– Давайте не будем о плохом, ведь скоро Новый год, время чудес.
– И волшебный Сочельник на носу.
– Да-да. Рада, что нашла понимающую… нет, родственную душу в холодном большом пустом мегаполисе.
– Ну-у, не так уж всё грустно… – начал было я, однако она меня прервала:
– Да я не печалюсь: не имею привычки. Просто… странно.
– И мне. Очень.
– Может, отметим наше знакомство?
– С радостью! Называйте ресторан.
Она вздохнула.
– Не нравятся мне эти рассадники искусственного веселья.
Я считал иначе, однако сказал другое:
– Тогда куда? Нельзя же отмечать на остановке: боюсь, прохожие неправильно поймут.
– Это точно! – И она заливисто рассмеялась, так, что я заслушался. – А едемте ко мне?
Я слегка опешил от настолько смелого предложения, но отказаться было выше моих сил.
– Поехали. Где вы живёте?
– В четырёх кварталах отсюда. Вы на машине?
– Нет.
– Я почему-то догадалась.
Тут подъехал автобус, остановился, разрушив и стряхнув часть снежного покрывала с крыши. Я пропустил Викторию в растворившиеся двери, зашёл следом, купил билет – она воспользовалась проездным – и снова встретился с ней за турникетом, возле затянутого ледяными рисунками стекла. Свободных сидячих мест не нашлось; я облокотился на окно, она взялась за поручень на кресле.
В полном молчании, созерцая друг друга и несильно улыбаясь, мы добрались до нужной остановки – «Завод». Дверцы распахнулись, она вылетела наружу, словно голубь, я спрыгнул следом… и куда делись пары от выпитых кружек пива?! Хотя от её присутствия я пьянел ещё быстрее.
Пройдя утопающей в бархатной темноте улицей, мимо закрытого уже продовольственного магазина, мы свернули на узкую улочку, прошагали по ней, и вот справа вырос десятиэтажный дом, указав на который она проговорила:
– Здесь я живу.
Мы вошли; единственная лампочка в подъезде мигала, будто готовясь отключиться; лифт, исписанный разными глупостями и изрисованный неприличными подростковыми «граффити», доставил нас на девятый этаж. Я подивился, как женщина с данными Виктории попала в убогую обстановку, навевающую мысли об упадничестве, хулиганах и больных стариках.
– Видите, где приходится обитать? – удивила меня, угадав мысли, прекрасная спутница.
– Да уж… – И я шумно выдохнул.
Она отворила ключом дверь в коридор, затем – в квартиру, и, зайдя, пригласила внутрь меня; зажёгся свет.
Квартира, полностью соответствуя хозяйке, отличалась богатым внешним видом при затаившейся под ослепительной оболочкой строгой сдержанности; и несмотря на прохладцу, которой встречали апартаменты, чувствовалось, что им, как и хозяйке, просто необходимо мужское плечо. Ночник на высокой золотистой ножке и с увесистым абажуром, расписанным бардовыми кружевами; компактная тумбочка красного дерева; тёмный шкаф со скользящими дверцами; покатые прозрачные лампы на потолке и стенах.
– Красота, конечно, но не боитесь грабителей? – осторожно заметил я.
– Не-а, – просто откликнулась она; начала скидывать пальто, я подхватил его, повесил в шкаф.
Скинув свою простецкую на фоне окружающего великолепия куртку, проследовал на кухню, куда она вошла секундами ранее. Ни слова не говоря, она доставала из стильного сервиза бокалы, из холодильника – коллекционное красное вино и дорогой французский сыр с плесенью; я опять подхватился, отыскал тарелки и столовое серберо, расставил находки на покрытом нежно-бежевой скатертью круглом столе. Виктория отрезала белого хрустящего хлеба длинным ножом со специальными зазубринами. Когда мы сели на выполненные тоже из махагона стулья, я разлил ароматное вино по бокалам.
Она подняла свой:
– За встречу?
– За встречу.
Мы чокнулись, выпили.
– А я, едва наши взгляды встретились, сразу угадала, что у вас проблема.
– Неужели? Это удивительно!
– Да…
Потом, насколько помню, мы разговаривали о всяких мелочах, пока я не ощутил настойчивой сонливости. Списав её на алкогольное опьянение – но весьма необычное, с моим-то стажем и учитывая, сколько выпил! – я попытался продолжить диалог, однако слова давались с трудом: бороться с усиливающимся чувством было выше моих сил. Мне стало стыдно, да, почему-то именно стыдно, а не страшно или интересно. Последнее, что запомнилось, – это размытое дремотой потрясающей красоты лицо в обрамлении водопада пышных волос…
…А затем я очнулся на улице, разбитый, обокраденный, с жестоко перевёрнутым мировоззрением. А потом пришёл к вам…
Ник замолчал, и Пятнов был вынужден уточнить:
– Но вы не сделали этого немедленно, верно?
– Угу.
– Но почему?
Пожав плечами, Ник взглянул на окно; психолог увидел напряжение в глазах мужчины.
– Вас беспокоит яркий свет? Вы плохо спали? Если хотите, я задёрну шторы.
– Будьте добры.
Пятнов поднялся с вертящегося кресла и смежил простые, но элегантные шторы; повернувшись, он обнаружил, что посетитель встал со стула.
– Уходите? – несказанно удивился хозяин кабинета.
– Но вы же не можете мне помочь, – горестно озвучил Ник.
– Погодите, сперва надо обсудить…