Драмы

Моей тоске так близки стали те,
Которые живут уединенно
Там, далеко внизу, среди полей!
Богатства их, добытые руками,
Вознаграждают за усталость тела.
Их будит утра чудный, резвый ветер,
Бегущий босиком по тихой степи,
Вокруг летают пчелы, в вышине
Струится жаркий, светлый Божий воздух.
Природа отдалась им на служенье,
Во всех желаньях их течет природа,
Они вкушают счастье в переменной
Игре усталости и свежих сил.
Уж потонуло солнце золотое
В зеленом дальнем зеркале морей,
Последний свет блистает сквозь деревья,
Теперь клубится красный дым, прибрежье
Пылает заревом, там – города,
Из волн они выходят, как наяды,
Качают на высоких кораблях,
Как на руках, детей своих любимых —
Отважных, благородных и лукавых.
Они скользят над дальними морями,
Где никогда корма не прорезала
Волну, где реет таинство чудес, —
И душу будит дикий гнев морей,
Ее врачует он от грез и боли…
Благословенно все и полно смысла,
И жадно я смотрю на дальний мир.
Когда же взор скользит над тем, что ближе,
Все кажется пустынным и печальным,
И оскорбительным, и будто здесь,
Над улицей и домом этим, вьется
Вся жизнь моя, упущенная мной,
Все радости утраченные, слезы,
Пролитые в тиши моей душой,
Бесцельность всех исканий и надежд.
Стоя у окна.
Они теперь зажгли огни, весь мир
В домах их тесных заключен для них,
Со всем богатством скорби и восторгов,
Со всем, что держит душу в заключенье.
Они сердечно близки меж собой,
Печалятся в разлуке с дальним другом,
И если горести постигнут их,
Они сумеют и утешить, я же
Не в силах утешать людей.
В простых словах они передают
Все нужное для смеха и для слез,
Не надо им кровавыми ногтями
Рвать гвозди из дверей запечатленных…
Что знаю я о жизни? Только с виду
Среди нее стоял я, никогда
Я с нею не сливался. Там, где люди
Берут или дают, я оставался
Немым в душе, в бездействии, поодаль.
С любимых уст не пил я никогда
Напитка истинного жизни, скорбь
Могучая меня не потрясала,
С рыданьем одиноким никогда
Я не бродил по улицам пустынным!
Когда я ощущал в себе волненье —
Нет, только тень естественного чувства,
Природы щедрой дар, – стремился я
Умом чрезмерно зорким все назвать,
Все взвесить и сравнить, а между тем
Доверие и счастье исчезали.
А горе… разъедала мысль моя
Его, как щелоком, оно бледнело,
На пряди и на нити распадалось!
К груди моей хотел прижать я скорбь,
Упиться ею, в ней найти блаженство.
Едва она крылом меня касалась,
Ослабевал я, и печаль сменяли
Досада и неловкость.
(Пугаясь.)
Уж темнеет.
Опять томлюсь я думами… Да! время
Детей имеет разных… Я устал.

Слуга вносит лампу, уходит.

Теперь при блеске лампы вижу снова
Весь мертвый хлам, здесь собранный годами,
Хотел проникнуть тайно я чрез вещи
В ту жизнь, куда не знал прямых путей
И о которой молча тосковал.

Перед Распятием из слоновой кости.

К Твоим ногам, Распятый на кресте,
К священным язвам люди припадали,
Моля, чтоб в душу пламя снизошло,
Волнуя сладостно, когда же холод
Охватывал их сердца пустоту,
Томил их стыд, раскаянье и страх.

Перед старинной картиною.

Джоконда! Блеском одухотворенным