Русский Хэллоуин

ЛЕОН. Роман Андреич, вспомните Москву. Вы там тоже не умели торговаться. И чем это всё закончилось?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ты давай барана готовь!

БЕНЕДИКТ. Лёлек, прав. Сто. Или дальше продолжаем?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ладно, хрен с тобой. По рукам. Леон, будешь рефери.

ЛЕОН. Вообще-то, у меня баран.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Ну так выключи.

ЛЕОН. Роман Андреич, это камин, а не плита.

БЕНЕДИКТ. Да мы, Лёль, недолго. Правда, Ромыч? Хлоп, и нокаут.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Какой я тебе «Ромыч»?

БЕНЕДИКТ. Sorry, Роман Андреич. Это я по московской привычке.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Что-то я не помню у тебя такой привычки. Ладно, а «долго – недолго» – это мы еще посмотрим.

БЕНЕДИКТ. Только бабули вперед, Роман Андреич. А то из нокаута особо не возьмешь.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Вот ты наглый, как сто фунтов.

Олигарх подходит к одной из висящих на стене картин. Это «Черный квадрат» Малевича в китчевой золотой раме с переплетенными дубовыми листьями. Роман Андреевич отодвигает холст в сторону. За холстом обнаруживается сейф. Олигарх набирает на дверце код, в этот момент Леон и Бенедикт синхронно приподнимаются на цыпочках и, словно гуси, вытягивают шеи.

ЛЕОН (Бенедикту). Там у него оффшоры. Бермудские.

БЕНЕДИКТ (подмигивая Леону). Это где всё пропадает?

ЛЕОН. Ага, как в толчке. (Смеются.)

Роман Андреевич, не реагируя на смех, открывает сейф, достает толстую пачку денег, слюнявя пальцы, отсчитывает купюры. Кладет пачку на место, захлопывает сейф, придвигает картину и разворачивается к слугам. Те моментально опускаются на ступни и возвращают головы на места.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Посмотрим еще на нокаут. Держи. (Протягивает деньги Бенедикту.)

БЕНЕДИКТ (пересчитывает). Здесь семьдесят.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Дай сюда. (Забирает купюры.) Нет. Ровно сто.

БЕНЕДИКТ. Теперь я. (Настойчиво вытягивает деньги из рук олигарха.) Семьдесят.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. А я говорю – сотня.

ЛЕОН. Может, я попробую? (Берет фунты у Бенедикта.) Сотка, вроде. (Еще раз мусолит бумажки.) Точно сотка.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ (отбирает деньги у Леона; прикладывает руку, в которой держит купюры, кренделем к поясу). Я же говорил, а ты не веришь. Что я тебя обманывать, что ли, буду?

БЕНЕДИКТ. Ну-ка.

Бенедикт нежно прихватывает олигарха за руку, распрямляет его цепкие пальцы, вынимает купюры, каждую показывает Роману Андреевичу и Леону, медленно опускает деньги в карман фартука и членораздельно говорит: «Семь-де-сят». Долго смотрит на Романа Андреевича, подходит к нему вплотную, вытаскивает у того из-за спины спрятанную за пояс банкноту, затем хлопает ладонями по складкам килта. Из килта выпадает еще две купюры.

БЕНЕДИКТ (нагибается, подбирает банкноты). Шотландское чудо? Второе после Лох-Несса?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ (недовольно бурчит). Никакого пиетета.

БЕНЕДИКТ (убирает деньги в карман фартука). Ну чё, поехали?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Лёлек! Леон! Перчатки!

ЛЕОН. Но у меня баран сгорит!

БЕНЕДИКТ (сквозь зубы). Мы быстро, Лёль.

ЛЕОН. Ну, как знаете. Сгорит – я не отвечаю. (Бенедикту.) И не называй меня бабским именем.

БЕНЕДИКТ. А не надо кухарить.

ЛЕОН. Сам, между прочим, в фартуке.

БЕНЕДИКТ. Ладно, кулинар, не дуйся. Поехали.

ЛЕОН. Три, как у любителей? Или двенашка?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. «Двенашка» плохо звучит. Не те ассоциации навевает.

БЕНЕДИКТ. Тут и одного раунда хватит.

Бенедикт с Леоном двигают мебель в разные стороны, расчищая пространство для импровизированного ринга. Затем Леон снимает перчатки со стены и раздает спаррингующимся. Роман Андреевич и Бенедикт расходятся в противоположные углы. Леон идет за Романом Андреевичем, надевает ему перчатки, после направляется к Бенедикту, помогает ему.

ЛЕОН (Бенедикту). Ты его не сильно там. Он нам всё-таки зарплату платит.

БЕНЕДИКТ. Угу, постараюсь. Вот придурок. В Москве ему не сиделось.

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Я всё слышу!

Роман Андреевич приседает, подпрыгивает, пыхтит. Бенедикт водит шеей и плечами.

ЛЕОН. Традиционно, Роман Андреич?! С разминочкой?

РОМАН АНДРЕЕВИЧ. Да! Со словесными баталиями!

ЛЕОН. Поехали тогда! Бьемся в дёсны!

РОМАН АНДРЕЕВИЧ (не двигаясь, кричит Бенедикту). Я тебя на шотландские гетры порву!

БЕНЕДИКТ (из своего угла, с воинственным рыком). В Москве надо было рвать! Щас-то чё раззявились?!