Честь имею

– Чего это они?

– Этот в пиджаке сказал, что если ты русский, то и нечего на тебя время тратить, все равно ничего не скажешь, велел расстрелять тебя. Немец он. Я это по акценту понял.

– Вот собаки! – выругался Семен. – Хорош суд! Один судья на десять блюд!

Приехавшие дружно закурили, словно решив, что основное дело уже они сделали. Но едва они сделали пару затяжек, как старший из чернорубашечников, приказал своим людям связать пленным руки, подозвал к себе часового и что – то ему сказал. Тот сразу как – то осунулся, но сообразив, что к чему, подошел к пленным и неожиданно для них решительно скомандовал, так, что даже Семен понял, что расстрелять их поручили этому парню. И они пошли в сторону, куда он им указал.

– Ишь, – ругался по дороге Семен. – Сами замараться не захотели, этого повязать кровью решили! Слышь, ты! – обернулся он к парню. – Вот попомнишь меня, все равно этим бандитам хана придет, иди лучше землю паши, не связывайся с ними!

– Да он не понимает, – отозвался на тираду Семена Заимов. – Можешь не митинговать!

– Не понимает, говоришь? – не унимался Семен, снова оборачиваясь к конвоиру. – Все он понимает! Видишь, глаза прячет!

Они поднимались вверх по тропинке на холм, со связанными за спинами руками, это было несколько рискованно, и поэтому Семен замолчал, осторожно перебирал ногами, чтобы не оступиться.

– И куда он нас тащит? – взмокший с непривычки спросил он Заимова.

– А вон на самую вершину, – откликнулся Заимов. – Чтобы памятник тебе видно было издалека.

Но, когда поднялись на вершину, перед ними под холмом с другой стороны предстала небольшая бухта с грязной лужей моря, куда неторопливые волны сносили все ненужные отходы с ее поверхности.

При виде моря с высоты, они невольно остановились, словно от усталости решили отдышаться свежим, влажным и немного солоноватым воздухом.

Через несколько минут итальянец подошел к Заимову, что – то сказал ему.

– Он говорит, чтобы мы спустились вон к тому уступу, – сказал Заимов Семену.

– Вежливый, гад! – ответил ему Семен. – А какая ему разница!

– Ему – то никакая, – сказал Заимов. – А вот мне все это не нравится. Я офицер от инфантерии, а такая доблестная смерть больше для мореманов. Ну – да, ладно, помрем как пехота, а пока долетим до моря, перекрестимся в моряков.

– Спасибо, успокоил, – пробурчал Семен. – Ну, что? Пошли что ли?

И осторожно переступая ногами, словно еще собирались жить лет сто, они начали спускаться на уступ. До него оставалось еще с десяток шагов, как вдруг прогремели один за другим два выстрела, и Семен, и Заимов едва не сорвались от неожиданности с уступа.

Когда они, наконец, поняли, что целы, оглянулись назад, увидели лишь спину итальянца, поднимающегося вверх и вскоре исчезнувшего за вершиной холма.

Семен и Заимов, молча, словно завороженные, смотрели ему вслед, затем взглянули друг на друга и, будто сговорившись, опустились на землю.

– А чего это он не развязал нам руки? – сказал через некоторое время Семен, пытаясь ослабить веревку за спиной.

– Вот и я думаю, – отозвался Заимов. – Мог бы и руки развязать и покормить хотя бы!

– Не – е, – помотал головой Семен, – Мне бы попить. Я бы ведро воды выпил!

– Это с непривычки, – заявил Заимов. – Трухнул, небось?

– С чего это я трухнул? – сказал обиженно Семен. – Я еще пацаном к колчаковцам в плен попал. Так они меня пять раз под расстрел водили, чтобы тайны узнать, так не поверишь, я уж с третьего раза больше психа давил, что сна лишали. Ты случайно не у Колчака был?

– Нет, – помотал головой Заимов. – Я у Деникина служил.

– Ах, да, – согласился Семен. – Ты же в Турцию попал! Как же я не догадался, что ты не мог у Колчака быть.

Они прошли немного вверх, нашли скалистое место на тропе, Семен, не спеша, под подсказки Заимова начал перетирать верёвку об острые камни.

– Слушай, а зачем ты это в русские записался? – спросил между делом Семен. – Мог бы смолчать, глядишь и выжил бы. А тут под распыл!

– А я это, чтобы тебе, Михалыч, не скучно было, – ответил Заимов. – Ну, а если честно, обидно мне стало, что тебя сейчас расстреляют, а мне еще для этого помучиться придется!

– Надо же, – проворчал Семен. – Мучиться, видишь ли, ему не захотелось! А я сейчас жрать хочу, просто невмоготу!

– Это хорошо, – сказал вдруг просто Заимов. – Вот бы сейчас забрести в какой – нибудь ресторан и отобедать там! Только, чур, расплачиваться будешь ты, Михалыч!

И они тихо рассмеялись. Едва подступили сумерки, они поднялись на холм и ушли в сторону своего отряда.

5.

С той поры сильно сдружились Семен и Заимов. Со стороны поглядеть, вроде совсем разные люди, а что – то сближало их. Особенно это было заметно, когда они уходили на задания в разных группах, и как только возвращалась одна из групп, так один из них не уходил отдыхать и непременно дожидался другого. Как – то сидели у костра. Взглянул Семен на искры от огня, улетающие в небо, и показалось ему это таким близким, словно не чужое оно, а родное. Запел тогда Семен песню, какую слышал еще в детстве от отца своего, кто – то красиво и в лад стал подпевать ему. Обернулся Семен, а это Заимов поет, душевно так, с сердцем. И так они спели эту песню, что не сдерживали слез своих сидевшие рядом земляки, а итальянцы потом одобрительно похлопали по плечам каждого из них. Что – что, а в музыке и пении они понимали толк.

Пришли однажды Семен и Заимов к Джузеппе, который всегда нещадно ругал своих боевых товарищей за то, что они не берегут себя, а сам себя никогда не жалел и снова отлеживался после очередного ранения. В обществе все той же монашки, а может быть и не монашки даже.

– А – а, русские братья! – обрадовался посетителям Джузеппе, отодвинув немного в сторону, сидевшую уж слишком близко для духовных бесед свою святую особу. – Проходите! Проходите! Рассказывайте, что вы еще надумали натворить на моей многострадальной земле!?

– Нет, успокойся, Джузеппе! – ответил ему Семен. – Мы решили, что пока ты сам не скажешь, что нам делать, так мы будем вести себя очень даже тихо. А пришли мы к тебе вот по какому поводу. Мы тут с Александр Петровичем подумали, что негоже ему офицеру в моих подчиненных ходить и решили, что он должен быть командиром нашего взвода.

Джузеппе с удивлением приподнялся на своем ложе, взглянул на пришедших и как бы только потом, убедившись в серьезности этого заявления, спросил:

– А как же ты, Михалыч? Может, тебя назначить командиром другого взвода?

Что – то мне в этом не нравится.

– А что тебе может, не нравится, командир? – сказал Семен. – Главное, мы сами так решили. Петрович будет командиром, а я как бы комиссаром при нем.

Джузеппе от удивления даже присел.

– Как комиссаром? Это значит, ты будешь следить за порядком? Семен, но ты никогда не говорил, что служил в полиции!

Заимов и Семен дружно рассмеялись.

– Петрович, я не знаю, как разъяснить ему? – сказал Семен.

– Джузеппе, – обратился к тому Заимов. – Комиссар в современной армии при совдепах, это нечто вашего священника.

– Ну, тогда это другое дело! – вскричал Джузеппе. – Конечно, я согласен и даже очень рад, что наш друг Семен, наконец, будет просто духовным лицом!

– Беда с вами, итальянцами, – покачал головой Семен. – Джузеппе, комиссар в нашей армии, это не просто духовное лицо, как ты говоришь, призывающее бороться с нашим общим врагом – фашизмом, но всегда идущий впереди своих солдат, если надо первым погибает за правое дело!

– Это с вами русскими – беда, – промолвил в ответ Джузеппе, откинувшись на лежанку. – Что вы за народ такой, кем вас не назначай, так вам обязательно в самое пекло надо! И обязательно умирать! А ведь это невежи придумали, что самая почетная смерть для мужчины на войне или на женщине! На войне жертв и так хватает, а память женщины очень коротка. Жить надо, друзья, жить!