заучили свои «показания», написанные для всех сразу). Это такое свойство людей – видеть мир очень по-разному.

Такова особенность человеческой памяти и внимания. А точнее, невнимания к деталям. Очень часть мы лишь домысливаем что-то, – что в реальности упустили. И речь не о том, что мы домысливаем это через годы после давнего события, когда кто-то вдруг спросил нас о какой-то мелкой детали, – нет, речь именно о том, что у нас в голове сразу после события. Как только человек что-то увидел, он уже воспринял и оценил это на свой лад. Отличный от того, как это увидели и запомнили другие.

Даже если человека схватить за руку и попросить изложить все вот только что случившееся с ним, скажем, за последний час, – а потом сравнить это с видеосъемкой, которая велась все это время, то мы увидим множество неточностей в том, как человек будет описывать то, что происходило с ним и вокруг него за этот час. Даже если человек изо всех сил старался быть абсолютно честным и точным в деталях. Все равно что-то будет напутано, а что-то искажено. Особенно когда попросят вспомнить о таких деталях, которым человек не придал особого значения в момент, когда они происходили. Когда мы обращаемся к прошлому, мы постоянно додумываем – и неизбежно ошибаемся в чем-то – но принимаем этот результат работы нашего ума и памяти, со всеми их особенностями, за объективный отпечаток действительности. Увы, наша память таковым не является.

Это все следует иметь в виду, когда мы приступим к анализу документов дела, – а именно их, в свете всего изложенного выше, и следует считать наиболее достоверным источником фактов, какой у нас имеется.

Но, увы, и в этом источнике не все абсолютная истина. В нем есть противоречия. Большей частью, по всей видимости, несознательные – по причинам, только что объясненным. Но отчасти, видимо, и вполне сознательные (мы этого коснемся подробнее далее). Как бы то ни было, противоречия в материалах дела есть – надо отдавать себе в этом отчет, и рассматривать документы дела в целом, не выдергивая отдельные цитаты как доказательство какого-то факта. В другом месте может найтись цитата, опровергающая первую.

Именно поэтому в приложении книги материалы дела приводятся целиком.

А если без автора?

Если вы любитель детективов, у вас есть редкая возможность ощутить себя в шкуре реального следователя.

Конечно, мы сейчас уже не можем дополнить материалы дела следственными экспериментами, – которые нам, может быть, хотелось бы провести. Не можем задать уточняющих вопросов, которые бы мы обязательно задали, если бы проводили допрос – и проводили его не теперь, а тогда, пятьдесят с лишним лет назад. Когда опрашиваемые еще могли бы реально что-то вспомнить. Сейчас, через полвека, большинство тех людей не то что не смогут вспомнить нужных нам деталей, а их уже попросту нет в живых.

Разумеется, все это так. И все же у вас есть, по крайней мере, возможность самостоятельно проанализировать дело.

Вопрос в том, есть ли у вас желание воспользоваться этой возможностью?

Сделайте минутную паузу. Подумайте, прежде чем переходить к следующей части.

Хотите ли вы идти по расследованию сразу с автором, когда я буду вести вас за руку, по уже разведанному мной и выбранному мной же, на свой вкус, маршруту, – или сначала хотите пройти по делу самостоятельно? Без чужих подсказок?

Это может быть и как чистое развлечение: найдете ли вы разгадку без чужой помощи? (Если, разумеется, вы вообще согласитесь с той версией, что будет изложена ниже. Может быть, вы с ней не согласитесь, как и со всеми версиями, рассмотренными выше.)

А может быть, вам чужая помощь и подсказки вообще не нужны, сами с усами? Знаете про себя, что легко раскопаете в деталях дела то, что другие не заметили или не смогли понять и сделать верные выводы?

Или, может быть, в вас есть историографическая жилка, и вам просто интересно ощутить на себе, что же это такое, работа следователя? Не в детективах, где и события выдуманные, и улики, и сам следователь такой, каких в реальности не бывает, и вообще все расследование по сути является записью партии в поддавки, чтобы подтащить роман к «ударной» концовке, – а какова работа следователя на самом деле? С реальным загадочным событием, с реальными свидетелями, с реальными возможностями детектива?

Подумайте, прежде чем двинуться дальше. Как гласит старая пословица, не бывает второго шанса произвести первое впечатление.

Материалы уголовного дела в приложении. Их предваряет краткое пояснение, для удобства ориентации, – но если вы хотите двигаться совсем-совсем без чужих комментариев, то можете проигнорировать этот путеводитель, и сразу начать с реальной описи материалов дела.

Выбор за вами.

Ну а если вы не хотите играть в эту игру (или уже в нее сыграли, и хотите сравнить выводы) – то давайте, наконец, узнаем:

ТАК ВСЕ-ТАКИ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Давайте еще раз четко сформулируем, какие тайны у нас остались без разгадки:

1. Почему туристы покинули палатку?

2. Почему палатку разрезали?

3. Почему ушли без одежды?

4. Откуда взялись внутренние травмы?

Разобрав все версии, а также то, что само следствие установило по поводу этих тайн, мы не смогли получить вразумительных ответов на эти вопросы.

Поэтому ясно, что ответы на эти вопросы мы должны искать обязательно. Но, может быть, это не все вопросы, разгадку которых мы должны искать?

Что, если в деле были еще какие-то странности? Такие, на которые следствие просто не обратило внимания?

Или, напротив, что-то из того, что следствие сочло твердо установленным фактом, – на самом деле было лишь ошибочной интерпретацией какого-то другого события?

Скажем, дата гибели туристов. Может возникнуть вполне резонный вопрос: если туристы погибли в пустынной местности, и нашли их через много дней после их гибели… то откуда мы знаем точную дату, когда это случилось?

Ранее мы упоминали, что выводы о дате гибели сделаны на основе «анализа дневников». В деле есть копия одного личного дневника, который в деле описывается как дневник, принадлежавший Колмогоровой. А также копия общего дневника, который был, так сказать, походный «судовой журнал». Этот дневник ребята вели попеременно. Некоторые, как Тибо-Бриньоль, уклонялись от этой обязанности, считая это глупой формальностью.

Но даже имея в своем распоряжении эти два дневника, действительно ли можно найти в них точную дату гибели?

В реальности из записей мы можем извлечь вот какую информацию:

Дневники

23 января. Выезжают из Свердловска на поезде до Серова, ночуют там.

24 января. Дальше на поезде едут до Ивделя.

25 января. Там встречаются с группой Блинова из 15 человек, и вместе с ними на автобусе едут до Вижая. Из Вижая группа Блинова едет на запад, а группа Дятлова ждет до утра. Это еще относительная цивилизация, есть кино, столовая, а туристов устраивают в местном клубе, находятся даже полдесятка кроватей.

Начало пути дятловцев

26 января. Едут дальше на север, в «41-й квартал» – теперь уже просто в кузове грузовика, это при —17 градусах, намерзлись здорово. Этот «41—1 квартал» тоже еще относительно людное место: есть общежитие, туристам выделяют комнату, можно и кино посмотреть вместе с рабочими, от которых туристы слышат несколько запрещенных тюремных песен, 58-я статья. (Почему «Квартал»? Когда лес делят просеками на участки, их называют «кварталами». Соответственно и временный лесозаготовительный поселок проще всего называть просто по его положению.)

27 января. А вот дальше, к поселку Второй Северный, приходится идти уже пешком, а это 24 км. Правда, в 41-м квартале ребята помогли местному деду и договорились, чтобы взамен дед отвез на подводе их рюкзаки (тяжелые, у мужской части группы рюкзаки под тридцать килограммов, идти с ними мало удовольствия, вот налегке другое дело). Второй Северный – это заброшенный геологический поселок на два десятка домов, из которых жить можно только в одной избе. Пока в темноте ломали доски для печки, напротыкали гвоздями руки. Юра Юдин чувствует себя неважно (ломит суставы коленей).