Демон в полдень

– В этом ты права, – кивнула незнакомка, взяла со стола очки в тонкой золотой оправе и, надев их, сразу стала похожа на учительницу младших классов. Очень красивую и очень строгую. – Давай представимся друг другу. Меня зовут Илая, я – верховная хранительница Дома Света.

– Верховная? Это вроде, как главная? – уточнила я, ухватившись за новую информацию. – То есть, имеются еще и не главные?

– В Доме постоянно присутствуют тринадцать хранительниц, включая верховную. Все вместе мы образуем круг силы. Как только одна из хранительниц выбывает, на её место встает другая. Новую хранительницу находит сам Дом. Он посылает зов достойной, и она приходит к нам. С момента обретения статуса хранительницы и вступления в круг ни одна из нас не может более покидать Дом. Весь наш мир сосредоточен здесь. Наша задача – следить за Домом и его обитателями, подпитывать его нашими силами.

– Как-то не очень весело, – от рассказа Илии мне стало грустно. Молодые красивые женщины, запертые внутри четырех стен потому что… Ну, просто потому что кто-то более могущественный так решил.

– Мы – служители, – грустно улыбнулась женщина, очевидно поняв мои мысли. – Наша жизнь строится на отречении от личных потребностей во благо высшей цели.

– И что это за высшая цель?

– Вернуться домой, – отведя взгляд, сдержанно ответила Илая.

– Домой – понятие растяжимое, – отметила я, наблюдая за женщиной.

– Что дом значит для тебя? – спросила вдруг она.

Я закусила губу, размышляя, а после искренне ответила:

– Для меня дом – это там, где ждут. Но…бывает так, что уже никто и нигде не ждет.

– И что тогда? – с нетерпением спросила Илая, сжимая пальцы до отчетливого хруста в суставах.

– Тогда дом – это там, где ты сам, – закончила я свою мысль.

– Если бы все было так просто, – с каким-то внутренним надрывом проговорила Илая, судорожно выдохнув. Я успела заметить, как она невзначай дотронулась до черного символа, вытатуированого на её запястье. Роза ветров, заключенная в круг спиралевидной линией. Неправильная Роза ветров, словно намеренной невзначай измененная. И опять в душе колыхнулось неприятное ощущение от взгляда на этот символ. Что-то было с ним не так, что-то неправильное, но что именно?

– Ты так и не назвала своё имя, – вежливо напомнила женщина, прекратив вздыхать и убрав из глаз горестное выражение, запрятав поглубже свои истинные эмоции.

– Серафима, – кашлянув в кулачок, представилась я. – Для друзей просто Фима.

И вот впервые мое имя вызвало сногсшибательный эффект. То есть, женщина резко вскочила, отчего кресло старинное деревянное кресло с резной овальной спинкой покачнулось и опрокинулось назад. А сама Илая слабо пошатнулась и, скорее всего, удержалась на ногах только потому, что успела опереться обеими руками в столешницу, едва не рухнув на неё.

Моё тело среагировало быстрее, чем мозг – я подбежала в Илае и подхватила её под руки, не дав сползли на пол, в направлении которого она уже начала движение.

– Эй, ты чего? – растерянно спросила я, неосознанно перейдя на «ты». Но мне не ответили. Судя по полуприкрытым векам из-под которых были видны только белки, дама упала в обморок. Легонько встряхнув её, я встала в более устойчивое положение и попыталась поднять худосочное тело. Которое на поверку оказалось не таким легким, каким казалось со стороны. Илая была весьма тяжелой, значительно тяжелее, чем я ожидала. Быстро просчитав ситуацию, я опустила болтающееся на моих согнутых руках бесчувственное тело и волоком потащила к притаившемуся позади нас диванчику.

Диванчик был под стать всей остальной меблировке – старинный, деревянный и всем своим видом навевающий мысли о неудобстве. Словно автор намеренно создал его таким, чтобы рискнувшему отдохнуть человеку было предельно неуютно.

Пока я тащила Илаю к дивану, стараясь нанести её телу как можно меньше вреда, мозг усиленно соображал, что делать. Дышала женщина тяжело. Красивые чуть припухлые и четко очерченные губы приоткрылись. Периодически изо рта вырывались болезненные стоны. Лицо красотки и до обморока не отличалось разнообразием красок. Теперь же оно стало и вовсе словно нарисованным белым мелом на асфальте.

Женщине несомненно было плохо, но вот, что со всем этим было делать, я не знала. Похлестать Илаю по щекам? Облить водой? Но где в таком случае взять воды, ведь в этом подземелье не было ничего, что имело бы свойство проливаться. Позвать на помощь? Но как и кого? Ведь за все время своего пребывания здесь, кроме Илаи я не видела других людей. Дети, резвящиеся на полянке, не в счет.

И только я уже решила пробежаться по лабиринтам этого Дома Света в попытке найти хоть кого-нибудь, как Илая зашевелилась. Веки приоткрылись, явив мутный взгляд и покрасневшие белки глаз. И едва глаза сфокусировались на мне, как зрачки тут же расширились.

– Все нормально? – спросила я как можно спокойнее, потому что реакции женщины мне не нравились все больше и больше.

– Да, – слабо прошептала она и поморщилась, предприняв попытку отодвинуться от меня подальше. Но подальше не получилось, да и вообще никак не получилось, кроме того, что она едва не рухнула на пол. Вот её так и тянуло поваляться, да пособирать на себя всю местную грязь!

– Плохо в это верится, – заметила я. И, не взирая на брошенный в мою сторону испуганно-растерянный взгляд, приблизилась, чтобы помогла женщине сесть. Она отчетливо вздрогнула от моего прикосновения, но спорить и сопротивляться не стала.

Едва Илая села, я примостилась рядом, сложила руки на коленях и от незнания, как вести себя дальше стала рассматривать ближайшие к нам фотографии, развешенные на стене. С того места, где я сидела до этого, их было плохо видно из-за особенности освещения. А потому, оказавшись рядом, я не преминула воспользоваться моментом и изучить все как следует.

Вот черно-белая фотография двух женщин и мужчины на фоне деревянной избы. Одна из женщин сидит, а другая стоит рядом. Обе одеты в простые строгие платья прямого покроя с длинными рукавами и ажурными воротничками-стойкой. На мужчине костюм, поверх которого небрежно наброшено короткое пальто.

Рядом большое кругло фото женщины, сидящей в кресле. Из-под длинного подола виднеются маленькие туфельки на небольшом квадратном каблучке. Позади неё окно с присобранными в углу тяжелыми гардинами, чуть наискосок стоит небольшой столик, где лежат как будто только что собранные полевые цветы.

Следом было вывешено изображение молодых женщин, сидящих на полянке в красивых нарядных платьях. В хрупких белоснежных ручках зажаты веера, а на аккуратно причесанных головках красуются изящные шляпки, украшенные лентами и цветами. Компания в количестве пяти человек задорно улыбается в камеру и, судя по общему радостному настроению, которое так и лилось с фото, женщины находились то ли на прогулке, то ли на пикнике.

Чуть поодаль стену украшала прямоугольная фотокарточка милого ребенка в коротких брючках, светлой рубашке и сандалиях. На голове мальчика бурно вихрится копна волос. Рядышком примостился кот. Мохнатый, большой и хорошо откормленный, о чем свидетельствовало не только наглое выражение умной морды, но и объемная филейная часть. Парочка сидит на краю невысокой кирпичной стены и весело глядит друг на друга.

Переведя взгляд на следующий снимок, я замерла. Опять стремительно накатила тревога, в последние дни ставшая моей постоянной спутницей.

Поднявшись, я подошла ближе, чтобы рассмотреть привлекший моё внимание снимок. Небольшой, прямоугольный, более новый, чем все остальные, но все же обладающий блеклостью красок и резкой контрастностью тонов.

– Кто это? – сипло спросила я, ткнув пальцем в фотографию, на которой были запечатлены две девочки, стоящие лицом друг к другу и держащиеся за руки. Длинные черные волосы подвязаны сзади белыми бантами. Стройные фигурки затянуты в черные платье с белыми вставками на широких рукавах, застегивающихся на манжеты. Ножки обуты в белые туфли с поперечными застежками и на едва заметных каблучках. Смотрели девчушки строго, немного исподлобья и с затаенной грустью. Такой, что проникала в сердце и защемляла болью.

– Девочки? – переспросила не своим голосом Илая и закашлялась. Но я даже не обернулась на женщину, а продолжила изучать снимок. У одной из девочек, та, что стояла справа, на руку был надет браслет. Достаточно простой, без каких-либо излишеств, но приметный. Через каждые три скрепленных между собой звена цепочки был вставлен металлический шарик. И так по кругу. На фото этого не было видно, но я знала, что внутри каждого металлического шарика находилась черная бусинка. И при движении браслет издавал негромкое позвякивание. И знала я этого потому, что уже видела его.

– Да, – когда Илая приблизилась ко мне со спины, я сделала шаг в сторону, чтобы она могла стать рядом. Но женщина этого не сделала, а продолжила стоять позади. Я плечом чувствовала её дыхание, которое было слишком неравномерным для спокойного человека. – Они сестры?

– Ритана и Радомира, – произнесла Илая на выдохе, отчего у меня волосы на затылке зашевелились. – Да, они были сестрами.

– Были? – я почувствовала подвох.

– Нам лучше присесть, – настоятельно предложила Илая, – история эта не из коротких. А ты, как я поняла, очень ими заинтересовалась.

Она отошла и только тогда я развернулась.

– Да, хотелось бы узнать о них подробнее.

Илая с видом непорочной благовоспитанности присела на краешек дивана, аккуратно подобрав под себя ноги. Я последовала её примеру, правда умостилась не на краешек, а полностью. С таким видом, будто диван мой и мне он безмерно рад, а значит скромничать не стоит. И даже решила пойти дальше, двумя ловкими движениями сбросила обувь, забравшись с ногами.

На мою наглость Илая никак не отреагировала, но сама стала выглядеть чуть расслабленнее, очевидно предполагая, что от человека, сидящего перед тобой с голыми пятками подвоха ждать не стоит. Я вознесла себе мысленную похвалу и всем своим видом дала понять, что готова слушать.

– Много лет тому назад, – Илая провела руками по своим коленям, разглаживая складки платья, – к нам попали две девочки. Две сестры.

– К нам?

– В Дом Света, – кивнула Илая. – Я тогда едва только стала младшей хранительницей. Младшими называют тех, кто последними вступили в круг и замкнули его. Мне едва-едва исполнилось шестнадцать, когда я услышала зов Дома. Долгое время мне казалось, что я просто схожу с ума. И поэтому боялась признаться близким. Но однажды ночью я не выдержала, и поддалась призыву. Никому ничего не сказав, я просто вышла из дома…и больше не вернулась. Как я узнала позже, меня долго искали. Но не нашли никаких следов. Вскоре отец начал сильно пить и умер через два года. А мама…мама дожила до глубокой старости и умерла в полном одиночестве.

– Грустная история, – искренне шмыгнула я носом.

– Да, – улыбнулась женщина, грустно и при это глубоко смиренно. – За все в этой жизни надо платить. К сожалению, за меня заплатили родители. Вступая в круг, я не думала о них. Я ни о ком и не о чем не думала, а только о своем долге как хранительницы. Но на самом деле, история моя не самая печальная. Раде и Рите пришлось намного труднее.

Глава 44

Хранительница помолчала немного, словно размышляя с чего лучше начать, а потом заговорила: