Четыре сына. Рождение легенд

– Ах ты, щенок! – взревел Щербет, с искаженным от бешенства лицом.

Он сделал дерганные пассы руками, после чего в Дамаска полетел светло-желтый пульсар. Белый не испугался этого. Он вскинул руки кверху, подняв перед собой стену сыпучего песка. Пульсар спокойно прошел сквозь нее, вот только урона мальчику не нанес, превратившись в слабое дуновение ветра, оросив лишь острыми песчинками лицо Белого.

– Кардаш тебя пожри… – послышался испуг в голосе Щербета. Он суетливо пытался освободиться от оков, в которых застряли его ноги, и параллельно бормотал заклинание.

Дамаск ждать не стал. Он повторил свой фокус с сосульками, только в этот раз, увеличив их количество до десяти. Щербет был слабым магом. Настолько слабым, что волшба, которую творил сейчас перед ним десятилетний мальчик, казалась для него невероятной. Он понял, что создаваемый им щит не поможет. Дамаск с торжеством увидел страх толстяка, когда окружил его ледяными сосульками.

– Ты хочешь убить меня, Белый? За что? – визгливо спросил Щербет, бегая своими выцветшими глазками по зависшим в воздухе ледяным шипам.

Убить. Страшная вещь. Но смотря на этот напуганный дрожащий холодец порока, грязи и скверны, Дамаск даже не сомневался, что сможет пойти на это.

– Ты самая большая мразь, которая когда-либо рождалась на Эве. Ты столько людей убил ради потехи. Если бы не магия Черного, ты бы убил и его. Если бы не вовремя проснувшаяся моя магия, я утонул бы из-за тебя. Так зачем мне тебя жалеть?

– О чем ты, Белый? Я здесь при чем!?

– Я видел тебя на берегу! Ты был скрыт пологом! – крикнул Дамаск, взбесившись от всего этого вранья, так что сосульки дернулись ближе к Щербету.

Толстяк шугано дернулся, прикрывая лицо рукой.

– Белый, Белый, прошу, успокойся! – начал тараторить Щербет. – Тебе показалось. Меня не было на пляже. Я пришел за пару минут до того, как ты вышел из воды. Клянусь тебе!

– Хватит врать!!

От бешенства Дамаска одна из сосулек со свистом полетела вниз. Шип бы пронзил Щербета насквозь, но колдун вовремя откатился в сторону, так что острие ледышки лишь распороло ему камзол, оставив неглубокую царапину на жирной волосатой спине.

– Хорошо, хорошо, Белый! Спокойно! – поднимая руки ладонями вверх, воскликнул Щербет, сменив деланное непонимание на серьезное выражение лица. Застряв в песке, он не мог уйти, поэтому, лежа на боку, решил вести переговоры: – Я здесь ни при чем. Это все идея Атонаха. Он главный. Что сказал делать, то я и делаю…

– Атонах приказал тебе меня убить!?

– Конечно же, нет! Но магия может проявиться раньше времени, только если жизни угрожает опасность. Вот и весь секрет. Мне нужно было создать для тебя экстремальные условия. И все ведь получилось, мой мальчик. Ты теперь маг!

– Атонах сказал, что магия во мне сама должна пробудиться! Что спешить некуда! – Дамаск никак не мог понять, зачем "отец" так с ним поступил. За что?

– А зачем ждать? Ты сильный маг, Белый. Атонах знает это. За все надо платить. Он приютил тебя, дал крышу над головой, наделил, пусть маленькой, но властью. Настало время возвращать долги. Пора и тебе начать трудиться, как и Черному. Хватить сидеть иждивенцем на шее господина. Пора работать…

Эти слова резанули по сердцу. Дамаск почувствовал, как слезы обиды и злости начали жечь глаза.

– И ты, и Атонах пожалеете об этом! – подскочив ближе к Щербету, выпалил Белый, с искаженной гримасой гнева на лице. – Во мне уже сейчас больше Сил, чем в тебе. Я раздавлю вас всех как крыс. У Атонаха не будет ни меня, ни Черного, ни Ганса. А ты сдохнешь как паршивая собака. Мы поставим вас всех на колени, за все, что вы делаете! Керибюс будет нашим! А вы…

Дамаск не договорил. Щербет махнул рукой, и все зависшие над ним шипы разлетелись на тысячи сверкающих осколков. Это было так неожиданно, что Белый на несколько секунд растерялся. Свои ноги колдун так и не расколдовал.

– Да что ты возомнил о себе, шваль! – рявкнул Щербет и запустил в мальчишку красный искрящийся шар.

Дамаск не успел собраться, но все же в последний момент ему удалось скрутить плывущие перед глазами серо-голубые нити, и перед ним вдруг смерзся в стекло воздушный щит. Пущенный пульсар разбил его, откинув Белого назад. Будучи постоянным участником уличных драк, реакция у мальчика развилась молниеносной. Упав на песок, Дамаск тут же вскочил на ноги.

– Я передам Атонаху твои слова, неблагодарная скотина. Так что горевать он не будет, – злобно оскалившись, пообещал Щербет.

Колдун хлопнул ладонью по песку. Белый тут же почувствовал сгусток опасной для себя энергии, за спиной. Он инстинктивно припал к земле. Над его головой что-то с гулом пронеслось, вслед чему раздался вопль боли. Дамаск глянул на Щербета и увидел десяток белых шипиков, торчащих из груди колдуна. Один из них попал в правый глаз мужчины. Щербет перестал кричать и начал страшно булькать, пуская кровавые пузыри изо рта.

Дамаск в ужасе вскочил на ноги. Он, словно зачарованный уставился на захлебывающегося в предсмертных муках толстяка. Жалко Щербета не было, но страх сковывал Белого не хуже льда. Глаз колдуна закрылся, и он, наконец, затих.

"Что делать? Как теперь?.. Надо к Черному!" – носились в голове лихорадочные мысли. Дамаск настолько резко сорвался с места, что его развезло на песке, и он упал, но тут же вскочил и побежал в сторону Керибюса, оставляя за спиной мертвого Щербета.

Глава 5

Сараха.

В маленькой комнате Сарахи было темно, душно, мерзко пахло чесноком, всевозможными травами и еще какой-то дрянью, которые в своей дружной квинтэссенции прям-таки убивали людей с порога. Селир титаническими усилиями подавлял то и дело накатывающие рвотные позывы. Непроглядный мрак неприятно давил на глаза после яркой улицы, и ему начало казаться, что он ослеп и смертельно болен. Если бы не державшаяся за его руку маленькая ладошка дарса по имени Тэйп, он бы подумал, что провалился в саму Бездну. Как обстояли дела у остальных спутников, оставалось только гадать. Но по тяжелым прерывающимся вздохам, можно было сказать, что вряд ли кто-нибудь из них сейчас пребывает в счастливой эйфории. Недовольная компания ожидала старую прорицательницу уже довольно долго, но до сих пор никак не могла прозреть, всматриваясь в рассеянную тьму.

Все началось со встречи испуганной черноволосой худенькой девушки с опущенной головой, у самых ворот Квихла, когда они вернулись в Гиваргис. К Кеийю подошел квихельм с серебряным кольцом в ухе (означавшим ранг Младшего ученика), и хотел что-то сказать, но девушка неожиданно вцепилась ему в руку ногтями, мягко говоря, удивив тем самым всех присутствующих. Она напряженно свела свои бесцветные на фоне черной косы брови и помотала головой. Сначала Селиру показалось, что квихельм разорвет в клочья хрупкую брюнетку, об этом говорило его багровое, почти фиолетовое лицо. Но вопреки ожиданиям, он лишь дернул плечом, скидывая с себя ее руку. После этого немого диалога, девушка опять уставилась себе под ноги и тихим робким голосом сказала: "Уважаемая савира Сараха ждет вас у себя. Следуйте за мной".

Так-то Селир, Кеий, Гожо и маленький дарс оказались в небольшой хижине, словно гриб выросшей в сени толстоствольных вястов на территории замка Квихл. Почти все квихельмы обходили стороной этот добротный домик из черного дерева. Он не был ужасен, как обычно описывают жилища старых ведьм в сказках. Но никто не мог объяснить, почему не хочет приближаться к нему ближе, чем на сто метров. Положа руку на сердце, Селир тоже терпеть не мог ни этот дом, ни сумасшедшую Сараху, которая кроме страха ничего в нем больше не вызывала.

– Да где эта проклятая старая гадалка! – зашипел Гожо, но настолько тихо, что если бы не полное безмолвие в комнате и целенаправленное прислушивание к каждому шороху, Селир бы и слова не разобрал. – Клянусь, если она сейчас не придет и не вернет мне зрение, я самолично вырву ей глаза.

– Что ты мне там вырвешь, свинопас безродный? – раздался спокойный хрипловатый женский голос (ну как женский, скорей это было нечто среднее между мужским и старушечьим), заставивший Селира подпрыгнуть на месте. Маленькая ладошка дарса сильнее впилась ему в руку. – Смотри, как бы язык твой не отсох и не отвалился от слов твоих поганых, как ты сам. Пришел тут! Король великий! Порядки мне тут свои заводит, собака. Когда захочу, тогда и говорить буду. А ты, помойный выкормыш, будешь сидеть и ждать сколько нужно, хоть день, хоть два, хоть десять. Ох, мужичье…

Говаривали предки, что услышит лишь слушающий, а увидит лишь тот, кто откроет свои слепые очи, – продолжила сипеть Сараха. Послышался звук двигаемого стула, скрип, звяканье и приближающиеся шаги. – Но эта мудрость ведь не про вас, дурней. Вы же как родились глухими слепцами и глупцами, так и помрете. Вот "не всегда нужно приходить туда, где тебя ждут", вот это про вас. Что, не могли Бархису помочь? Целый корабль квихельмов и хоть бы кто с места сдвинулся! Нет же, спрятались за своей подлой магией и сидели, смотрели со своей скорлупы, как убивают султанскую семью, да детишек вырезают по всему Хасару. Трусы бесхребетные!.. На кой вообще с вами отребьем таким связалась. Палачи Оркуса, великие квихельмы, тьфу! Фарс один!

– Савира, нас было слишком… – начал было Гожо.

– Ой, да молчи лучше, кусок глупости, пока я не оставила тебя без зрения навсегда! – оборвала старуха.

Мимо дохнул ветерок, прошедшего мимо большого тела. Селир почувствовал запах горькой полыни и едкого пота. Маленький дарс отпустил его руку, и теперь чародей ощущал себя по-настоящему слепым и брошенным.

– Но ты не такой, мой сладкий, правда ведь? – снова заговорила Сараха справа от маленького мага, где как раз находился Тэйп. Вот это да! Селир и не знал, что старуха знает добрые и ласковые слова, а уж тем более, что у нее может быть такой мягкий, почти бархатный голос. – Ты прозреешь первым. Ты уже приоткрыл занавесь, видел то, чего другие не заметили. Ты увидишь больше остальных. Не станешь поступать, как эти подлюги. Почему ты не даешь мне себя посмотреть? Не видно тебя совсем. Ох, сколько силы в тебе! Настоящий воин! А сердце-то черное у тебя… черное… Словно там Кардаш поселился! Нельзя тебе с таким сердцем жить. Ох, нельзя, лакомый. Многих можешь погубить. Отпусти все. Хотя ты ведь не отпустишь. А может даже это и к лучшему. Жаль, что не даешь себя посмотреть, черноглазик. Очень ты интересный. Даже колдун это чувствует. Ну ничего, ты нам себя еще покажешь. Правда, золотой?

"Бабуля, очнись!! Он тебя не понимает! Он дарс!" – хотелось крикнуть Селиру, но он малодушно промолчал, так как старая Сараха не делала никаких различий между взрослыми и детьми. Наподдавать могла и тем и другим. Именно поэтому из присутствующих безмолвно таращился в кромешную темноту хижины не только Селир.

– А ну-ка, давай глотай! – переходя на свой обычный бабско-мужицкий тон, крякнула провидица.

Вслед за этим Селиру бесцеремонно засунули в рот большую плоскую таблетку. О том чтобы выплюнуть ее, даже мысли не возникло, Сараха за такое превратит в жабу (по крайней мере, маленький маг искренне в это верил). Сначала на языке стало прегадко, будто он лизнул потную портянку, но по мере рассасывания, таблетка начала приобретать сначала кислый, потом сладкий, а в конце приятный мятный вкус.

Зачем все это было нужно, Селир понял, когда к нему начало возвращаться зрение. Мрак, словно море во время отлива, начал отползать к деревянным шкафам, жавшимся к стенам. Что там находилось, даже вечно любопытный Селир не хотел знать.

Через пару минут маленький маг уже отчетливо видел круглый стол с длинной до пола белой скатертью, за которым на треножном стуле сидел Тэйп и выковыривал яркие красные ягодки из граната, закидывая их в рот. Его безмятежное лицо освещали толстые свечи в громадных подсвечниках, стоявшие в четырех углах комнаты и голубоватый свет Чары, пробивающийся сквозь задернутые белоснежные занавески на большом окне. Это была обычная комната, и ни один нормальный человек не заподозрил бы ее обитателей в порочных связях с потусторонними силами. Даже тошнотворный запах чеснока, трав и еще чего-то (наверное, лучше даже и не знать чего) полностью исчез, сменившись ароматом полыни, мяты, люпина и сладкой сныти.

Внушительно качая необъятным задом, прорицательница в этот момент хромала в сторону стола. Натужно ухнув, она рухнула на жалостливо скрипнувший стул, прямо напротив Тэйпа. Маленький дарс не обратил ни малейшего внимания на старуху, продолжая колупать ягодки. Складывалось впечатление, что ему вполне комфортно в ее присутствии.

– Подойди ко мне, Селир, – как-то устало произнесла Сараха.

Селир помешкал мгновение, но все же послушно подошел к колдунье. Приблизившись, он долго смотрел в ее круглое обвисшее лицо, с синеватыми поджатыми губами, широким носом и узкими расщелинами глаз, где под правым глазом была огромная черная родинка.

– Достань табуретку из-под стола и сядь… – заговорила она.

Выполнив указания, мальчик уселся, вытянувшись в струнку под тяжелым взглядом прорицательницы.

– Я знаю, что ты видел смерть, – сказала Сараха. Дождавшись, когда Селир утвердительно кивнет, она продолжила: – И ты знаешь теперь, что все мы когда-нибудь умрем. Селир, ты знаешь, что рано или поздно все твои близкие уйдут?