Про злодея

У желаний условий мало,
но все ж требуется одно:
что в дворянки старуха метит,
должно бабе сказать самой,

и уж рыбка-то ей поможет,
свой уступит подводный трон.
А исполненные желанья
не исправит уже никто.

Быть царицей старухе мало?
Бери выше, проси весь мир:
на последнее из желаний
рыбке хватит волшебных сил.

Горевать тебе вечно, баба,
ходить в золоте-соболях,
равнодушные злые волны
вернуть прошлое умолять —

никому уже в этом мире
не разрушить твоих цепей.
Коль желанья исполнить просишь,
прежде спрашивай о цене.

Откуп

А потом он сдается нежности,
называет ее своей
и приводит на ложе брачное,
где сжигает в другом огне.

Что до косточек тонких, беленьких
всех, кто отдан ему был до,
они страшным напоминанием
устилают пещеры дно.

Но окупится, ох, окупится,
каждый крик, и слеза, и стон:
та, что сердце взяла драконее,
обратит прежний дом костром,

всех и каждого в нем ждет страшное,
и едва ль будет быстрой месть.
Сколько девушек было отдано
зверю страшному и не счесть,

и лишь чудом одна хозяйкою
вдруг случилась его душе:
стала трепетною возлюбленной
человеческая мишень —

ритуала часть, жест покорности,
просто цель для его огня.
Она ластится теплой кошкою,
не страшится его обнять,

и дракон верным псом на привязи
восседает у белых ног.
Жатва жертву найдет кровавую
среди тех, кто ее обрек:

так дракон обратится карою,
всяк предавший – пятном золы,
ночь, горящая в жарком пламени,
ярче станет любой зори.

Вы же поняли это загодя,
чуя в ней этот злой задор,
когда к зверю невеста первая
протянула свою ладонь,

не боясь ни огня, ни пасти, ни
гнева острых его клыков.
Сами видели, как чудовище
к ней, всему вопреки, влекло.

Так чего теперь горько плакаться,
что нарушился ваш обряд?
В темной ночи глаза драконие,
словно угли в костре, горят,

и стоит в серебре и золоте
дева возле его плеча.
Та, что прежде была лишь откупом,
теперь здесь его назначать.

Убивший монстра

Другие слагают победе песни,
а сам герой хмурый, молчит да пьет
и все вспоминает, каким красивым
был зверь в небесах, и его полет

навечно остался перед глазами.
В ушах – скрип жестоких широких крыл.
Он пьет, чтоб забыться. Не помогает.
Ресницы, как прежде, от слез мокры.

За эту победу обрел он славу,