Короли океана

О чем же они говорили? Какие предложения были сделаны графу? Об этом мы скоро узнаем. Но предложения эти, очевидно, были не самые приятные, поскольку граф, кичившийся тем, что ему сам черт не брат, невзирая на свое отчаянное положение, все никак не решался их принять.

Тем не менее незнакомцам, кажется, удалось развеять его сомнения и выжать из него согласие, потому что по заключении сделки граф получил десять тысяч пистолей наличными; он их тщательно пересчитал и, удовлетворенно вздохнув, уложил в свой бумажник, после чего вышел из лачуги и вскочил в седло.

– Свои обещания мы сдержали, – сказал один из незнакомцев угрожающим тоном, – дело теперь за вами. И знайте, если вы не доведете его до конца, вам не избежать нашей мести.

– Мы будем на Большой земле в одно время с вами, – мрачным голосом прибавил второй.

– Господа, – высокомерно отвечал граф, – у вас есть мое благородное слово. Раз вы знаете меня как облупленного, вам должно быть известно и то, что я слов на ветер не бросаю. Прощайте же и спасибо за все.

И, ударив лошадь рукой, он пустился вскачь.

– До свидания! – усмехнувшись, в один голос крикнули ему вслед незнакомцы.

Через десять минут граф уже прибыл в Дьеп. Нигде не останавливаясь, он сперва направился прямиком к своему кредитору и расплатился по долгам, потом уладил кое-какие дела, сел в шлюпку, и та доставила его на борт «Петуха»; он твердо решил не сходить на берег до самого отплытия.

Как старший помощник капитана, граф Орас отвечал в основном за содержание в надлежащем порядке внутренних помещений на корабле, включая жилые, за нагрузку судна и, наконец, за состояние самых разных мелочей, из которых состоит судно и от которых зависит жизнь на борту, – от такелажа, балласта и груза до провианта, дисциплины экипажа и поведения пассажиров, поскольку капитан ведал главным образом навигацией.

Когда капитан Гишар получил распоряжение принять на борт герцога де Ла Торре с семьей, он, естественно, переадресовал это распоряжение старшему помощнику, предоставив ему самому решать, что надобно сделать для того, чтобы благородные пассажиры ощущали себя не совсем уж плохо на борту «Петуха» во время довольно долгого морского перехода: ведь, даже предположив, что плавание будет проходить при благоприятных условиях, оно должно было продлиться никак не меньше месяца, а то и больше.

Граф Орас, отдадим ему справедливость, выполнил деликатное поручение капитана тактично и со вкусом: он воистину сотворил чудо, когда обустроил пассажирские каюты, превратив их в роскошные покои, достаточно просторные и, главное, очень удобные, чего зачастую весьма не просто добиться и на судне, тоннажом покрупнее «Петуха», тем более что он и без того был переполнен пассажирами обоих полов.

Больше всего герцог де Ла Торре пугался неудобства, на которое, как ему казалось, он был обречен на борту торгового корабля, да еще относительно малого водоизмещения, где пространство крайне ограниченно; и каково же было его удивление, когда граф Орас встретил его на борту самым учтивым образом и препроводил в отведенные ему покои. Очарованный окружающей обстановкой, герцог горячо поблагодарил старпома, с которым еще не был хорошо знаком, хотя изысканные манеры последнего пленили его с первого же взгляда. Впрочем, он этим не ограничился: как только его почтил своим присутствием капитан, он воспользовался случаем и поздравил того с таким искусным старшим помощником, проявившим незаурядные вкус, талант и фантазию при обустройстве его, герцога, каюты.

К великому своему сожалению, капитану пришлось ответить на великодушные похвалы своего знатного пассажира, представив ему графа де Вильномбля. В глубине души достойный капитан надеялся отсрочить эту формальность; больше того, он даже хотел по секрету открыть герцогу истинную натуру этого человека, которого управляющие Вест-Индской компании навязали ему в старшие помощники. Но, как уже не раз случалось при подобных обстоятельствах, когда капитану Гишару удавалось раскусить коварные замыслы старпома, завуалированные под самыми благовидными помыслами, тот вмиг насторожился и устроил все так, чтобы иметь возможность самолично принять похвалы в свой адрес; он все-таки заставил капитана, вопреки явному нежеланию последнего, сыграть ему на руку, представив его герцогу.

Капитан и граф знали друг друга с давних пор; они презирали и смертельно ненавидели друг друга; по правде говоря, между ними давно шла война, и оружием в ней служила любезность; то была война тайная, непримиримая и жестокая, хотя и безмолвная и неизменно с улыбкой на устах. Разумеется, герцог де Ла Торре, который не подозревал, да и не мог подозревать о скрытой вражде между ними, был счастлив повстречать на этом судне благородного человека, одного с ним сословия и почти равного положения; человека с изысканными манерами, с которым можно было бы поддерживать приятные отношения в течение всего плавания, тем более что тот мог бы составить общество и его домочадцам, помогая им терпеливо сносить тяготы, неизбежно сопряженные с долгими морскими переходами. Так что графа Ораса он принял с распростертыми объятиями; и вскоре тот, обдумавший свой план заблаговременно, сумел стать незаменимым для графа де Ла Торре, снискав себе глубочайшее уважение этого благородного кастильянца и заручившись его дружбой.

Любовь делает человека прозорливым. И Олоне скоро обратил внимание на проделки своего прямого начальника. С болью в сердце он заметил, что ухаживания графа любезно принимаются обеими дамами. Впрочем, печалился он недолго, потому как некоторое время спустя отметил и другое – что сеньорита де Ла Торре невольно прониклась неприязнью к этому человеку и стала везде и всюду держаться с ним крайне холодно.

К сожалению, положение подчиненного, которое Олоне занимал на борту, никоим образом не позволяло ему оказывать услуги пассажиркам; он даже не мог предостеречь их от происков графа Ораса.

Олоне был бессилен против графа; к тому же в те времена морской кодекс отличался такой строгостью, а вернее, был настолько суров, что означенные в нем крутые меры случалось применять не так уж часто.

Капитан Гишар тоже был начеку. Он, повторимся, слишком давно знал своего старшего помощника и теперь стал пристально следить за каждым его шагом, даже самым, казалось бы, невинным: у него было предчувствие, что тот действует по тщательно продуманному плану. Но что это за план? И чего, собственно, добивался граф? Этого капитан Гишар не знал, но очень хотел узнать. И по возможности расстроить каверзные замыслы графа и вывести его на чистую воду сразу же, как только тот допустит промашку.

Но граф был не промах: почувствовав за собой слежку, он сделался куда более осторожным. Поэтому вести себя с ним следовало с неизменной хитростью и ловкостью; надо было делать вид, что выказываешь ему самое полное доверие, и при этом не спускать с него глаз.

Положение было сложное, если не сказать критическое. Капитану Гишару пришлось иметь дело с сильным противником. И он не преминул поделиться с Олоне, узнав его лучше и проникшись к нему доверием, своими тайными опасениями; он рассказал ему о двуличном характере старшего помощника и дурных предчувствиях на его счет. Олоне выслушал признания капитана с величайшей радостью. Под его покровительством он почувствовал себя сильным и воспрянул духом. Его друг Питриан тоже был посвящен в их тайну, и они втроем единодушно решили установить скрытую слежку за человеком, которого отныне считали своим врагом, наблюдать за малейшими его действиями денно и нощно – словом, не упускать его из виду ни на миг, дабы в конце концов расстроить его происки, которые он наверняка замыслил, чтобы обольстить юную, очаровательную дочь герцога де Ла Торре и скомпрометировать ее таким образом, чтобы ей пришлось принять его предложение.

Между тем плавание продолжалось в самых благоприятных условиях: ветер после отхода из Дьепа не стал ни крепче, ни слабее, к тому же он был неизменно попутным. Так что брасы, шкоты и галсы, казалось, были намертво ошвартованы на гафель-нагелях, как шутили меж собой матросы. Судно быстро приближалось к Санто-Доминго: еще неделя, самое большее дней восемь – и «Петух», как ожидалось, бросит якорь на рейде Пор-де-Пэ, во французской части острова.

Граф Орас де Вильномбль вел себя еще более осмотрительно; при этом, однако, он обхаживал герцога де Лa Торре с еще большей настойчивостью. Памятуя о влиянии, каким пользовался вице-король Перу, зная о его многочисленных родственных связях с первыми семьями королевства и о доверии, какое он имел в Версале, хотя и был испанцем, граф Орас представился ему жертвой завистливых преследователей – могущественных врагов, очернивших его в глазах господина Кольбера, всесильного министра короля Людовика XIV; непримиримая ненависть и испортила ему карьеру – он был вынужден подать в отставку и, к своему стыду, прозябать в низших чинах, служа на торговых судах вместе с людишками без роду без племени, которые считали его своим недругом и, поскольку питали неприязнь к знати вообще, пытались и ему всячески насолить.

Герцог де Ла Торре, невольно проникшись историей графа о его мнимых злоключениях, которую тот пересказывал при каждом удобном случае, проявил сочувствие к горестной судьбе молодого человека, оказавшегося в положении, совершенно недостойном того, что было уготовано ему при рождении. И обещал ему, хотя между Францией и Испанией была объявлена война, порадеть за него перед министром, используя все влияние, коим его родственники и друзья обладали в Версале, дабы графу воздали по справедливости и позволили вернуться на службу в королевский флот на условиях, наиболее приличествующих достойному имени, которое он носил.

Так вот и обстояли теперь дела, и граф Орас в душе радовался тому, что сумел склонить господина де Ла Торре на свою сторону. Он уже видел, что в ближайшем будущем его хитроумные планы увенчаются полным успехом, как вдруг произошло непредвиденное событие, которое не просто изменило, а разрушило все его планы и обрекло на еще большие беды.

Случилось так, что судно Вест-Индской компании «Петух» было захвачено испанским военным кораблем «Сантьяго».

Вот как французское судно нежданно попало в руки к испанцам в каких-нибудь ста пятидесяти лье от острова Санто-Доминго – цели своего плавания, хотя французы надеялись, что обманули бдительность многочисленных вражеских крейсеров и сумели-таки от них ускользнуть.

Глава IV

Как граф Орас попал из огня да в полымя и был вынужден покинуть борт «Петуха» самым неприятным образом

Четыре двойных удара, пробитых сигнальщиком в рынду, возвестили экипажу «Петуха», что судовое время – восемь часов вечера. Было темно, пасмурно и ветрено, по морю шла крупная зыбь.

Граф Орас де Вильномбль, старший помощник капитана корабля, приказав установить паруса на ночь по уставу, то есть убрать лиселя, зарифить марсели и закрепить втугую брасы, передал рупор Олоне, заступившему на вахту аккурат в восемь часов и на всю ночь.

Согласно неизменной морской традиции, молодой человек, сменив старшего чином, осведомился, есть ли какие-нибудь новости.

– Никаких, – суховато ответствовал тот, направляясь к кормовому люку. – Ветер отходит, направление прежнее: восток-юго-восток.

– Знаю, сударь, – твердо сказал Олоне, – потому и имею честь спросить.

– Так что вам еще угодно знать, сударь? И пожалуйста, давайте поскорей, а то мне нужно заполнять вахтенный журнал.

– Мне, сударь, угодно знать точное местоположение судна, замеченного на заходе солнца справа по борту, если не ошибаюсь.

– Да, какое-то судно действительно было замечено, – с безразличным видом отвечал граф. – Но как только впередсмотрящий доложил о нем, оно увалилось против ветра, и вот уже больше часа мы его не видим.

– Так-то так, сударь, может, оно и к лучшему, но неплохо бы все время быть начеку. Мы находимся на пути следования испанских кораблей – они идут либо в Америку, либо обратным курсом, так что здешние воды день и ночь патрулируют крейсера испанцев.

– Возможно. Да вы успокойтесь, сударь, замеченное судно, а я к нему внимательно присмотрелся, вовсе не испанский торговый корабль, идущий в Вест-Индию или обратно, и никакой не крейсер. Это самый обыкновенный угольщик, может, несколько тяжеловатый; по конструкции – типичный торговец, ход – тяжелый, намерения – самые мирные; похож на тихоходный голландский галиот, а по большому счету – на корыто. В общем, делайте что хотите: теперь вы за старшего вахтенного – вам решать. И всего хорошего, господин второй штурман, а я вынужден откланяться: меня ждет герцог де Ла Торре. Вечер добрый!

Произнеся эти слова с легкой насмешкой, граф Орас быстро повернулся и почти в то же мгновение скрылся за дверью кормовой надстройки, напевая себе под нос куплет из какой-то застольной песенки.

Олоне, оставшись один, пожал плечами, осмотрел паруса, потом живо оглядел море и линию горизонта и бросил взгляд на компас. Все проверив, он приступил к бесконечному хождению туда-сюда – от нактоуза компаса до грот-мачты и обратно, метаясь, если можно так сказать, как зверь в клетке, тем более что это пространство составляло меньше двадцати футов. С трубкой в зубах он приготовился к самой тоскливой вахте – беспрерывному четырехчасовому пребыванию на мостике. Впрочем, ему было не так уж тоскливо: ведь все это время он мог спокойно думать о своей любимой – и его мысли тут же переключились на нее.

Но молодому человеку недолго было суждено предаваться любовным грезам: служебные обязанности скоро вернули его к действительности и поглотили все его внимание. Питриану, взобравшемуся случайно на салинг брам-стеньги, чтобы закрепить два-три раздернувшихся сезня, вдруг почудилось, что где-то рядом с их судном сверкнул огонь: он попеременно то вспыхивал, то гас, повинуясь, конечно же, колебаниям волн. Матрос поспешил закончить работу, спустился на палубу и сообщил другу о том, что видел или что ему показалось.

Питриан был прекрасным моряком – Олоне не подверг его слова ни малейшему сомнению, тем более что он тут же вспомнил о подозрительном судне, недавно маячившем на горизонте. Однако ему хотелось самолично взглянуть, что же это за огонь. Он взял подзорную трубу ночного видения, тщательно осмотрел горизонт в той стороне, куда показал Питриан, и скоро убедился, что друг его не ошибся.

Судно, замеченное на заходе солнца, снова оказалось в виду, и, насколько можно было судить, за последние час-два оно значительно приблизилось к «Петуху», хотя положение его, с тех пор как оно было обнаружено впервые, ощутимо изменилось.

Капитан Гишар, взяв к себе Олоне вторым штурманом, проявил редкую прозорливость – лучшего выбора и быть не могло. Олоне действительно, можно сказать, родился в море – оно было его колыбелью в младенчестве; он исходил его вдоль и поперек и никогда не разлучался с ним; он любил его благоговейной любовью и был убежден, что именно оно дарит ему все радости. По правде говоря, он чувствовал себя самим собой только на палубе корабля. Вот уже два десятка лет странствовал он по всему белу свету, пережил ураганы, тяготы и лишения, постоянно боролся со смертью, не раз встречаясь с ней безропотно лицом к лицу. Потому-то он и ощущал себя моряком до мозга костей и обрел, даже сам того не ведая, то присутствие духа, ту сметку и сноровку, без которых не может быть настоящего моряка.

Определив точное местоположение неизвестного корабля, Олоне понял, что это испанский крейсер; что, не желая то ли по нерадению, то ли по беспечности захватывать судно Компании ночью, он довольствовался тем, что сопровождал его на довольно близком расстоянии, чтобы не терять из виду, и на достаточном удалении, чтобы не быть замеченным в сумерках, решив, как видно, напасть на восходе солнца.

Расчет испанца, бесспорно, был верный – и стой сейчас на вахте, на борту «Петуха», любой другой штурман, ухищрения неприятеля увенчались бы успехом. Но обвести Олоне вокруг пальца было не так-то просто. Он принял решение в мгновение ока. Был лишь один способ избавиться от неотвязного преследователя – сбить его с толку, направив ложным курсом. И все четыре часа вахты напролет Олоне состязался с противником в хитрости и ловкости, то и дело меняя галсы, уваливаясь то под ветер, то против ветра, попеременно то увеличивая, то сбавляя скорость хода. Так что к полуночи неизвестный корабль куда-то запропастился: быть может, он потерял «Петуха» из вида, а может, погасил свои огни и теперь шел за ним в кильватере под покровом тьмы.

Когда господин де Вильномбль поднялся на мостик, поскольку капитан стоял только дневную вахту, как заведено на торговых судах, а штурманы поочередно несли и утреннюю… так вот, когда господин де Вильномбль поднялся на мостик, чтобы заступить на вахту в свою очередь, Олоне представил ему подробный отчет о происшедшем за ночь и о своих действиях.

Граф Орас на это только самодовольно улыбнулся.

– Любезный, – сказал он, – да вы засыпаете прямо на ходу, ступайте-ка отдыхать – вам это просто необходимо! Клянусь честью, вы жестоко обманулись! И то, что рассказали, – всего лишь плод вашего воображения!

– Будьте осторожны, сударь! – заметил Олоне. – Повторяю, нас преследует испанский крейсер.