– А еще ты, по-видимому, хреново понимаешь сарказм, – едва не зарычала я, с удовольствием пиная попавшийся на пути камушек и вымещая на нем своё недовольство. Камушек прилетел прямо в металлическую уличную мусорницу, спровоцировав грохот, разлетевшийся по пустынному пешеходному проспекту. Я с нехорошим удовольствием улыбнулась и продолжила: – Крот, просто найди мужчину-венгра, которому сейчас примерно от сорока до шестидесяти лет и который служил во внутренних войсках Венгрии. Участвовал в военных конфликтах и боевых действиях, происходивших на лет двадцать тому назад восточных территориях. Последнее десятилетие провел в нашей стране, только непонятно в каком статусе.
– Ты понимаешь, что это очень слабое описание? По таким параметрам можно искать человека очень долго. Сведения о военнослужащих во всех странах относятся к категории засекреченных. И даже, если мне удастся до них добраться, я не говорю по-венгерски.
– То есть, ты оцениваешь шансы на поиск как «бесперспективные»? – я остановилась посреди улицы и, закрыв глаза, устало запрокинув голову назад. Нестерпимо хотелось спать, мозг от переизбытка информации бунтовал и отказывался работать, а мышцы ломило от злоупотребления собственными силами. За прошлую ночь я пыталась сжечь Магнуса раза четыре. А сколько еще раз швырялась в него различными предметами! Использовала все, что только попадало под руку – от старинных талмудов с непонятными каракулями до комода, который в приступе ярости пыталась поднять. Не подняла, он оказался приколочен к полу гвоздями толщиной с моё запястье. Уже когда я немного успокоилась, Магнус пояснил мне, что Юстас, решивший начать бизнес по купле-продаже старинных магических вещей, приобрел этот комод у какого-то араба. Араб изъяснялся в основном жестами, лицо своё скрывал и был рад избавиться от старой дряхлой мебели. В ту же ночь Магнус с Юстасом поняли почему – комод любил плясать канкан.
– Я оцениваю шансы на успешное завершение поиска, как «маловероятные», – заявил Крот.
– Он из богатой семьи, – вспомнила я. – И еще…у него есть татуировка на шее. Скат. Набит плохо и синими чернилами.
– Эмм, Фима, – замялся Крот.
Но я не дала ему договорить:
– Я все знаю. Давай под мою ответственность, ладно? И никому не говори.
– Не нравится мне все это, – услышала я, уже собираясь отключиться.
– Мне тоже, – честно ответила я и сбросила вызов, хотя в последний момент мне показалось, что слова Крота адресовались не мне. А, следовательно, вероятность того, что мне удастся скрыть поиски Хасана от Сашки равны…ну, не знаю, какая там температура сейчас на Северном полюсе?
Я сунула трубку в карман, распахнула глаза и уже собралась, источая привычное презрение к окружающему миру, отправиться дальше, как в конце улицы увидела небольшой торговый павильончик. Сооруженный из стекла и пластика, он радовал глаз не столько своим достаточно однообразным видом, сколько табличкой на стеклянном окошке с надписью «Открыто». И что самое главное – там наливали кофе.
Ощутив небывалый для столь раннего утра, а также очень злой и уставшей меня душевный подъем, я поторопилась стать первой посетительницей в этом заведении.
Едва я переступила порог, как над головой звякнул колокольчик, а из-под прилавка высунулась взъерошенная голова какого-то мальчишки, которому на вид было не больше пятнадцати.
– Эм, привет, – поздоровалась я и только хотела спросить, где продавец или какой-нибудь другой персонал, который мог бы меня обслужить, как парнишка выпрямился во весь свой немалый рост, и я увидела на нем фирменный фартук. – Ты здесь работаешь?
– А что, непохоже? – хмыкнул мальчишка и начал разбирать упаковки с картонными стаканчиками.
– Не очень, если только это не какая-нибудь школьная практика, – я приблизила к стойке и аккуратно осмотрелась. Кое-что показалось мне странным, когда я вошла. – Почему ты здесь, а не в школе?
– Школы в такое время не работают, – со снисхождением ответил парень, кивнув на настенные часы в форме кофейного зерна. – Половина шестого утра.
– Тогда почему ты не дома, как все нормальные подростки? – продолжала допытываться я, наблюдая за движениями парня, который в этот момент как раз направился заправлять кофе-машину. Он работал быстро, уверенно и так, как будто делал это миллион раз.
– Семейный бизнес, – ответил парнишка, окидывая взглядом помещение. Собственно, оно было маленьким, кроме небольшой барной стойки, внутри поместилось лишь три четырехместных столика и вешалка для верхней одежды посетителей. Но расположение было удачным и благодаря прозрачным стеклянным стенкам открывался красивый вид. С одной стороны – на проспект, куда каждую ночь стягивалась молодежь, привлеченная яркими неоновыми огнями местных злачных заведений. А с другой – на набережную, залив и бывший царский дворец, который ныне был заполнен различными госучреждениями. – Это кафе – наш единственный источник дохода.
– Большая семья? – спросила я, как бы между прочим и одновременно изучая меню, выведенное мелом на грифельной доске, что была подвешена над баром.
– Много детей, один родитель, – сжато перечислил парнишка, стоя ко мне спиной и роясь в стенном шкафчике. Чем он там занимался – мне было не видно, обзор перегородила его широкая спина.
Я внимательно присмотрелась к фигуре мальчишки, пройдясь взглядом сверху вниз. Лицо с ярко-выраженными детскими чертами, которые еще не успела подкорректировать суровая взрослая жизнь, диссонировало с уже сформировавшимся взрослым телом. Со спины его можно было принять за мужчину, но никак не за мальчишку – по сути, еще ребенка. Широкие плечи, длинные ноги, мощная стать.
– Ты спортсмен? – спросила я невпопад, как раз в тот момент, когда меня начали просвещать на тему, чем экспрессо отличает от американо.
– Что? – оглянулся парень на меня через плечо.
– Просто интересно, каким видом спорта ты занимаешь? – улыбнулась я, стараясь выглядеть мило и безобидно.
– Никаким, – хмуро ответил парнишка, не оценив мою жизнерадостность. – На это нет времени. Если я не в школе, то помогаю здесь или сижу с младшими братом и сестрой.
– Да, трудно, наверное, – растерянно пробормотала я, делая глоток из поставленного передо мной высокого пластикового стакана.
– Тебе-то уж точно не понять, – вдруг с ненавистью произнес парень, посмотрев в мои глаза прямым и таким злым взглядом, что я невольно отшатнулась.
И вместе со мной пошатнулся весь мир, что по ощущениям напомнило мне стычку с Русланом. Когда младший братишка Седого соревновался со мной в силе, стремясь продемонстрировать собственное могущество и превосходство. На самом деле, я и до него знала, что в мире полно людей, которые лучше, сильнее и круче меня.
Это было почти, как тогда, словно кто-то медленно выкачивает из тебя весь воздух. Почти, но все же не так. В этот раз вместе с удушьем появилось ощущение медленного возгорания. А потом я подняла взгляд, увидела свое отображение в стеклянной стене и поняла, что действительно горю.
– Счастливой дороги в ад, тварь, – пожелали мне и толкнули в спину.
Не владея своим телом и более того, не владея собственной силой, я полетела прямиком в стеклянную стену. Послышался оглушительный треск и звон разлетающихся осколков и через секунду я рухнула прямиком в их острые объятия.
Каким-то отдаленным участком сознания отслеживая происходящее, я перевернулась на спину. И, безвольно раскинув руки и ноги, уставилась в ослепительно голубое и необычайно чистое небо, погрузившись в оглушительный ступор, который показался мне знакомым и даже в каком-то смысле приятным. А кожа моя, тем временем, продолжала гореть. Но страха не было. На самом деле, не было ничего – ни мыслей, ни эмоций, ни желания остановить огонь, чтобы выжить. Мозг окутал белый шум. А сама я словно погружалась в длинный темный колодец, где реальность сужалась до одной единственной маленькой точки.
А потом пришла боль. И я закричала. Закричала так, как никогда в жизни не кричала, срывая голосовые связки, вопя до хрипоты. Но это не помогало. Крик не спасал от боли. Я кричала, и кричала, и кричала.
Вдруг из тьмы вынырнуло лицо Магнуса. Оно было смешным, каким-то перекошенным. Словно подправленным карикатурщиком. Следом рядом с лицом Магнуса проступила Сашкина физиономия. Она показалась мне слишком бледной, даже рядом с Магнусом, что с учетом смертельной тусклости последнего уже было поводом для тревоги. Мне захотелось рассмеяться и в этот момент я поняла, что боли уже нет. Зато есть такое сильное жжение внутри груди, словно там только что пылал костер. Я вспомнила свое горящее отражение в стекле. Закашлялась. И села.
– С возвращением, – устало поприветствовал меня бестелесный голос.
– Откуда? – хотела спросить я, но вместо этого из горла вырвался лишь хрип.
– Не пытайся разговаривать, по крайней мере, ближайшие пару часов. Ты сорвала голос. У тебя, конечно, регенерация быстрая, но даже тебе понадобится время, чтобы снова иметь возможность раздражать окружающих своим сарказмом и насмешками.
А потом я поняла, что у голоса все-таки есть носитель.
И это никто иной, как…
– Да твою же мать! – попыталась закричать я, но вышло лишь хриплое стенание. И без сил повалилась обратно.
– И я рад тебя видеть, Серафима, – благодушно улыбнулся непривычно чисто выбритый Хасан. – Наверное, стоит увеличить дозу лекарства.
И он потянулся к стоящей рядом капельнице. Только в этот момент я заметила тонкую иглу, воткнутую в мою правую руку. От неё отходила длинная прозрачная трубка с мутноватой жидкостью, поступающей прямо в вену.
– Не дергайся, – посоветовал Хасан, – все равно ничего не получится. Здесь большая доза снотворного. Оно тебе, кстати, должно быть хорошо знакомо. Один наш общий знакомый любил его использовать.
Я тяжело закашлялась.
– Тихо, тихо, – прошептал Хасан, кладя свою широкую ладонь на мой лоб. – Все будет хорошо.
Глава 38
Когда я раскрыла глаза в следующий раз он по-прежнему был рядом. Сидел в придвинутом к моей постели кресле и мирно читал. В очках, без бороды, с заметно отросшими и аккуратно зачесанными назад волосами, в простом тонком свитере и белых брюках. И заметно похудевший. Он походил на доброго дядюшку из детской сказки. И от этого становилось еще более жутко, чем от осознания того, что несостоявшийся покойничек решил заявиться ко мне вот так. Открыто. И как раз в тот момент, когда я вдруг воспылала желанием узнать о нём побольше.
– О, боги, надеюсь, это просто галлюцинации от удара головой, – обратилась я к высшим силам, с трудом разлепив рот. Внутри все пересохло так, как будто я пешком из Африки притопала. Но вернувшийся голос, пусть и в весьма охрипшем состоянии, радовал не на шутку. Всё-такие безмолвие – это не моё.
– Ну, головой ты действительно ударилась, – Хасан снял очки и отложил их в сторону вместе с книгой. Я обратила внимание на обложку. Это был какой-то бульварный детектив в мягкой красочной обложке. – Когда падала.