Про злодея

осыпан был милостью короля.
Но, если опять тот попросит подвиг,
герой не отважится повторять.

И дело не в силе или отваге,
не в храбрости, ловкости удалой.
Он помнит, как нежно ложился ветер
под зверя чешуйчатое крыло,

как рев сотрясал, словно гром, долину,
как бил гибкий хвост по камням, дробя.
Каким было страшным и совершенным
жестокое чудо его огня.

Что он не герой, просто злую правду
никто не узнает, чтоб объявить.
О том, как по локоть засунув руки
в грудь зверя, испачкавшийся в крови,

стоял он, и кровь была теплой-теплой…
Бок зверя ходил ходуном, дрожа.
И бились в мозгу слова, что героям
пристало чудовищ уничтожать,

и нужно лишь сжать ком горячий в пальцах,
прочесть смерть по желтым глазам чужим.
И, с монстром покончив, понять внезапно,
что монстра убивший вдруг сам стал им.

Монстр

Победитель дракона сам становится драконом.

Победил двух драконов, третьего не сумел.
Превратиться не смог ни разу, как предрекали:
мол, дракона срази, проклятье его регалий
перейдет на тебя, явился раз, глуп и смел.

Я специально сдирал доспехи и голым шел,
не боясь, без меча кидался, как волк, на зверя.
Я хотел победить, желая, не лицемерил,
только что-то не так, быть может, с моей душой,

раз проклятье меня обходит за разом раз
и драконья душа вселяться в меня не хочет.
Почему только я – единственный среди прочих
и меня обманул предания гнилой сказ?

Третья туша в крови сгнивает у моих ног,
желтый глаз смотрит пристально-мертво, и режут сталью
крыльев черных шипы, которые не достались.
Я стою и смеюсь: я смог, да, я снова смог,

но драконья судьба прошла стороной меня.
Победивший дракона остался, как был когда-то!..
Только правда стеклом драконьего жжется взгляда:
монстр уже был внутри, и его ни к чему вселять.

Обошел полмира

Обошел полмира, но на тебя
не хватило подвигов и дел ратных.
Ты ушел чудовище отыскать,
но вернулся сам им домой обратно.

Победил сильнейших, чтоб доказать,
что ты самый сильный из всех, но, право,
нет геройства в том, чтоб, сойдясь с другим,
не найти затем на себя управу.

Обмануть сумев всех и провести,
от себя ты правды, увы, не скроешь.
Сколько б монстров ни было на земле,
но страшнее нет, чем ты сам, чудовищ.

Он не ходит с дня того на болота

Он не ходит с дня того на болота,
не глядится даже в колодца воды,
но причин на это отцу и братьям
не желает, как ни пытай, назвать.

И причина входит сама в палаты
ровно в миг пылающего заката,
и ползут от ног ее тени кругом.
Ходит все выискивает супруга,

говорит, вот, батюшка, стрелы клятва,
отдавай царевича мне обратно,
коль меня назвать он решил женою,
не узнав сперва, мертвой ли живою,

верной буду, ласковой ли, послушной,
лебедем, волчицею ли, лягушкой —
так его томила его охота!
Пусть теперь познает мою заботу.

Ляжет мох периной, укроет кости,
станет мужем, быть перестанет гостем
и навек поселится со мной рядом,