Вся в кляксах золотых чернил.
И вечный мир века двоится.
И Темзе снится синий Нил.
И сам себе кажусь я древним,
И злак неведомый строки
В глухой занесенной деревне
Кладу я в ночь на угольки.
«Великой любовью – до пепла Сахара…»
Великой любовью – до пепла Сахара,
До пудры червонной песка…
Тобой мое сердце в кустах полыхало,
Тебя я в поэмах искал.
Тянулась по дюнам страниц караваном
С горбами косматой тоски.
Бубенчиком рифма болталася чванно
На шее верблюжьей строки.
Великой любовью – на диком пожаре,
Что в диких столетьях гулял…
Все складки зеленые пламень обшарил,
И в тишь золотую – земля.
Молчит от шатров пирамид до Марокко.
Лишь черный самум на пески
Орлом вдохновенья наскочит жестоко
И вытащит петлю строки.
«Не за заставой в сорной яме…»
Не за заставой в сорной яме,
Не по глазам лесных озер, —
На площадях под фонарями,
По жилам улиц мрак ползет.
Есть теплое у мрака мясо,
Яд сладости у мяса есть…
И где-то там, ножом смеяся,
За сердцем притаилась месть.
А луч мечом по вековому,
На стол снопами с высоты…
И не легко жуют солому
Привычные к мясному рты.
«У ней терпение востока…»
У ней терпение востока,
Она выдерживает всё.
Бичами строк ее жестоко
Поэт, палач и режиссер.
И оттого как снег страница,
И ни кровинки нет в снегу.
На дыбе тянут, дух струится,
Из глыб висков ручьи бегут.
А на завалинках вселенной
Века в прическах всех былых,
И нюхают табак священный
Из табакерок зорь и мглы.
И желтый след закатом стынет
На пальцах уходящих дней,
И молний клинопись отныне
Выбалтывает тьму ясней.
«Ветер, ветр, поэтический пес…»
Ветер, ветр, поэтический пес
На луну завывает на каменной площади.
Вам я, улицы, крылья принес,
Вы ж белье фонарей в мутной сини полощете.
Ах, луна распустила свой лен.
То земли неизменный в столетиях пудель.
Ветер, ветер столетья влюблен,
Ни и воде, ни в огне, никогда не забудет.
В роковой фиолетовый час,
Рассказав о заре опьяневшему ландышу,
Он, в окно золотое стучась,
Камень бешеной скуки положит мне на душу.
И в глазастую ночь октября,
Вея запахом плоти, и гнили, и сырости,
Он зайдет ко мне в гости не зря,
Солнце мая в душе моей вырастит.
Верен ветер всегда и, метелью дымяся,
У крыльца он последний свой вал.
Потому что певец своим огненным мясом,
Мясом сердца его годовал.
«По дереву вселенной синей…»
По дереву вселенной синей,