Серебряная лилия

Ухватившись за эту идею как за соломинку, сеньор Джулио отправляет к дому Джованны свадебных послов с богатыми дарами и предложением руки и сердца своего патрона.

Семья же самой Джованны не была так богата, и её отец, польстившись на столь выгодное предложение, согласился отдать свою дочь за умирающего банкира. Но с условием, что ровно половина всего состояния семьи Поллани, в итоге, после смерти сеньора Джулио, перейдёт к его дочери. На том и порешили.

Итак, заполучив в своё распоряжение самую красивую девицу Флоренции, сеньор Джулио в первую брачную ночь пытается овладеть своей молодой женой. Но, увы, терпит унизительное фиаско. Никакие возбуждающие средства, кои в огромном множестве преподносил ему личный лекарь, так и не смогли исправить его положение.

Но тут за дело берётся сама Джованна. Будучи девушкой не только красивой, но и необычайно умной, она придумывает, как поддержать своего богатого мужа.

Уподобившись Шахерезаде, она каждый вечер начинает рассказывать ему преинтереснейшие истории галантного и пикантного содержания. Главным героем всех этих историй был некий юноша Джельсомино, а сутью были их с Джованной любовные приключения. Каждая история содержала в себе какой-нибудь пикантный или интимный момент, а также интересную прелюдию или предысторию к нему.

Эти истории так завлекали старика, что он, лёжа целый день в постели, только и ждал вечера, чтобы услышать следующую.

День ото дня истории становились всё откровенней и горячей, да так, что даже видавший виды старый банкир приходил в смущение. Наконец, они стали оказывать на него такое воздействие, что к нему уже было начали возвращаться мужские силы. И он снова начинает делать попытки овладеть своей молодой женой.

И вот долгожданный день, а вернее, ночь его победы настала. Сеньор Джулио наслаждается прекрасным телом своей молодой жены, после чего, осушив напоследок бокал вина, сладко засыпает. Наутро он просыпается здоровым и полным сил, и даже как будто помолодевшим. И радуясь за своего супруга, Джованна решается открыть ему свой секрет.

Девушка на минуту удаляется на балкон, а её почтенный супруг, находясь в прекрасном расположении духа, остаётся её ждать. Скоро она возвращается, но не одна. Вместе с ней красивый молодой юноша, влезший на балкон по зарослям плюща. Это и был тот самый Джельсомино – герой всех её приключений.

«Так это всё правда?!» – с налитыми кровью глазами кричит банкир и вскакивает, чтобы наброситься на них. Но так и застывает, с вытянутыми вперёд скрюченными руками. Через секунду он мёртвым падает на постель.

Так прекрасная Джованна со своим другом Джельсомино становятся счастливыми обладателями половины состояния самого богатого банкира Флоренции.

На этом действие спектакля и завершилось.

Не успели актёры выйти на сцену для финального поклона, а зрительские ряды уже исходились в овациях. Крики «bravo» неслись отовсюду, сливаясь в единый многоголосый хор. В особом восторге, конечно же, пребывали девицы, кои просто визжали от удовольствия. Баронская чета с остальными вельможами также осталась вполне довольна. Даже для многих из них это был первый увиденный настоящий театральный спектакль. Он резко отличался от всех зрелищ, кои им приходилось видеть доселе.

Сразу же после спектакля, как только восторженная публика закончила с аплодисментами, празднество перешло к своей следующей фазе.

Все приглашённые гости вместе со своими свитами, а также все, кто до этого находился в саду, проследовали в банкетный зал.

Праздничная зала, увешанная пёстрыми флагами с гербами приглашённых сеньоров, давно ожидала своих гостей.

Во главе залы, на высоком ступенчатом возвышении, стоял массивный дубовый стол, укрытый белоснежной льняной скатертью, за которым должны были разместиться бароны и баронессы. Над местом каждого висел цветастый геральдический щит, с гербом и девизом своего владельца, и стоял стражник в ливрее таких же цветов, как и висящий над ним щит. Чуть ниже, на том же возвышении, находились два стола для простых шевалье, укрытых такой же льняной скатертью и так же увенчанные геральдическими щитами. Уже на самом полу, вдоль стен залы, стояли длинные столы, а вернее, просто положенные на козлы доски, для оруженосцев, фрейлин и воинов, не имеющих рыцарского достоинства. Скатертей на этих столах, равно как и геральдических знаков, помпезно вещающих о личности своего носителя, не было. На другом краю залы, из таких же положенных на козлы досок, находились столы для работников, прислужников, стражников, разного рода челядников и прочего люда. Скатертей на них также не было, а для сидения были простые длинные скамьи, как у оруженосцев и фрейлин.

На главном столе, где сидели одни бароны, сервировка стола была сплошь серебряной, блюда подавались строго порционно и на каждую персону был предусмотрен отдельный столовый прибор. На рыцарских столах было абсолютно так же. Для оруженосцев и фрейлин также была предусмотрена драгоценная посуда, правда, серебро здесь иногда заменялось мельхиором, да и столовый прибор уже приходилось делить с соседом. На последнем же столе вся посуда была глиняной, ложки – деревянными, а ножи – стальными. Но при всём этом не было никого, кто бы в этот вечер чувствовал себя обделённым.

Как и положено, начало торжественного банкета ознаменовалось протяжным пением труб в исполнении музыкантов, разместившихся в специальной ложе под потолком. Далее, им в обязанность вменялось отмечать трубным зовом каждую перемену блюд, а также играть в особых случаях по приказу сеньора. Затем последовала небольшая церемония, в течение которой барон де Жаврон под руку со своей почтенной супругой проследовал через всю залу к своему месту в центре главного стола, а все остальные, стоя по сторонам, приветствовали их низкими поклонами. За ними к своим местам, так же под руку с жёнами, прошли и остальные бароны.

Когда же все наконец-таки расселись по своим местам, юноши-мундшенки, взяв под руки лохани с водой, стали обходить ряды собравшихся, предлагая каждому перед трапезой сполоснуть руки.

Открывать банкет надлежало хозяину замка. Дождавшись, пока кравчие наполнят все кубки вином, барон произнёс несколько приветственных слов и осушил свой кубок. То же самое проделали и остальные. После чего, усевшись на своё тронное место, отдал приказ о первой перемене блюд.

«Первая перемена блюд!» – переполняясь важностью, объявил главный форшнайдер. «Первая перемена блюд!» – в унисон завторила целая череда кравчих. И сразу же из дверных проёмов потянулась череда мундшенков и мундхоков, несущих подносы со снедью.

Первую перемену блюд составляли, конечно же, лёгкие закуски, должные, прежде всего, раззадорить и разогреть аппетит. Закуски подавались как холодные, так и горячие. Из горячих закусок были: почки телячьи в сметанном соусе, печёнка куриная с шампиньонами в винном соусе, шампанские сосиски таком же в винном соусе, шампанские сосиски, запечённые в тесте и шампанские сосиски в яичнице. Холодные же закуски были представлены зелёным салатом и «сырной доской» из пяти сортов сыра. Кроме того, здесь же была подана мелко нарезанная морковь и рыба с овощами под чесночным соусом.

Во вторую перемену настал черёд супов. На выбор были поданы пять видов: овощной суп, рыбный суп, суп с сырными крутонами, суп-жюльен с грибами и суп куриный с сырной и винной заправкой.

Наконец, наступил черёд долгожданной третьей перемены, когда должны были быть поданы мясные блюда. И именно здесь сказывалось модное на тот момент подражание арабской кухне. Арабская кухня была представлена, конечно же, своими знаменитыми таджинами. Здесь был и таджин из баранины с грецкими орехами, и таджин из баранины с финиками, таджин с курицей, оливками и лимонами, овощной таджин с нутом и изюмом и таджин из белой фасоли с оливками. Вместо хлеба к таджинам подавался кускус – мелкие обкатанные шарики из манной крупы и пшеничной муки. Но, дабы полностью не уподобляться сарацинам, в качестве контраста, вместе с этими арабскими блюдами, была подана свинина тушёная в белом вине и свинина, запечённая с сидром и грушами. Но не смотря всякую дань моде, французский стол просто не мог обойтись без курицы в красном вине, бургундского гуляша и курицы, тушёной с грибами. В качестве гарнира к мясу подавались свежие овощи, варёная спаржа с хлебом и яйцом и тушёный горошек с зелёным салатом.

Пожалуй, эта перемена была самая сытная и долгая. Истинный триумф вкусовых удовольствий. Огромные куски разрезали и даже разрубали ножом, гарнир брали руками, а вместо вилок использовали указательный и средний пальцы. Обглоданные кости и недоеденные куски швыряли на пол, где их тут же подбирали собаки. Жирные руки вытирали о скатерти или же о ливреи и волосы слуг.

Наконец, разделавшись с бараниной, свининой, курятиной и приданными к ним овощами, публика пожелала иных удовольствий. И удовольствием этим, конечно же, должны были стать танцы.

Музыканты, доселе пировавшие за одним столом с челядниками и солдатами, взяли свои инструменты и разместились на специально отведённых для них лавках. Это был целый ансамбль, в котором играли на дудках, флейтах, свирелях, лютнях, ребеках, барабанах и прочем.

Сам танец, на который, как и водится, кавалеры приглашали своих дам, представлял собой скупой набор строго определённых па. Люди соприкасались друг с другом правыми ладонями, оставляя при этом левые руки свободными, и медленно, шаг за шагом, двигались кругом по часовой стрелке. Время от времени они сближались, соприкасаясь обеими ладонями, и плавно, с лёгким поклоном, расходились. Сходясь и расходясь, танцующие образовывали разные геометрические фигуры – ромбы, квадраты, треугольники. Кроме того, подобный неспешный танец предоставлял отличную возможность для общения, и особенно для кокетства и флирта.

Когда время танца подошло к концу, наступил черёд новой забавы, и забавой этой должны были стать медвежьи бои. Забавы, к которой не был равнодушен ни один дворянин.

Поднявшись со своего места, Клод де Жаврон велел музыкантам прекратить игру, а гостей попросил разойтись в стороны, освободив центр залы для предстоящей потехи. Барон ещё с утра предупредил смотрящего за зверинцем, что сегодня он непременно пожелает позабавиться с медведями. И к моменту окончания танцев, в цепях и намордниках, косолапые уже ждали своего часа.

Первым на «арену» вышел прислужник зверинца, вооружённый плетью и увесистой палкой. Будучи хромоногим калекой, он, переваливаясь с ноги на ногу, измерял – хватит ли в зале свободного места, а заодно учтиво просил публику подальше отойти от центра. За ним появился Бошан, баронский шут, одетый в цветастый костюм и такой же цветастый колпак. Весело прыгая на одной ноге, он дул в маленькую деревянную дудку, наигрывая простенькую мелодию и попеременно выкрикивая сочиненные им самим задиристые частушки. Всем своим видом напоминая глумящегося сатира, он забавлял публику, корча бесноватые рожи и задирая юбки девиц. В ответ его награждали пинками, плевками, забрасывали огрызками, костями и другими объедками. Один шевалье, дабы самому позабавить публику, даже спустил на него пса и с удовольствием наблюдал, как его огромный мастифф своими клыками кромсает незадачливого дурака, а тот неуклюже отбивается своей деревянной дудкой. И окажись Бошан каким-нибудь простым уличным паяцем, а не слугой светлейшего барона, его наверняка могли бы затравить насмерть. После того как искусанный шут в искромсанных шоссах и разорванной ливрее убрался восвояси, из коридоров, ведущих в залу, наконец-то послышалось хриплое медвежье рычание.

Это были взрослые, полные сил самцы, пойманные сразу же после рождения и выращенные в неволе специально для таких забав. На каждом из них был ошейник с цепью, которую крепко держал слуга, и специальный медвежий намордник. Также на ошейниках были прицеплены цветные флажки, дабы во время борьбы зритель мог отличить того медведя, на которого сделал ставку. Перед выходом каждого из них специально раздразнивали с помощью плети и палки, и лишь когда животное было вне себя от ярости, его выпускали в драку.

Всего для потехи выбрали четверых косолапых, дабы в финальном поединке могли сразиться победители предыдущих двух. Каждый поединок длился до тех пор, пока одно животное не загрызёт насмерть другое. Конечно, содержать медведя было удовольствием не из дешёвых, а тем более дорого было посылать питомца на убой, но именно такая расточительность могла подчеркнуть особую щедрость хозяина.

Перед выходом первой пары барон, хозяин медведей, призвал всех гостей делать ставки. Молодой паж с широким серебряным подносом стал обходить ряды собравшихся. Мужчины развязывали толстые кошельки, высыпая горсти звенящих монет, женщины снимали свои любимые кольца и цепочки, всё полнее и полнее наполняя серебряный поднос.

Накрутив на руки цепи, слуги стали стаскивать животных к центру залы, при этом всё больше растравливая их палками и плетями. Наконец, когда всё уже было готово, с них сняли намордники.

И сразу же два разъярённых бурых медведя вцепились друг другу в морды. Под восторженное оханье публики они рвались и метались, пока один из них не начал слабеть. Под конец поединка, уже мёртвую тушу одного поверженного зверя, оставляя мазанные кровавые следы, поволокли прочь. Так же прошёл поединок и второй пары. На третий, финальный, поединок, который все ожидали с огромным нетерпением, было сделано особенно много ставок. Сеньоры, не скупясь, снимали свои самые дорогие украшения. И как только два разъярённых и уже изрядно потрёпанных медведя вцепились друг в друга, публика снова замерла в восторженном ожидании. Когда же и один из них пал растерзанным, ликованию одних и лёгкому разочарованию других не было предела. По залу прокатилась целая волна негодующих оханий и заглушающих их восторженных оваций.

Не обошлось и без неприятностей.

Медведь, одержавший победу в финальном поединке, оказался на редкость силён и зол норовом. Как только он расправился со своим соперником, обратив его в бездыханную, залитую кровью тушу, он тут же набросился на чествовавших его зрителей. Причём сделал это так внезапно, что никто и опомниться не успел.

Залом мгновенно овладела паника. Женщины, задирая юбки, с визгом вскакивали на столы, мужчины либо следовали за ними, либо же, толкаясь и налетая друг на друга, пытались что-нибудь предпринять. Всем, кто успел вовремя опомниться, удалось отделаться либо царапиной, либо разодранной штаниной. Туго пришлось лишь одной из девиц, которую медведь искромсал, что называется, от души, и умершей спустя час от кровопотери, да четырнадцатилетнему пажу, которого зверь загрыз насмерть прямо на месте.

«Копьё, скорее дайте копьё!» – закричал слуга, доселе державший животное на цепи. «Копьё, копьё, скорее несите копьё!» – завторили ему остальные. В залу вбежали четверо караульных, с алебардами и двумя четырёхметровыми фламандскими копьями, и сразу же стали пытаться обуздать взбесившееся животное. Его кололи копьями, рубили алебардами, но зверь всё не унимался. Лишь когда схвативший копьё слуга вогнал его прямиком в пасть своему питомцу, медведь, испустив последний рык, пал мёртвым.

Когда всё закончилось, добрая половина залы оказалась залита густой кровяной лужей. Но настоящей неприятностью стал опрокинутый поднос с горой драгоценностей, которые, упав на пол, разлетелись в разные стороны и кои в полутьме не представлялось возможным собрать. На следующий день, едва рассвело, а почтенная публика отдыхала после ночного веселья, слуги, челядники и солдаты, словно ищейки, стали обшаривать углы залы в поисках драгоценной поживы.

Уже давно стемнело, и праздник продолжился при мерцающем свете факелов и свечей.

Вновь заиграли трубы, и наступил черёд четвёртой перемены, в ходе которой была подана дичь. Причём вся дичь, какой только могли похвастаться охотничьи угодья Жавронов. Здесь были: заяц в сметане с яблоками и заяц, жаренный в сухарях с каштановым пюре, оленина жаренная на вертеле с луком и чесноком, лань жареная на вертеле с зеленью и специями, кабан тушёный в винном соусе, куропатка жареная в сливах с изюмом и куропатка, жаренная на решётке с шампиньонами, фазан жареный с каштанами, а также дикие перепела, жаренные с грибами и дикие перепела с вишнями и сливами.

Для особых же гурманов, у которых в утробе ещё оставалось свободное место, наступила пора пятой перемены, в течение которой были поданы уж самые изысканные деликатесы. Таковыми были приготовленные самыми разнообразными способами журавли, выпи, дрофы, павлины, цапли и даже ежи с белками.

Но сытость всех была такова, что даже самую изысканную снедь оставляли нетронутой, или же, откушав небольшой кусок, почти целиком отдавали собакам. В течение последующих нескольких дней остатки с барского пира щедро раздавались бродячим монахам, нищим и калекам-попрошайкам.

Вновь пение труб и крики форшнайдеров известили об очередной перемене блюд, в течение которой была подана выпечка. А именно: яблочный пирог с карамелью, пирог со шпиком из пресного теста, пирог с овощами и сыром, и три вида запеканок- с вишнями, с яблоками и с абрикосами.

После того как было покончено с выпечкой, причём съедена она была лишь на треть, наступил черёд десертов. Это была седьмая, и последняя, перемена. Некоторые из пирующих, в особенности молодые люди, специально игнорировали сытные мясные деликатесы, чтобы оставить «место» именно для десертов. В особенности для бланманже из миндального молока.

Но совершенно особенное место на благородных пирах, конечно же, занимало вино. Каждый дворянин разбирался в винах не хуже старого сомелье, ибо почти каждый из них в отроческие годы прошёл службу виночерпием у своего патрона. В обязанности мальчиков-виночерпиев входило не только пополнять кубки пирующих, но и строго следить, чтобы поданный сорт вина соответствовал поданным блюдам. Так, к супам подавалось крепкое десертное вино вроде портвейна, хереса и марсалы, ко вторым мясным блюдам и птице – красное вино вроде каберне и бордо, к рыбным блюдам – белое вино типа алиготе или шардоне, к куропатке и дичи – красное фруктовое вино или красное вино пино-нуар.

Конечно, у каждого может быть свой любимый сорт вина, но во время трапезы, прежде всего, необходимо пить то вино, какое именно подходит к тому или иному блюду.