Пингвины зовут

– Прошу прощения? – я слегка поправляю слуховой аппарат.

Он повторяет фразу.

Я почти уверена, что все правильно расслышала, но не могу поверить, что сэр Роберт позволяет себе такие жаргонные выражения. Он начинает объяснять, и я с облегчением узнаю, что баклан – это не обзывательство, а птица семейства олушеобразных.

– Хохлатый баклан – невероятная птица, полностью черная и с оранжевыми пятнышками на щеках. Этот вид находится под серьезной угрозой исчезновения. Я полечу на семь островов в Баренцевом море, чтобы снять выпуск про них, и уже оттуда отправлюсь в Австралию.

Затем он соберет информацию об альбатросах, буревестниках и поморниках для следующей части программы, но хотел бы, чтобы я, Вероника Маккриди, рассказала о пингвинах. Если я соглашусь, потребуется чуть больше недели, чтобы снять репортаж о малых пингвинах в их естественной среде обитания.

После этого сэр Роберт сразу же отправиться на пять недель на Фолклендские острова, куда я тоже могу поехать, если решусь участвовать в проекте и дальше. Фолклендский архипелаг, по словам ведущего, состоит из более чем семисот островов, многие из которых необитаемы. Население некоторых других островов не больше десяти тысяч человек, но, как уверяет меня сэр Роберт, люди там приветливые и гостеприимные. Планируется, что съемки будут проходить в нескольких локациях, и нам придется перелетать с острова на остров на маленьком восьмиместном самолете, так что нас ждет немало живописных видов из иллюминаторов.

Фолклендские острова для меня в первую очередь ассоциируются с войной Маргарет Тэтчер, но сэр Роберт описывает их как райское место: километры открытой местности, перемежающихся крошечными поселениями, стадами овец и колониями птиц, и все это в окружении переливающейся бирюзово-синим и серебристо-голубым водной глади. Острова находятся на том же расстоянии от полюса, что Великобритания, только не от северного, а от южного, и поэтому в следующем месяце там будет конец лета. Наш шотландский январь – затянувшаяся череда серых, промозглых дней, и, должна признаться, мысль о длинных солнечных вечерах, ясном небе и запахе летних лугов меня очень привлекает.

– Мы не сможем рассказать о каждом виде пингвинов в рамках программы, – признается мне сэр Роберт. – Но нескольких постараемся охватить.

Я прошу его назвать разные виды пингвинов, и он перечисляет мне все восемнадцать, загибая пальцы. У него просто невероятная память – почти такая же безупречная, как у меня. Оказывается, что на Фолклендских островах обитает пять разных видов, и я рада узнать, что среди них есть златовласые пингвины. Тут мне удается вставить в разговор недавно приобретенные знания:

– Да, сэр Роберт, этот вид пингвинов обязан своим вторым названием, «макарони», моде восемнадцатого века – макаронизма, как в песне «Янки Пудель».

– «Янки Пудель»? – сэр Роберт удивленно поднимает свои густые брови, пораженный моей эрудицией.

Я с большим удовольствием проглатываю большой кусок морского фазана.

– Мой продюсер очень хочет, чтобы мы сделали эту программу популярной у широких масс, – продолжает он. – И я чувствую, что людям уже наскучил мой голос…

– Ну уж нет, сэр Роберт! – возражаю я.

– А вы бы привнесли в программу что-то совершенно оригинальное, Вероника.

Я чувствую, как мое лицо расплывается в улыбке. Сэр Роберт уверяет меня, что роль ведущей не доставит мне никаких хлопот, потому что львиную часть работы он берет на себя. Слегка раздосадованная тем, что я не буду в программе номером один, я, тем не менее, дрожу от восторга при одной мысли о том, чтобы снова увидеть пингвинов в дикой природе, при том совсем скоро. Поэтому я даю сэру Роберту свое согласие на участие в программе, и принимаю приглашение стать его соведущей и на островах Антиподов, и на Фолклендских островах.

До сих пор я считала, что поездка на остров Медальон была моим последним великим приключением в жизни. И вот теперь я стою на пороге очередного приключения, и с трудом могу поверить в свою удачу. На этот раз меня ждут не скромные условия полевого центра и не самый холодный материк на планете; моя поездка будет довольно комфортной, со всеми удобствами и без лимита на чашки чая, в сопровождении съемочной группы Би-би-си и самого очаровательного джентельмена из всех, что я знаю. А еще там будут пингвины. Тысячи пингвинов.

7

ПАТРИК

Корабль в Южном океане

Бабуля говорит, что импульсивные поступки в крови у Маккриди. Думаю, я только что доказал ее правоту.

Я наклоняюсь за борт. Здесь, в открытом море, очень холодно. Порывы ледяного ветра обжигают мое лицо. Крики чаек и поморников отдаются эхом в белоснежном небе. Со всех сторон мы окружены острыми вершинами айсбергов, отражающих свет так ярко, что у меня болят глаза. Вдалеке я вижу несколько китов, пускающих фонтаны, но я злюсь на них за то, что они выглядят слишком радостными. Сейчас, когда я уезжаю с острова Медальон, это совсем не кстати.

Я просто не смог больше терпеть. Не собираюсь играть в счастливую семью и дальше притворяться. Ясно одно: я не могу сейчас работать с Терри. Я должен был сбежать оттуда.

Я подавлен, язвителен и раздражен. Как дикобраз – думаю, что мог вы выпустить тысячу острых колючек в любого, кто приблизиться ко мне. Да и какой смысл разговаривать с другими пассажирами? Эти люди просто повстречались мне на пути, они, как и я, погружены в свои проблемы, и мне есть о чем подумать безо всякого общения, большое спасибо. Я избегаю всех на корабле и стараюсь больше времени проводить на палубе. Я продрог до костей. Прекрасно. Кажется, у меня пропал аппетит. Прекрасно. Я чувствую себя разбитым. Прекрасно. Я снова стал грустным одиноким ничтожеством. Прекрасно.

Прекрасно, просто прекрасно, что мне удалось закончить эту сумасшедшую главу моей жизни, но сцены из нее все никак не выходят у меня из головы. Хруст снега и блеск ледников. Тюлени, бьющие своими плавниками, чайки, парящие в небе, сверкающие ручьи талого снега. Склоны, усеянные пингвинами. Бродить среди них, осматривать, взвешивать, считать, помечать. Пар изо рта, затвердевшие от холода варежки, трудности, счастливые моменты. Здание полевого центра. Дитрих, потирающий бороду, Майк, сбивающий снег с ботинок, Терри, сжимающая кружку чая в руках, я, помешивающий горячий томатный суп. Вот Дитрих достает карандаш из подставки и принимается за новый комикс про пингвинов, вот Майк изучает кости в лаборатории, вот Терри сидит перед компьютером, поправляет очки и пытается подобрать нужные слова для своего блога. Вот мы вчетвером сидим за столом и поедаем кашу. Вот Дитрих ставит джаз на CD-плеере, я соединяю провода, Терри наматывает шарф вокруг шеи пять раз, Майк стучит по барометру, Дитрих восклицает «Майн Готт!».

Вот Терри держит пингвина под мышкой, а в зубах у нее карандаш. Вот Терри смеется, потому что каким-то образом пингвину удалось накакать ей на голову. Вот Терри наклоняется ко мне, чтобы показать новые фотографии на своем фотоаппарате. Терри целует меня в губы. Снимает с себя несколько слоев одежды и ныряет под одеяло, ее мягкое, теплое тело скользит по мне, разжигая внутри меня огонь.

А вот мрачные события прошлой недели прерывают эти воспоминания. После намеков Майка я начал замечать, что Терри действительно меня не любит, что она со мной только потому, что бабуля спонсирует проект. Как только я это понял, я стал видеть подтверждения повсюду: в ее взгляде, в голосе, даже, черт возьми, в ее походке. И она постоянно задерживалась, чтобы поработать еще немного. Избегала меня, когда я пытался проявить свою любовь… а затем пыталась компенсировать это притворной лаской. Каким же кретином я был. Мне даже не приходило в голову, что Терри со мной не из-за моей жалкой, раздутой «личности», я был нужен ей только из-за бабушкиных денег.

Последней каплей стала поломка фильтра для воды. Я уже провалил несколько попыток починить его, и мы провели три отвратительных дня с вонючей водой и несварением. Из-за этого мое настроение было ни к черту, и я провел пол ночи, пытаясь его починить. У меня все никак не получалось, а затем, прямо перед восходом солнца, фильтр сдох окончательно. Я заревел от отчаяния и гнева.

Они все выскочили из своих спален, протирая глаза, чтобы узнать, что стряслось. Лицо Дитриха разочарованно нахмурилось, а Майк расплылся в широкой ухмылке. Терри встревоженно потянулась ко мне, чтобы обнять. Я стряхнул с себя ее руки и накричал на нее, на всех них. Чем больше она вздрагивала от моих криков, тем больше я приходил в исступление. Ученые встретили мой срыв напряженным, осуждающим молчанием.

Его нарушила Терри, сказав тихим, но ледяным голосом:

– Иногда я задаюсь вопросом, по силам ли тебе все трудности жизни на острове Медальон, Патрик.

И тут я просто сорвался. Из меня посыпался град новых оскорблений. Я наговорил вещей, которые мне никогда не следовало произносить вслух, но теперь уже слишком поздно, да, черт возьми?

И тогда она сказала:

– Если ты действительно так думаешь, то, возможно, наши отношения были ошибкой.

Я почувствовал себя так, будто мое сердце лежало у нее в руках, и она только что разорвала его на кусочки.

Никогда не забуду боль и обиду, которые я тогда испытал. Им нужно было найти выход.? И я его нашел.

8

ТЕРРИ

Остров Медальон

– Полагаю, это конец.

Майк тут же принимается осуждать и предсказывать наихудшие сценарии. Я притворяюсь, что не понимаю, о чем он говорит, и вопросительно смотрю на него.

– Конец нашему проекту, да?

Он раздраженно выплевывает слова.

– Патрик побежит жаловаться Веронике, Вероника остановит финансирование, и тогда нам крышка.

Мне хочется встать на защиту Патрика. Но вместо этого я начинаю защищать Веронику.

– Она сама примет решение. Вероника поддерживала нас с того момента, как узнала о проекте, и я не верю, что она так легко от нас откажется.

Я щелкаю пальцами, чтобы изобразить эту легкость. Но даже сейчас я осознаю, что Вероника и правда остро реагирует на происходящее, и ее реакция может быть непредсказуемой.

Дитрих поднимает голову от своих бумаг. У него обеспокоенный взгляд, но он пытается уравновесить пессимизм Майка.

– Хочу напомнить, что Вероника спасла Пипа, – говорит он. – Так что она эмоционально привязана к проекту.

– А еще она эмоционально привязана к этому неуда… к Патрику, – возражает Майк.