Драмы

А на пруду лежал смягченный блеск —
Дрожал, переливался, серебрился…
Не знаю, лебеди белели там
Или наяд купающихся плечи…
И несся запах алоэ, как будто
Смешавшись с нежным запахом волос
Любимой женщины… И все сливалось
В могучее, роскошное виденье…
Бессильна речь, и чувства умолкают.

Антонио. Достоин зависти, кто видит это
Во тьме ночной – и так переживает!

Джанино. Я в полусне пошел потом туда,
Где виден город, как он спит внизу
И кутается в чудные одежды,
Которые и месяц и волна
Соткали над его волшебным сном.
Приносит ветер ночи его лепет
Сюда в наш сад, – таинственные звуки,
Чуть слышные, манящие тревожно
И странно грудь гнетущие тоской.
Я слышал часто их, теперь же понял
И многое внезапно разгадал.
В молчанье каменном раскрылась мне
Вакхическая пляска красной крови,
Таинственного отблеск видел я
В мерцанье крыш под лунными лучами:
И понял я внезапно: город спит,
Но бодрствуют страданье, опьяненье
И ненависть. И дух и кровь не спят,
Течет волна живой, могучей жизни.
Владеем ею мы – и забываем…

Умолкает на мгновение.

Я пережил так много в эту ночь —
И утомился.

Дезидерио (у ограды, к Джанино).
Видишь ли ты город?
Окутан в золото, лежит он там
В лучах вечерних жаркого огня
И в серебристо-розовом тумане,
Внизу чернеет теней синева…
Он манит чистой, ясной красотою!
Но в этой дымке розовой живут
Уродство, безобразие и пошлость,
Там звери и безумные таятся,
И то, что мудро, даль от нас скрывает —
Противно, отвратительно и мутно…
Там люди красоты не признают,
И называют нашими словами
Свой жалкий мир, но все же по-другому
Мы радуемся, думаем, скорбим!
Когда охватит душу крепкий сон —
Мы спим не там, и наши сны не схожи:
Здесь спят цветы пурпурные, и змеи
Спят золотые, спит гора, в которой
Титаны молотом тяжелым бьют…
Они же прозябают в забытьи
Как в раковинах устрицы морские.

Антонио (приподнимаясь).
И потому решеткою высокой
Велел учитель оградить наш сад,
И потому сквозь заросли густые
Не изучать – угадывать должно
Тот внешний мир.

Парис (тоже приподнимаясь).
В этом состоит
Ученье о путях сплетенных.

Батиста (тоже приподнимаясь).
В этом
Великое искусство глубины
И таинство сомнительного света.

Тицианелло (с закрытыми глазами).
И потому так много красоты
Таят полуразвеянные звуки,
И потому так манят нас слова
Неясные умершего поэта
И все, о чем тоскуем, отрекаясь.

Парис. И в этом – чары потонувших дней,
Прекрасного источник безграничный,
Мы гибнем, задыхаемся в привычном.

Все умолкают. Пауза. Тицианелло тихонько плачет.

Джанино (ласкаясь).
Не думай неустанно об одном,
В печаль не погружайся безутешно.

Тицианелло (с грустной улыбкой).
Но скорбь и состоит в терзаньи вечном
Одною мыслью, наконец она
Становится бесцветной и пустою.