– Ты зачем обижаешь ба-а-а-бушку? – с издёвкой проговорил мужчина странно-тонким,
вкрадчивым голосом, растянув губы в подчёркнуто-наглой улыбке.
– Ты ошибаешься, – сухо ответила Айви, слегка насторожившись: беседа не предвещала ничего
хорошего. – Я только смазала ей руку.
– Зачем, дорогуша? Мне нужны эти болячки! – тип приблизился и понизил голос почти до
шёпота, – Иначе, она ничего не заработает! – он снова растянул губы в улыбке, пытаясь изобразить
заботу и доброжелательность, отчего его лицо приобрело совершенно идиотское выражение. Потом
неожиданно изменив голос, прошипел: – Иди отсюда, детка! – и снова, как ни в чём не бывало,
громко и тонко затянул: – Нехорошо-о-о обижать стариков! Смотри, как кричит бабу-у-у-ля! – он
повернулся к старухе, которая, упав в пыль, так и лежала, прикрывая голову руками и тихо
поскуливая. Брезгливо сморщившись и вновь изменив голос, он угрожающе процедил сквозь зубы: -
Вставай, мать, давай работать! – и слегка замахнулся на неё обрывком верёвки.
Айви шагнула ему наперерез и схватила за руку.
– Не смей!
– Что-о-о?! – прорычал он, – Ты хочешь встать на пути у Хашота? У меня тяжёлая рука!
– И поэтому ты поднимаешь её на стариков? – пошла в наступление Айви, удивившись
собственной смелости. Имя этого «хозяина рынка» она слышала много раз, но никогда ещё не
встречалась с ним лицом к лицу, да и знала, что такая встреча не сулит ничего доброго. Но сейчас
она не боялась. Какая-то новая, воинственная сила пробудилась в ней и теперь светилась в глазах и
звенела в голосе.
Хашот выдернул руку и, на мгновение остановившись, метнул вокруг быстрый взгляд. У помоста
уже собралась плотная толпа. В глазах многих угадывался испуг, но некоторые посматривали на
Хашота насмешливо. Айви молча отвернулась и пошла прочь: она не хотела продолжать перепалку,
да и чувствовала, что толку от этого не будет. Хашот пригнул голову, как взбесившийся бык, и
посмотрел ей вслед налитыми кровью глазами.
– Эй, дрянь, иди сюда! – он рванулся за ней и, резко дёрнув за плечо, развернул к себе.
Костяная коробочка выпала и покатилась по земле. Старуха потянулась к ней и, схватив
дрожащими пальцами, быстро спрятала в лохмотьях. Но Хашот не заметил этого. Он вдруг
безобразно выпучил глаза и, словно обжёгшись, отдёрнул руку. На его губах мелькнула нервно-
испуганная ухмылка, он попятился, а потом, растопырив конечности, будто пытаясь поймать кого-то,
ткнул в Айви пальцем и диким голосом заорал:
– Глянь! Гы-а-а! – нечленораздельные звуки разнеслись далеко по площади.
Люди в испуге отпрянули.
– Цепь! – сумел ещё выдохнуть Хашот, прежде чем его словарный запас на такие случаи
полностью иссяк.
Толпа заволновалась. Несколько человек, сразу смекнув, что так орать Хашот зря не станет,
решительно шагнули вперёд.
– Что ты о себе возомнила, девушка? Где твоя цепь? – выкрикнул один из них, окинув Айви
колючим взглядом.
Айви молчала. Ей вдруг стало жалко этих людей. Она хотела что-то сказать, но подходящие слова
не приходили в голову. Но тут толпа разорвалась – и несколько стражников, грозно подняв топорики,
быстро окружили её плотным кольцом.
***
Айви сидела на куче прелой соломы, обхватив руками колени, и думала о Великом Царе. Небо в
узком окошке под потолком начинало темнеть, а дневные звуки, обильным и монотонным потоком
льющиеся с улицы, иссякая, уступали место вечерней тишине.
Громкий лязг замка вывел её из задумчивости. Она повернула голову и увидела, как низкая
тяжёлая дверь, скрипнув, медленно поползла в сторону, и в образовавшийся проём, согнувшись
почти пополам, вошёл человек. Выпрямившись, он оглянулся – и кто-то невидимый тут же снова
закрыл за ним дверь.