Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

Господи, да что случилось! Почему мне так тяжело?! Жив ли ты, родной мой? Зачем я уехала оттуда! Там бы я скорее узнала все! А здесь люди спят так беззаботно в эту страшную ночь…

Вон, кажется, светает… Теперь я уже ясно вижу спящих женщин! Видно, им жить легче: поплакали и теперь вон как крепко спят. Встанут, будут есть жирный плов, может быть, еще поплачут при встрече с родственницей или подругой…

Тихо открыв дверь, из соседней комнаты вошел мужчина. Он взял почти потухший мангал и вышел. Через несколько минут вернулся, неся мангал, полный горячих углей. Бесшумно поставил его на прежнее место и так же тихо вышел, затворив за собой дверь…

Вот! Заботится, чтобы спящим не было холодно! Чуть свет встал, разжег угли и, когда они разгорелись, насыпал их в мангал, чтобы поддерживать ровное тепло в комнате…

Светло! Слава богу, день! Кончилась эта страшная ночь!.. Кто-то пробует открыть дверь, около которой я сижу. Видно, как повернулась ручка, и дверь тихо стала открываться больше и больше… И вдруг открылась широко, и какой-то солдат, вытянув шею, заглянул в комнату. Потом шагнул внутрь и, закрыв дверь, смотрит на меня…

– Барыня! Так вы и не спали! И не раздевались? Так все время и сидели на этом стуле? Ах он – «соленая душа»!! – Это был Гайдамакин.

– Тише, тише! Видишь, женщины спят.

– Так ведь он мне сказал, что вам есть постель у этого «хорошего армянина»!

– Кто тебе сказал это?

– Да наш санитар, который устроил вас здесь. Мы уехали в другой двор, недалеко отсюда. Я думал, что вы спите, а вы еще хуже нас, всю ночь просидели на стуле!..

– Ну так что, все-таки в комнате сидела, а не на дворе! А где вы спали?

– Да! Ну и народ! Мы ездили, ездили – никто не пущает, хоть замерзай на улице! Лошади устали и тоже замерзли! Стучимся к одному, дом, видать, маленький, но двор большой: «Пусти покормить лошадей!» – говорим мы через окно. А он, должно, с кровати кричит нам: «Нету места! Все занято…» Тут мы вспомнили нашего барина! Он бы ему показал, как все занято! А мы уж просто из сил выбились! Хоть ложись прямо на снег посреди улицы. Этот, что вас сюда завел, санитар, говорит: «Ах, он, с… с…! Врет он, что у него все занято! Ломай ворота! Не погибать же нам тут!» Ну, мы открыли ворота. А во дворе-то пусто! Ни одной подводы! Заехали. Лошадей распрягли. Под навес поставили. Видим, конюшня! Открыли дверь. Тепло! Лошадь стоит, в другом углу корова… Ну, мы выгнали и лошадь, и корову; принесли сена – под навесом его было много – и легли… Ничего! Выспались хорошо!

– А что, хозяин не скандалил?

– Куда там! И не показывается… Я пойду в гостиницу и потребую для вас комнату. Скажу, что для старшего врача санитарного транспорта. Дадут!.. У них половина гостиницы отведена для военных. А мы ведь военные!..

– Хорошо, иди.

Гайдамакин ушел. Часы в соседней комнате пробили восемь. Армянки стали просыпаться. Первой проснулась толстая старуха, спавшая на тахте. Она разбудила тех трех женщин, которые спали около ее тахты. Все они сразу заговорили, показывая на других спящих. Лица у всех были распухшие и помятые…

– Барыня, идемте! Достал комнату, – входя, сказал Гайдамакин.

– Где? В гостинице дали?

– Как не дадут! Я пришел и говорю: комнату для старшего врача, доктора Семина! Хозяин моментально бросился кверху, а через минуту вернулся и говорит:

– Скажи доктору, что та же самая комната приготовлена для него, где он жил раньше.

– Ну, хорошо. Бери чемоданчик. Но я хочу поблагодарить хозяина и заплатить ему за ночлег…

– Да какой это ночлег – всю ночь просидели у дверей на стуле! – сердито говорит Гайдамакин.

Мы вышли на двор. День был ясный, солнечный, но такой же морозный, как и вчера.

– Ты ничего не слышал нового там, в гостинице?..

– Слышал! Говорят, что турки заняли станцию НовоСелим. Да мы это и без них лучше знаем, что турки заняли станцию. А нового ничего сказать не могут…

Улицы, по которым мы шли, были совершенно пусты; мороз такой, что трудно было дышать. Хорошо, что мы скоро пришли в гостиницу. В гостинице за конторкой стоял толстый армянин. Я подошла к нему и попросила:

– Покажите мне мою комнату.

– Комнат свободных нету.

– Как нет?! Час тому назад вы сказали, что комната для доктора Семина готова!

– Мы для доктора Семина и держим комнату.

– Я – жена доктора. Его пока нет здесь, но он скоро приедет, а пока я буду жить в ней. Да вот дайте солдату место, где бы он мог спать.

Хозяин взял ключ и пошел сам показывать мне комнату. Мы поднялись на второй этаж, хозяин открыл дверь. Комната оказалась довольно большая; два окна выходили на главную улицу.

– Вот здесь и жил доктор. «Хароший человек, доктор»; а вы приехали из Баку? Доктор, когда жил здесь, всегда спрашивали письма: как только входит в двери «письма мне есть?» – ну, я отдаю письмо, а он увидит, доволен очень и говорит: от жены из Баку. Я очень жалею, что ночью здесь не был. Я вас устроил бы где-нибудь! А насчет солдата не беспокойтесь; место найдется и для него. Ну, если что нужно, звоните! Все будет исполнено.

Он вышел.

Лечь бы теперь и заснуть скорее. Но я не могу! Я должна узнать, что делается в Сарыкамыше! Сейчас привезут мои вещи, я переоденусь и поеду! Но куда ехать? Где и что я могу узнать?! «Что они здесь знают, когда всю ночь спали! – со злобой думаю я. – А что, если позвонить к коменданту Зубову? Ведь мы знакомы, и когда-то жена его очень хорошо ко мне относилась! Да и он тоже… И знают моего Ваню…»

В коридоре висел телефон. Я пошла и позвонила. Вызвала квартиру генерала Зубова.

– Екатерина Михайловна! С вами говорит Тина Дмитриевна Семина… Нет, я не из Баку, а из Сарыкамыша… Хорошо, я сейчас приеду… Гайдамакин! Скорей раскрой чемодан; да найди извозчика. Я еду в крепость…

Я надела коричневое платье, белый фартук с красным крестом на груди и белую косынку. Когда я вышла, извозчик меня уже ждал у подъезда…

– В крепость! Комендантскую квартиру знаешь?

– Как не знать! Знаю…

Карские фаэтоны раньше не уступали и бакинским: широкие, мягкие, на резиновом ходу, запряжены парой прекрасных лошадей… Как и всюду в Закавказье, все фаэтонщики были молокане; но в Карсе и армяне тоже держали шикарные фаэтоны.

Мой извозчик живо домчал меня до крепости… Когда мы въезжали в аллею (дом коменданта стоял в глубине сада), на подъезде уже стоял сам генерал, ожидая меня. Как только извозчик остановился, генерал сошел со ступенек, протягивая мне руки.

– Здравствуйте! Здравствуйте! Не поверил своим ушам! Мне сказали, что вы приехали сегодня ночью из Сарыкамыша!! Ведь это не может быть! Объясните! Но нет! Раньше идемте в комнаты! Екатерина Михайловна ждет вас с нетерпением! – Он помог мне выйти из фаэтона и, когда мы подошли к передней и солдат распахнул дверь, то генеральша так же, как и генерал, протянула ко мне руки. Она обняла меня, и мы расцеловались…

– Жива! Здорова! И все такая же! – рассматривая меня, сказала она. – Идемте в гостиную и рассказывайте все подробно; я умираю от нетерпения узнать все. Я думала, что вы в Баку! Как-то я встретила, еще осенью, доктора, и он сказал мне, что вы дома, в Баку…

Я сняла шубу, и мы прошли в гостиную. Я села в мягкое и глубокое кресло… Ах, как хорошо сидеть в таком кресле! Я и забыла, что они существуют на свете!

Екатерина Михайловна села недалеко от меня, а генерал ходил по комнате…

– Ну, рассказывайте!..

И я им рассказала все от Сарыкамыша и до Карса…

– Но, если бы вместо нас – меня и моих семи санитаров – пришли турки, то они заняли бы город без выстрела… Мы не встретили ни одного солдата! Все улицы были совершенно пусты! Но хуже всего было то, что я не могла достать свободную комнату или хотя бы угол, где я могла бы лечь и согреться…

– Как, разве вы не в гостинице остановились?! – спросил удивленный генерал.