Вино для любимой. Детективный роман

– Ну, вот орда набежала… – ворчал он про себя. – Каждый божий день ходят туда-сюда и все снимают меня, снимают. Я у них в Поднебесной, наверно, звезда интернета, медийная личность.

Над его ухом в это время кто-то чавкнул и мощно втянул через трубочку остатки молочного коктейля. Момент был ответственный, и Козломордый попросил окружающих зевак не галдеть, а позирующую ему девочку вообще не шевелиться, хотя она итак сидела неподвижно в какой-то удручающей страдальческой позе. Но, правда, в ее больших черных глазах уже блестел шаловливый свет, а на ее лице впервые за долгое время появилась смешная, пародирующая самого художника, мимика, что сильно позабавило толпу, и все весело засмеялись.

– Перестаньте, перестаньте, хулиганы! – выходил из себя Козломордый, сильно походя на старую ворчливую бабку. – Вика, и ты прекрати паясничать, а то и, правда, шарж получится.

– И хорошо, что получится! – уже хихикала вместе с зеваками девочка. – Тогда ты наконец-то бросишь пить, Козломордый… Ведь ты мне обещал…

– Так нечестно, нечестно! Ну, пожалуйста, ради большого искусства еще две минутки пострадай, а? Где твоя глубокая печаль, где вечное уныние?

– А ты меня веселой рисуй, счастливой, – не слушала она мольбы мастера и даже напротив показывала мужчине в кожаной куртке свой кончик языка и строила глазки. Она его сразу выделила из толпы, и их взгляды часто пересекались.

Китайцев и в самом деле заинтересовало «большое искусство», рождающееся на глазах под взмахами руки Козломордого. Один из них, мужчина в легком пуховике и меховых наушниках, вдруг присел у коляски больной и пощупал деловито, хорошо ли надуто колесо.

– Хороша каталка… – выговорил он по-русски, показывая всем свои удивительно белые и ровные зубы. – Электромотор.

– Не работает, – пожаловалась ему девочка. – Сломался сразу, вот мама и толкает…

– Ай-ай. Чинить надо, – расстроился китаец и подлез под колесо, дергая за торчащий провод. – Капец, капец.

Русское слово «капец», обозначающее конец, удавалось ему без акцента.

– Короткое замыкание, – проговорил он чуть позже, быстро разобравшись с проблемой. – Нужно новый предохранитель. Заказать по интернет. И каталка поехать. Мама не нужна.

– Ой, мама мне всегда нужна! – улыбнулась девочка и вдруг чихнула.

– Ай-ай, – покачал он головой и достал из-за пазухи согревающий пакет размером с ладошку и стал объяснять, как он работает.

Оказалось, что в пакете есть железная крошка, которая при доступе кислорода вступает с ним в реакцию и вырабатывает тепло.

– Русская зима жуть, – признался он, протягивая свой подарок. – Мы их под одежду засовываем, в сапоги и варежки. Полезный штук.

– Ой, спасибочки! – обрадовался девочка. – Я это как раз в свой носочек засуну, а то ножка замерзла.

Добрый китаец между тем стал объяснять ее матери, что когда-то он то ли работал на фабрике по производству таких колясок, то ли продавал их, и знает, как ее починить. Он чиркнул карандашом на предложенной ему бумажке даже тип и серию нужного предохранителя и показал, где нужно его заменить.

– На Али экспресс заказ делай. Когда придет, вот тут отвертка открутить и вставь. Всего делов.

Пока происходила диагностика коляски, одна китаянка в шифоновой юбке при помощи селфи-палки сфотографировала себя на фоне позирующей девочки. Для разнообразия она захотела сделать снимок без своей поверх накинутой шубки и даже разделась, но ее соплеменницы в довольно грубой форме отпихнули ее в сторону, и между ними на улице возникла откровенная склока с применением локтевых приемов и хватанием за одежду и волосы. Все хотели первыми сфотографироваться с бедным ребенком и выставить это фото в сеть, и художник был вынужден даже прикрикнуть на нерадивых гостей и отогнать их от мольберта.

– Уходите, уходите! Вы мне загораживаете свет. Что тут за кулачные бои устроили?

У него на мольберте уже вырисовывался профиль. Свою молодую натурщицу он все же решился изобразить устроившуюся поудобнее в какой-то беспечной позе русалки на самой вершине бокала с откинутой назад головой и оголенными плечами. Он старался (это получалось у него не сразу) убрать всю болезненность и страдание, заменив их беззаботной радостью и желанием наслаждаться жизнью. Чтобы не провалиться в винную бездну и не утонуть в ней (край ее длинного платья уже спадал вниз), девушка упиралась локотками рук о тонкое стекло, и играла перед собой скрестившимися босыми ножками. Художник несознательно, а, может, намеренно придал Вике больше женственности. Он добавил ей пышности в шевелюре, слегка увеличил грудь, и даже прорисовке глаз уделил так много внимания, что китаянки захотели тоже заказать свои портреты, так сказать, свои улучшенные копии, и долго на ломаном языке и при помощи жестов объясняли художнику свои пожелания, сильно отвлекая последнего от работы.

– Вставайте вот сюда, не мешайте, – стал распоряжаться художник, явно довольный таким раскладом. – И никаких скидок! Мы не на базаре, сударыни.

Китайцы организованно встали в очередь по два человека. К ним еще присоединилось несколько зевак, и соседние художники, заметив ажиотаж вокруг своего коллеги-неудачника и, невзирая на его протесты, попытались переманить перспективных клиентов к себе, но публика оказалась на удивление уперта и непреклонна. Некоторые даже гордо отворачивались в сторону, мол, не на тех напали. Видимо, китайцы и вправду посчитали, что перед ними как минимум еще непризнанный гений, и как максимум настоящий Пикассо или Рембрандт.

– Ну, почем долго она рисовать? – не выдержал кто-то на конце этой хорошо организованной очереди. – Мы опоздать экскурсия Кремль в два часа.

– Не волнуйтесь, сударыни. Все успеют, – выговорил художник, не отводя взгляда от работы. – Я стараюсь всегда уложиться в десять минут. Просто сегодня исключительный случай.

– Вот видите, – улыбнулась больная девочка. – Я приношу Вам удачу, господин Бородка.

– Погоди, не шевелись… – вдруг встрепенулся художник. – Улыбайся, улыбайся, замри… Вот умничка! А тебе и правда идет улыбка! Отлично получается.

– Я давно заметила такой феномен за собой, – продолжала болтать девочка, – что я приношу удачу. Правда, правда. Вы – наглядный пример, Козломордый. Еще час назад Вы готовы были продать душу дьяволу, чтобы хоть кто-нибудь согласился на эксперимент издевательства над своим изображением, а сейчас к Вашему мольберту выстраивается целая армия Ваших поклонниц!

– О… точно армия… – оглянулся художник и присвистнул, прикидывая, сколько ему еще придется сегодня трудиться.

– Как бы эта иноземная армия его б потом не растерзала, – усмехнулся мужчина в куртке, стоявший рядом.

Девочка засмеялась.

– Нет, пожалуйста, нет. Только не смейся! – нахмурился художник и затем повернулся в сторону шутника, раздражено сверкнув глазами. – А Вам, смотрю, делать нечего.

– Делать и в самом деле нечего, – грустно вздохнул мужчина в куртке. – Жена выгнала, на развод подала, с дочерью общаться не дает. Денег нет, жить негде. Вот я и с мыслями собираюсь.

– Тут весной такой тип ходил важный, тоже ему делать было нечего, все с мыслями собирался, потом в ресторан зашел, тут за углом, набрал всего-всего, а, в конце концов, когда счет принесли, с разбегу головой о стену… – и Козломордый покрутил пальцем у виска.

– Ну, мне это ни к чему, – засмеялся его оппонент. – Я на море лучше поеду. Там, возможно, еще сезон бархатный. Купаться можно. Эх…

– Неужели Вы собираетесь на море? – воскликнула девочка.

– Да, собираюсь, а что тут делать? Разве что рядом становиться с кисточками и тоже рисовать.

– Нет уж, избавьте от этого! – возразил художник, очевидно опасаясь ненужной конкуренции.

У него наконец-то получилась грустная улыбка, и он занялся прорисовыванием ямочки на левой щеке. Китайцы за спиной одобрительно закивали, дожевывая гамбургеры. Кто-то из них даже щелкнул фотоаппаратом недорисованный эскиз.

– Вас совсем не пугает море? – спросила опять девочка.

Мужчина в куртке отрицательно покачал головой.

– А чего меня оно должно пугать? Море как море.

– А я море как-то побаиваюсь… – призналась тогда она.

– Почему же?

– Стыдно признаться, но мы с мамой никогда раньше не были на море. И от этого море мне кажется каким-то большим дышащим монстром. Иногда оно мне даже снится, как оно тянет ко мне из глубин эти страшные щупальца… Ведь никто не знает, что оно там в себе таит, это море?

Мужчина улыбнулся.

– А ты представь лучше теплое солнышко, как идешь с мамой по пляжу, возвращаясь с рынка, и кушаешь крымскую черешню, а косточки прямо на песок плюешь.

– Нехорошо это, что плюешь, – нахмурилась девочка.

– Напротив, прекрасно это! – воскликнул мужчина в куртке. – В этом и есть счастье, что никто тебе и замечание не делает, что плюешься-то. Черешенка ведь вкусная- вкусная, так и тает во рту…