Застолье с визирями

На такой работе нельзя глубоко вживаться в чужие несчастья. У медика, как и у полицейского, должен работать свой предохранитель. Щелк! И кошмары отключаются. Хотя бы на время. Иначе сам станешь клиентом, пациентом.

Но все более и более погружаясь в боль «тигренка», сеанс за сеансом, проводя каждый день с ним, незаметно для себя Гульзима влюбилась в него. В этого потерянного, одинокого и такого умного мужчины.

Женщина из высшего общества сексуальна по своей природе. Буржуазные женщины более эротичны, чем стоящие на других ступеньках общества. Гульзима знала, что нравится многим. Но требования и ограничения, в первую очередь, собственные, внутренние, не давали родиться ячейке общества или союзу любовников. Порядочность она ставила на первое место.

Разжечь одинокий камин любви тихими летними вечерами – не каждому дается такое счастье. И пусть это безответная любовь, но любовь в первую очередь согревает любящего.

Глава 16 – Короткая, как счастье

В тот вечер, когда привезли мать с сыном на лечение, Гульзима не торопилась домой, потому что подольше хотелось оставаться в стенах рядом с ним, своим избранником, и пусть он был таковым только в ее фантазиях.

Даже дома, находясь одна, она думала о том, каким он был до того, как попал к ним. Чем занимался, какое любимое кушанье он предпочитал, как проводил досуг? Мысли о том, что у него была любимая женщина, она гнала прочь. «Тигренок» – мысленно она так и продолжала его называть. Хотя иногда придумывала ему мужественные и умные имена, которые бы его характеризовали. Но ни одно не подходило.

Мать с сыном разместились в отдельно выделенной комнате. Смена обстановки никак не повлияла на них. Горе осталось замершим и перенеслось из домика на окраине Алматы в палату лечебного центра.

Болат, успевший спрятать чекушку коньяка, да еще и накативший сто граммов перед тем, как Нурлан приехал и забрал обоих, собирался выйти во двор и там неспеша и смакуя, выпить ее.

Перед выходом домой, Гульзима по сложившейся привычке обходила отделения с палатами, прощаясь до завтра с коллективом и больными. Эту привычку она завела недавно. Так ей удобно было часто заходить к «тигренку», не вызывая подозрений. Но все знающие и все подмечающие санитарки и медсестры видели какие изменения происходят с главврачом. До этого всегда строгая, застегнутая на все пуговицы, теперь же она расцветала, когда подходила к палате «тигренка».

– Что Вы вспомнили? Какие фразы приходили к Вам за день? – доброжелательно оглядывая сидящую, как всегда у окна, фигуру, спросила Гульзима.

– Я понял, что одно из самых мудрых правил жизни: относиться к происходящему с простым смирением. Не пассивным унынием, а смирением: «Значит, так надо», – просто ответил пациент.

– Откуда она, с чем связана? Можете проанализировать?

– Всему свое время. Узнаете.

– Тогда, до свидания, «тигренок».

– Прощайте, милый доктор, – с некоторым опозданием и раздумьем ответил больной.

Вскинув брови, озадаченная таким прощанием, Гульзима попыталась что-то еще спросить, но слово: «милый…» впервые произнесенное им в ее адрес, заставило ее резко развернуться на сто восемьдесят градусов и выйти. Чтобы он не увидел враз ее покрасневших щек и бессмысленной улыбки.

Легко паря к выходу, она заметила поступившего сегодня алкоголика, который прячась за деревом, по глотку пил из маленькой бутылки, растягивая удовольствие. С неудовольствием он оглядывал оставшееся на дне, наверняка раздумывая, где бы добыть еще.

Ой, как бы влетело ему всего лишь пару месяцев назад. Но сегодня Гульзима, счастливая только что услышанным, просто решила обойтись профилактической и как можно более тактичной беседой.

– Попался, старый алкоголик, – то ли шутя, то ли всерьез, хлопнув в ладоши произнесла, главврач.

– Я не старый, – чуть вздрогнув, развернулся Болат.

– Мы же Вас предупреждали о запретах в этом центре.

– Да, предупреждали. Виноват, каюсь. Наказывайте, – смиренно ответил.

– Наказывать не буду на первый раз. Но пообещайте, что не будете больше.

– Вы верите алкоголикам? – недоуменно спросил мужчина.

– Верить всегда нужно.

– Из Вас хорошая жена получилась бы. Это не комплимент, это констатация факта.

– Спасибо, – второй раз за день зардевшая от счастья, произнесла смущенная Гульзима.

– Ну так Вы мне не ответили. Обещаете? – продолжила главврач.

– Обещаю больше не нарушать режим и пройти полный курс лечения, соблюдая все ограничения и требования, – клятвенно пообещал больной алкоголизмом.

– Вы прям, как в поход или на задание собрались, так поклялись.

– Благополучно проделывать путь – важнее, чем прибыть в пункт назначения. Не имеет значения: путь лечения это, карьерный путь или жизненный путь.

Главврач хотела продолжить разговор, но к ней бежала пожилая санитарка, махая руками. Тяжело дыша, она на ходу произнесла: «Тигренок». Гульзима, резко рванула обратно к зданию. Болат, чуть подумав, увязался за ними.

– Что с ним? – на ходу задавала вопросы главврач.

– Как Вы ушли, я зашла дать лекарство перед сном. Смотрю, он лежит. Обычно сидит, ждет меня. А тут лежит, глаза больные. Я руку потрогала, а она холодная. Хотела давление померить, а он только покачал мне, как бы показывая, что ничего не хочет, – не успевала за главврачом старая медсестра.

– Значит так надо, говоришь, – не осознавая, что произнесла это вслух, вспомнила она слова «тигренка».

– Молитву надо прочитать. Я Вам это точно говорю. Я многое видела в жизни. Позовите муллу поскорее. Молитва поможет.

– Где найти муллу? До города сколько ехать надо? Кто-нибудь умеет читать молитвы? – оглядывая территорию, взволнованно тараторила главврач.

– Я умею читать молитвы, – вызвался Болат.

С недоумением оглядывая потрепанное лицо мужчины, Гульзима болезненно кивнула, принимая его помощь. Как тонущий, она готова была сейчас схватиться за любую соломинку

– Еще моя мама умеет читать молитвы, – продолжил мужчина, правильно прочитав сомнения на лице главврача.

– Бегом за мамой, – приказала Гульзима, а сама уже мчалась к дверям.

– Вот времена настали. Раньше молитвы читали муллы, а сейчас алкоголики и больные, – покачала головой отставшая старшая медсестра.

Когда Болат с мамой вошли в палату, сопровождаемые медсестрой, то увидели, как главврач ладонями бьет по щекам неподвижного мужчину, лежавшего на кровати и никак не сопротивляющегося.

– Не смей! – зло кричала она, размахиваясь для ударов. – Не смей уходить!

Настороженно вглядываясь в спокойное лицо лежащего мужчины, на вдруг ставших непослушными ногах, еле перебирая ими, мать с сыном осторожно подходили к кровати. На последнем метре оба с криком: «Дулат!» бросились к лежащему. Гульзима ошеломляюще смотрела, как двое больных: пожилая женщина и ее сын осыпают поцелуями лицо, руки лежащего, гладят его, стараются приподнять с кровати.

***

Дулат ползком еле преодолел несколько метров до дороги. Утопая в снегу, не видя впереди ничего перед собой в темной степи, с залитыми кровью глазами, он засунул руки в карман, чтобы отогреть замерзшие пальцы. Вытащив из правого кармана теплую игрушку, радостно улыбающемуся ему в сумерках, он перед тем, как потерять сознание, тяжело дыша, прошептал: «Спасибо, Марьям»!

Глава 17 – Ожившее безмолвие

– Не понимаю я папку, – капризно проговаривала Марьям, вступавшая в переходной возраст.