Затвори за собой поднебесье

На этом полемический запал референта иссяк. По нездоровому румянцу и испарине было видно, каких трудов ему все упражнение стоило. Главная же заноза заключалась в том, что своим разгромным пафосом он не столько замахнулся на американский истеблишмент, который «Стандарт Ойл» олицетворяла, сколько развенчал курс администрации США. Кому-кому, а ему было известно, что в мире больших денег Америки нередко закрывают глаза на грубейший просчет, но никогда не прощают непатриотических настроений. Его неприятно кольнуло: «Стандарт Ойл» этого так не оставит. Обязательно проучат, даже убедившись в твоей правоте. Вопрос лишь времени и способа».

Фонтенбло напыжился, но не выказывая неприятие или обиду, а словно подстегивая себя, мобилизуясь – точно штангист нацеливается на неизведанный груз.

– Я по профессии инженер, причем инженером стал по призванию, – Фонтенбло горделиво вскинул голову. – Всю свою жизнь, тем не менее, в глубине души завидовал людям гуманитарных профессий, но лишь сегодня понял, почему. Наверное, потому, что гуманитарии легко расстаются с условностями, меняя одну систему ценностей на другую без видимых усилий. Но, завидуя им, я между тем не принимаю их аморфности, отсутствия идеалов, если хотите. Вот и вы жонглируете убеждениями, не внимая, что самая скверная философия, которой верен всю жизнь, заслуживает больше уважения, нежели ваши зигзагообразные поучения. Создается впечатление, что с прежним миром вы не до конца расстались, а новый – принимаете без всякого энтузиазма, барахтаясь в нейтральных водах. Вы неосознанно и с ними, и физически с нами. Многое взяли у нас, приняв наш кодекс взаимоотношений, но на новом берегу чураетесь многого, ищите свой путь, и этот путь заводит вас в прошлое, от которого вы давно ушли. Но это так к слову, реплика. Меня же пока интересует другое: а в чем, собственно, ваш интерес, для чего вам все это нужно? Согласившись участвовать в этих переговорах, вы обрели столько, что до конца жизни обречены тянуться к «Стандарт Ойл». При этом в любой нештатной ситуации отбрыкиваетесь, демонстрируя независимость, на которую, по большому счету, у вас нет прав. Что это? Вам предложили больше и вы затеяли двойную игру или у вас запоздалые диспуты с совестью – никак не пойму? Откуда ноги растут у вашей инициативы, вопиюще несообразной той скромной должности, которую занимаете. Причем, невзирая на то, что ваш вклад в переговоры огромен – этого не отнять… – Патрон приподнял указательный палец, замолкая. Между тем не получалось понять: он объявил паузу, чтобы собраться с мыслями, или так подчеркнул комплимент?

Олег поглядывал на визави, но как-то небрежно, будто никакого форума жарких дебатов здесь и не было. Казалось, его теребит дурацкая, втемяшившаяся мыслишка, и он не может от нее отделаться. А она все жужжит, жужжит, уводя русло мысли в сторону. Все же не настолько…

– Господин Фонтенбло, – разорвал паузу референт, воскресив лик решительности, – когда дерутся суверены, рекой льется почему-то холопская кровь. А известно ли вам, в чем подданные дают фору правителям? Их инстинкт самосохранения острее – кроме рефлексов холопам прикрывать свою шкуру нечем. То есть, интерес мой самый что ни на есть шкурный – хочу выйти из заварушки целым и невредимым и как можно скорее. Не испытываю энтузиазма от перспективы однажды заснуть и не проснуться из-за нелепых подозрений в измене, навеянных маниакальными наклонностями или некомпетентностью спецслужб. А контракт с моим оптовым поставщиком горючего, который спонсировала «Стандарт Ойл», готов разорвать хоть сейчас. Да, кстати! Требую прекратить за мной слежку и демонтировать в номере аппаратуру прослушивания.

Олег хотел было что-то добавить, но осекся, увидев, что Фонтенбло встает и нацеливается на выход, не поведя и бровью на последний пассаж. По его отрешенному виду казалось, что на Фонтенбло нашло что-то, и не на секунду-другую, а серьезно. Он еле передвигал ноги, сутулясь, притом что выделялся осанкой, а изыском манер – гармонировал со своей вписанной в скрижали истории, хоть и не аристократической фамилией. В прихожей он все же остановился и, заметно волнуясь, заговорил:

– Вы сказали «обделались». Да будет вам известно, во Вьетнаме погиб мой младший брат. Облив бензином, вьетконговцы сожгли его живьем – он отстреливался до последнего патрона, уложив уйму народу. В армию мой брат призвался добровольцем, будучи наследником многомиллионного состояния, полученного им всего в двадцать лет. Его миллионы я пожертвовал в Фонд ветеранов и инвалидов вьетнамской войны… А теперь – прощайте. Статус у переговоров – прежний, какие бы аргументы не приводились. Расписание, надеюсь, помните.

За гостем хлопнула входная дверь, но присутствие Фонтенбло ощущалось еще долго. Его подменила мелодия одной из самых знаменитых патриотических песен двадцатого века, восхищающая зычным повтором «А-ме-ри-ка, А-ме-ри-ка». Рефрен будоражил референта на всем его пути к гостинице «Инам», причудливо уживаясь с предвкушением грядущей встречи.

Глава 6

Они расстались восемь часов назад, но ни на минуту Светлана не покидала очаг его ощущений. И утром в кабинете у Джеффри, когда замкнуло, побуждая все громить и херить, и во сне, восстановившем чувство реальности, и в момент озарения о двойной игре азербайджанцев – откровение не улетучивалось, незримо воодушевляя на борьбу.

На одном из перекрестков Олег подумал, что этот день, вобравший в себя коллизий и страстей больше, чем весь его советский период, вполне органичен – его венчает встреча с дивной, ни на кого не похожей женщиной. Летишь к ней, времени не ощущая, и все, о чем думаешь порой: тебе повезло, счастливчик, могли ведь разминуться, не встретиться.

За окнами уже мелькала улица, где располагалась гостиница «Инам», когда Олег вспомнил, что Светлана просила прибыть в семь и ожидать ее у входа. На часах – без пяти пять, и референт чертыхнулся от неподобающего его возрасту легкомыслия: приехал намного раньше, номера комнаты не спросил, мобильный купить не настоял. Так что перспектива вырисовывалась аховая. Между тем, беспечно списав «зевки» на неординарность момента, Олег зашел в гостиницу.

В регистратуре «гулял ветер», и по общему бедламу в лобби угадывалось, что дежурят в ней нечасто, зато радио играло на полную мощность. Референт огляделся. Увидев вокруг себя лишь подсобные помещения, направился к ведущей на второй этаж обшарпанной лестнице.

Наверху – номеров двадцать, и он несколько раз прошелся по коридору туда и обратно. В одной из комнат тихо играла музыка, двери двух номера распахнуты для уборки, но присутствие постояльцев не замечалось. Олег уже раздумывал, куда направить стопы дальше, когда в одной из комнат, в торце, справа, зазвучали голоса. Двинулся туда, распознавая на ходу голос Светланы. Остановился у двери, прислушался.

– Витяня, мужик ты или кто, чего торчишь как заноза? Сказала же: мне с Люсей перетереть нужно. Сходи-ка, погуляй. Да, кстати, и напиток на исходе – еще один повод нашелся. Теперь двигай на рынок конкретно, – референт-переводчик «приступил к обязанностям» – на сей раз по зову сердца и без наушников…

– Напрягаешь, мать, только сели, – огрызнулся, гундося, Витяня.

– О чем тебя просила: позвать Люську и всех-то дел. Нечего было в официанты к нам записываться, да и разливаешь как дальнобойщик, – резала правду-матку Светлана.

Донеслись звуки скоротечных сборов и инструкция, что и как брать, сопровождавшая передачу дензнаков в руки гонца. Олег подался спиной назад, но без паники, помня о двух пустующих номерах. Попятился и юркнул в ближайший из них, прикрывая за собой дверь. Уселся на неприбранной постели, представ перед выбором: навестить Светлану, воспользовавшись Витяниным уходом, или вернуться в свой автомобиль, чтобы скоротать время до семи? Желание увидеть Светлану явно превалировало, при этом рекогносцировка местности настораживала. Недавние Светланины интонации чем-то подсказывали: Виктор и Светлана – отнюдь не попутчики или партнеры, меж которых подгуляла симпатия, а любовники. Так что перспектива сойтись с Виктором в рукопашную, по всем правилам жанра, звала к осмотрительности. Как бы ту искорку, вспыхнувшую вчера, не потушить, подумал он. Кто такая Люся, Олег даже не задумался, заведомо отведя ей роль персонажа из массовки.

Судя по скрипу двери и натужному «Уф», в коридоре появился Витяня. Оказалось, что парень он разносторонний и годится не для одних вылазок за алкоголем. Спустя секунду-другую «гонец» запел приятным, неплохо поставленным голосом. Но увлек не столь вокалом, как словами:

«Золотые купола душу мою радуют,

а то не дождь, а то не дождь, с неба слезы капают,

золотые купола на груди наколоты,

только синие они и ни крапа золота».

Лагерная героика, облаченная в недурственные стихи, распахнула створку сомнений, обдав бризом вдохновения. Едва Витянины шаги затихли, как референт, распахнув дверь, направился к возлюбленной. Но, по мере приближения к ней, всплеск его чувств пошел на убыль, и у входа в Светланин номер референт остановился, мысленно переминаясь с одного сценария развития событий на другой.

Олега вновь теребили сомнения: «Посуди, кто ты для этой красивой женщины? По выходным данным, командированный, озабоченный избытком гормонов и одиночеством. А твое заокеанское издалека – скорее минус. Любая нормальная женщина, что, по сути, синоним прикладного практицизма, на твою холеную сытость, укутанную дымкой неопределенности, виды и на неделю строить не станет: странный, путанный, да еще непонятно откуда. Русский – не русский, американец – не американец, одним словом, залетный брачный аферист …»

Тем временем по ту сторону двери разворачивалась мизансцена под названием «женский разговор». Когда обрывки диалога худо-бедно склеились друг с другом, скованность Олега как рукой сняло; он прильнул к двери ухом, подслушивая, аки отрок. Должно быть, потому, что тайны души женской его, в основном, здоровое, любопытство до сих пор не баловали, обретаясь, где им и следовало обретаться, – в пещере дикарских костров с заваленным входом и выходом, куда полу-изыскателю по причине вселенских хлопот соваться недосуг… Неординарность услышанного приумножалась еще тем, что одна из собеседниц – Светлана. Женщина, с которой провел ярчайшую на лежбище судьбы ночь, еще не скинувшую свой покров очарования.

– Ну, Светка напугала ты меня по самое не могу, – взахлеб расточалась товарка. – Витяня будит меня ни свет ни заря. Тебе чего, спрашиваю? А он: Свету позови. Отвечаю: нет ее здесь и не было. Тут он мне про какого-то мужика стал рассказывать, который накануне тебя возле гостиницы искал. Со мной же в постели Саддык. Услышал, что с мужчиной разговариваю, весь затрясся от ревности. Ведь знаешь, как я свои фиксы на настоящие поменяла, да и Сашке в апреле за полгода за техникум заплатила – благодаря Саддыку моему! Говорю Виктору: возвращайся к себе, приду, а там подумаем. Хорошо, что послушал, ушел. Саддык же стойку ревнивца занял и не выходит из нее. Я изловчилась – и пальцем ему… Он вздрогнул и малость отходить стал. Обслюнила для закрепления без передыху – впрямь, как Танька, сестра, своего импотента, когда тот к авансу из запоя выходит. Саддык, блин, по утрянке сытый был, как бройлерный петух, – сопел лишь, да и то в одну ноздрю. Одеревенело так, что даже думать больно…”

– Люська, что ты мне про своего Саддыка талдычишь, будто не знаю я его. О своем поделиться хотела, думала тебе интересно! – в сердцах перебила Светлана.

– Ты о чем? – озадачилась Люся без намека на притворство.

– Да о том же, что и Витя тебе: познакомилась я… – Светлана запнулась.

– С кем? – сквозь зубы процедила товарка, фигурально выставив два ряда фикс. Пробились они и через фарфоровые редуты…

– С мужчиной, с кем же еще! – возмутилась недавняя пропажа.

– Так чего ты сразу?.. – поторопилась засвидетельствовать лояльность Люся.

– При Витьке-то, не зря он в армии в роте охраны служил! – разъяснил объект скрещивающихся страстей.

– А что за мужчина – местный или русский? – вновь едва артикулировала Люся, но вдруг разразилась эмоциями: – Помнишь футболиста из Питера, что за Палата…, «Палатасарай» играет? Ну и запал он тогда на тебя! Чуть семью не бросил, хоть и моложе насколько… А какую шубу норковую подарил! Мне бы кто…– воскурялось самое избитое человеческое чувство.

– Вот только ту шубу и помню, до сих пор ношу. Не нравился мне он, да и запах от него какой-то… – одновременно ностальгировала и сокрушалась Светлана.

– А этот тебе что купил? – раздался скрип стула, но чей – оставалось разбирать завал в пещеру, со стороны хоть какой…

– Да ничего… – Голос Светланы увлажнился, похоже, от приязни воспоминаний.

– Он что, левый? До сих пор кобелей-голодранцев возле тебя не замечалось… – отчитывала Люся с ленцой.

Воцарилось безмолвие, прерванное волнением слога и чувств:

– Сотовый хотел купить, но не позволила…

– Правильно, мобила – вещь для нас, челночников, бесполезная. А в общем, он как: прок виден? – не откладывая в долгий ящик, разбиралась в сути предмета Люся.

– Не знаю, что и сказать, боюсь, развлекуха я ему… – отрешенно откликнулась Светлана, словно судачила с собой наедине.

– Ой, подруга, позвала сообщить об этом? Лучше наливай! – взмах руки товарки пробрался и в воображение референта, он алчно сглотнул…

Наступила техническая пауза, после которой диалог товарок был продолжен.

– Люся, да ты видела его, – молвила, будто опомнившись, Светлана.

– Кого?

– Олега…

– А это кто еще такой?! – возопила товарка, как хмельной мужик при виде чужака-нахлебника.

– Да все тотже, о ком толкую… – сокрушалась на толстокожий эгоизм Светлана.