Про злодея

как докончим свадебные обряды.

Много женихов до него ходило —
все себе в болотах нашли могилы.
Но глупее всех их Иван-царевич,
ведь о шкурках все же в совет поверил.

Но их недостаточно сжечь, Ванюша.
Лучше б няньки сказочки меньше слушал.

Просила, молила

Просила, молила, взывала ко всем богам,
и шкура моя сползала к его ногам,
как клятва. Не смог, не сдержался, не вытерпел. Не хотел.
Теперь, утопая, идет ко мне по воде,

и шаг его каждый – мне мазь на открытость ран:
я выйти живому отсюда ему не дам.
На каждый ожог, когда шкуру сжигал в печи,
пусть раненым волком воет, пускай кричит

от боли, как я, сжигал он меня когда.
И пусть не омоет раны его вода,
пусть куполом сверху накроет его, отняв
и жизнь, и дыхание. Простить никогда огня

ему не смогу. Как от дыма сжимало грудь,
так он под водой пускай будет теперь тонуть
и звать Василису. И погибнет у белых ног:
с дыханьем последним последний сойдет ожог.

О царевне, что всех прекрасней

Перед ним, во мгле печальной,

гроб качается хрустальный,

и в хрустальном гробе том

спит царевна вечным сном.

«Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»

Елисей за царевной не скачет, пещер не ищет.
Что ему ее мертвость, стеклянность незрячих глаз?
А народ и без подвига этот продолжит сказ.

Дочка царская спит. Этот сон не разбить любовью,
этот сон ничем вовсе вовеки не одолеть.
А народ и без правды песни продолжит петь

про хрусталь и про гроб, про любви поцелуй священный,
что разрубит, как меч, и заклятье, и твердь цепей.
О царевне, что всех прекрасней. И всех мертвей.

Он знает путь

Он знает путь, да что там – носит карту,
изрисовав лист вдоль и поперек,
да только толку? Полюбил царевну
и не сберег. Не смог и не сберег.

Теперь лежит закована в объятья
на смерть похожего безрадостного сна,
не зная ничего: любви, надежды,
страданья, и предательства, и зла.

Качают цепи, как младенца в люльке,
царевну мертвую, и нет исхода дням.
Хрустальный гроб скрывается под пылью,
но трещиной исходит по краям,

грозясь открыться, выпустить из плена
однажды обреченную на смерть,
но королевич потерял надежду
и не заходит даже посмотреть,

как изредка сквозь сон дрожат ресницы,
от жадного дыханья ходит грудь.
И нужно одарить лишь поцелуем…
Сжигая карту, он велит: «Забудь!»

себе и после забывает,
но много лет спустя в один из дней,
вернувшись в грот, находит гроб, а в гробе
царапины на внутреннем стекле.

Твой черед

У Царевны, гляди, из левого рукава,
опаляя жизнь смертью, Навь льется рекой на пол.
У Царевны, гляди, из правого рукава
кости сыплются угощеньем на пышный стол.

Елисей стоит бледный, и пот по вискам течет.
Понимает, что заявилась та за душой.
Только ветер качал, как люльку, хрустальный гроб.
За Царевной, в нем спавшей, никто так и не пришел.