– Красивый мужик, – заметила Инга, щуря глаза на шефа.
– Да, ничего, – произнес Олег, и, неспеша встав, направился к столику у окна. Шеф сидел один, любуясь Тверской. Курил. Перед ним стояли бутылка «Шато-лафит», голубой бокал, наполненный до краев, и пепельница с окурком.
– Я объявляю тебе войну, – промолвил Олег, приблизившись.
Шеф скучающе поглядел на него и бросил:
– Ну и дебил.
– Это – все?
– Да, все.
– Тогда – сам дебил!
Тоскливый взгляд шефа опять скользнул по Олегу.
– Тебе, Олег, никакой войны со мною не выиграть.
– Почему?
– Потому что кроме тебя никто этого не хочет. Кэсси сама не знает, чего ей надо. Она – пугливая истеричка. Поорет и затихнет. А остальные знают, чего им надо. Они хотят, чтоб был тот, кого всегда и везде можно обвинить во всех неудачах. Если я упаду – кого проклинать? Друг друга? Тогда начнется смертоубийство. Самих себя? Начнется самокопание, и наружу вылезут черви размером с тираннозавров. Кроме того, все знают о том, что Кэсси сдала меня с потрохами. Стало быть – если я упаду, меня сочтут жертвой подлости и коварства со стороны того, кого все считают образцом благородства и милосердия. Кто ж из нас победит, а кто проиграет? Нет, нет, мой друг, не найдешь ты себе союзников для такой войны. А один не справишься.
– Ну, конечно! Не все так просто, как тебе кажется, – возразил Олег, усевшись напротив своего собеседника.
– А какие ты видишь сложности?
– Кэсси знает, чего ей хочется. И она с этого пути не свернет.
– Откуда ты знаешь?
– Мне ли ее не знать! У нас с ней – один диагноз.
– У нее нет никаких болезней, кроме астигматизма.
– Господин черт! Я жрал по утрам овсянку не один месяц и досконально знаю, на основании каких факторов ставят маниакально-депрессивный психоз.
Шеф задумчиво пригубил вино. Потом погасил окурок. Официант сменил пепельницу.
– И что?
– Если ты сумеешь убрать ее – ничего. Если нет – она уберет тебя.
– А ты мне ее поможешь убрать?
– А зачем мне это?
– А зачем хочешь.
Олег внимательно поглядел на шефа. Тот сделал еще глоток из бокала и продолжал:
– Она меня не обманывала. Она действительно была беззащитной, скромной, забитой. Когда глядишь на такую девушку, возникает чувство, что если ее избавить от этих качеств – гадкий утенок станет прекрасным лебедем. Я об эту иллюзию обжигался тысячу раз. Скромность уступает место развязности, беззащитность – припадочной агрессивности, а забитость – потребности унижать. И ничему больше. У Кэсси вдобавок ко всему этому обострился ее природный максимализм. Так ты полагаешь, это шизофрения?
– Маниакально-депрессивный психоз.
– Ого! Ну это уж вообще ни в одни ворота не лезет. Да ее нужно незамедлительно пристрелить, как бешеное животное, чтоб она перестала мучить себя, меня и других! Иначе другие поступят с ней куда жестче. Тот, кому она навязала необходимость фронтальной стычки со мною, взбешен ее дурацким демаршем еще сильнее, чем я.
– Как? Еще сильнее?
– Конечно! В миллион раз! Когда она явилась к нему с вагонами информации и призывом немедленно распылить меня на протоны и электроны, он попытался ее унять. Она от него сбежала. Он пустил за ней свору гончих. Она их передушила – я много лет учил ее живодерству. Он предложил мне объединиться против нее. Я не согласился. Точнее, не предложил, но если бы предложил, я бы отказался. У меня принцип: свои ошибки исправлять своими руками. Ты можешь как-нибудь притащить ее в Гнилой Яр?
– Зачем?
– Да затем, что я только там смогу ее ухандокать. Ведь я любил ее в миллиард раз больше, чем самого себя, во всех своих ипостасях. И научил тому, чего не умею. Так что она сильнее меня. А там…
– А там у тебя – триллион любовниц, каждая из которых имеет столь же великолепное образование? – перебил Олег.
– Нет, только одна.
– Она только там может находиться?
– Нет, она только там может убивать.
– А почему так?
– А потому, что там ее совесть спит крепким сном.
Осушив бокал, шеф остановил бежавшую мимо официантку.
– Можно заказать кофе?
– Конечно. Какой желаете?
– Черный.
– А мне, пожалуйста, водки, – сказал Олег, – триста грамм. И тоник.
Официантка кивнула и убежала. Проводив ее взглядом, шеф наполнил бокал. Олег поинтересовался:
– А ты запасся третьей любовницей на тот случай, если вторая выйдет из-под контроля?
– Конечно, нет! Только идиоты бабами запасаются. Это – скоропортящийся продукт.
– В холодке хранится сколько угодно.
Шеф огляделся по сторонам, как будто ища кого-то. Увидев его глаза под чуть-чуть другим углом света, Олег заметил, что блеск у них нездоровый. Как после дозы транквилизаторов. Но смотрели они тяжело и зорко, по-волчьи. Олегу вдруг захотелось встать и уйти, оставив и шефа, и одиноко пьющую Ингу, и все, что стало для него важным и интересным во второй половине его так нехорошо сложившейся жизни. Уйти, подняться на какой-нибудь мост – но не над рекою, над рельсами, и смотреть на рельсы. Смотреть, смотреть.
– Ну что, мы договорились? – напомнил о себе шеф, пригубив вино.