Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918

– Съел! Покорнейше благодарю!

Сестра берет пустые тарелки, уносит и отдает их санитару:

– Видишь, съел!

– Вижу, съел – прорва! – с грустью произносит санитар. Но потом сердито говорит: – А хто их разберет, кому што! Столько народу, на куфне тоже сами ничего не знают. Дают, а толком не говорят, кому какая порция полагается! – ворчит санитар, поднимая ведра.

С другого конца палаты сестра кричит ему:

– Что же ты стоишь! Больные ждут обед!

Сестра, у которой больной остался на обыкновенном обеде, завидя доктора, бежит к нему:

– Доктор! Усиленную порцию отдали другому! Чем мне кормить больного?

У доктора голова идет кругом. Только что сестра в третьей палате жаловалась, что обед для слабого больного съел здоровый, а слабому дали щей и каши! И у того теперь рвота!..

Я пошла на кухню, чтобы сварить для слабых молочный суп. Но на кухне шум был еще больший, чем в палатах…

Санитар, показывая на записку, которая была у него в руке, говорил:

– Семи порций мяса не хватает! Сестра послала меня: принеси, говорит, недостающие порции мяса! А вы одно: нету да нету. Так она же требует!..

Но при виде меня – сразу все замолкло.

– Дайте мне молока и манной крупы. Я сварю суп.

Каптенармус принес из кладовой все, что я просила.

Когда суп был готов, я сама его понесла, разлила по тарелкам и раздала больным.

Наконец все накормлены!! Сестры ушли, кроме дежурной. Но мерить температуру придут опять все… Санитары тоже ушли.

В 6 часов ужин; и опять такая же процедура раздачи еды. Я пошла к столам, где непрерывно шла работа по приему раненых, которых теперь было еще больше, чем утром. Некоторые сами шли, опираясь на ружье, закутанные в башлыки, и сразу садились на пол. Других поддерживали, третьих несли на носилках. За столом теперь работали только двое – врач и фельдшер.

Я подошла к раненому казаку и стала разматывать башлык.

– Куда ранены?

– В ногу…

– Кость цела?

– Не знаю! Но ходить не могу…

– Какой части, имя и фамилия как, когда ранен?

Все это я спрашиваю каждого раненого и записываю на листке бумаги. Потом с помощью санитара раздеваю его и надеваю ему чистое госпитальное белье… Затем укладываем его на носилки…

– В какую палату его нести, сестра? – спрашивает санитар.

– Вон свободная койка в четвертой палате. Положите его туда…

Одежду, снятую с раненого, кроме белья, сворачиваем в узел, прикалываю записку с фамилией и названием полка, роты или сотни. Эти узлы с амуницией выносили в особую кладовую. Ужасно было неприятно, когда раненого переоденешь, помоешь, уложишь в чистую постель, а на другой день скажут отправлять его в тыловой госпиталь. Опять санитары тащат узлы и кладут перед кроватью. И, несмотря на рану, на больного нужно надеть всю его одежду, часто окровавленную и нередко промерзшую! Много часов уходило на то, чтобы переодеть и приготовить раненого к отправке. И сколько новых страданий причиняли этим несчастным людям! Но почти никогда не услышишь жалоб! Очень редко вырвется стон…

Какая бы тяжелая рана ни была, но стоит только спросить раненого: «А как это тебя так турки ранили?» – и он сейчас же оживится и станет рассказывать, сколько было турок, как он стрелял…

– А вот не слышал, как меня турка ранил! – говорит раненый.

Только покончишь с одним, принимаешься за другого. А там третий, четвертый. И так круглые сутки, особенно если идут бои.

До четырех часов я помогала принимать раненых. Потом пошла мерить температуру. Пришли и другие сестры. Когда меряешь температуру, то приходится исполнять массу других мелких работ около больного: нужно посмотреть повязку, не промокла ли; если промокла, то нужно немедленно подбинтовать или наложить новую. Нужно сходить в перевязочную за ватой и бинтом. Забинтовала, подложила кусок ваты, чтобы нога или рука была повыше, поудобнее. У другого жар! Нужно положить на голову пузырь со льдом! У третьего нужно переменить компресс.

– Ты что стонешь?

– Болит нога – ранен…

Посмотрела. Марля не промокла, крови нет. Подложила под ногу подушку.

– Ну как? Лучше?

– Лучше, сестра! Спасибо.

И так почти все раненые и больные: им всегда что-нибудь нужно, когда они видят сестру. Только кончила мерить температуру – принесли ужин. Раздали ужин (а некоторых надо и кормить, кто не может сам есть) – пришли врачи и стали обходить и осматривать раненых и больных.

– Всех завтра эвакуировать! Кроме тех, которым нужна немедленная операция. Нужно как можно больше освободить мест; ожидается много раненых, – сказал доктор Божевский.

Мои обязанности кончены на сегодня!

– Могу идти домой? – спрашиваю я.

– Идите, сестра. Но завтра приходите рано принимать на кухне продукты, – говорит доктор.

Пошла в раздевалку, сняла халат, надела шубу и пошла домой. Только вышла за ворота госпиталя – было уже совершенно темно; у ворот стоит Гайдамакин.

– Что ты тут делаешь?

– Вас жду.

– А что? Разве что-нибудь есть новое?

– Нет, ничего, да на дворе уж ночь! А здесь извозчика-то не найдете. А народу теперь всякого ходит много; вам идти одной нехорошо. Барин ведь мне приказали смотреть за вами, как за ребенком. И я отвечаю за вас…

– Ну что ты говоришь! Я, слава богу, взрослая! Вот первый день проработала…

– А что, барыня, будете ходить сюда работать каждый день?

– Да, конечно. Нужно работать! Раненых много и больных тоже, а сестер только четыре вместо двенадцати.