Четыре сына. Рождение легенд

– Дурень! Как только вы сбежите, первым делом Атонах пошлет Воронов ко всем выходам из города, в том числе и в порты. Все корабли будут проверяться…

– Значит, мы сядем в Эссорском порту на корабль, – в который раз упрямо перебил Дамаск Шаха, загорелое до лакричного цвета лицо которого стало темно-бордовым от злости. – Там Атонах не имеет такой власти как здесь.

– Зато он имеет связь с главой керибюсской стражи, а уж он наверняка может договориться с эссорскими карберами. Скорей всего вы даже и в город не попадете, вас на самом входе скрутят и к Атонаху притащат. Если же вам все-таки удастся пройти через Эссор, то вряд ли кто-нибудь из капитанов захочет взять на свой корабль троих детей, от которых ни денег, ни пользы.

– Мы маги! От нас может быть много пользы!

– Лет через десять! – все громче звучал голос Шаха, так что прохожие шедшие по улице Пекарей, стали оборачиваться и заглядывать в проулок, где спорили двое мальчишек. – В Нуармутье вас все равно никто не пустит! В черный город невозможно попасть без пропуска от шаха или его визиря!

– Откуда ты знаешь?

Предводитель Скорпусов высокомерно расправил плечи, выпятив грудь колесом, и презрительно поджал губы.

– Я до семи лет там жил, пока не отправился с отцом в Аром через океан, – гордо продекламировал он. – Наш корабль попал в шторм и разбился о рифы, вблизи Эссора. Там меня выловил местный рыбак. Его жена выходила меня. Я хотел найти отца, поэтому ушел от них. Но в кораблекрушении, кроме меня никто не выжил. Вернуться в Нуармутье я даже не пытался, каждому родившемуся там ребенку известно, что "выйдя раз ты за врата, не вернешься никогда". Без пропуска родителей, детям не войти в город. Без отца мне было туда не попасть. Чтобы как-то выжить, я начал воровать. Однажды, меня поймали карберы (я пытался стащить деньги из очень богатой ювелирной лавки). Сначала мне хотели отрубить руки, но один из стражников посчитал, что проступок мой заслуживает более жестокого наказания, и предложил закопать меня по шею в пустыне, чтоб Илар поджарил меня до румяной корочки, а стервятники выклевали мои глаза. Они так и сделали. Но меня вовремя вытащили Вороны Атонаха. Им рассказали о том, что я позарился на лавку богатого ювелира, и это пришлось проклятым вербовщикам по душе. Они притащили меня в Керибюс, где я продолжил дело, начатое в Эссоре, но уже под присмотром Гильдии. Атонах разглядел во мне того, кем я являюсь и через год поставил меня во главе Скорпусов.

В Керибюсе я вот уже как пять лет, и за эти пять лет узнал намного больше, чем за семь предыдущих. В Нуармутье жизнь проста и легка, но только если ты живешь за черными мраморными стенами, а не за их пределами. Так что поверь мне на слово, вам туда не попасть ни живыми, ни мертвыми.

– Но нам нужно именно туда! Только там Атонах не сможет нас достать! – отчаянно воскликнул Дамаск, после пламенной речи Шаха, который видя растерянный вид мага, остался очень довольный собой.

– А чего это вдруг ты вообще решил, что вам нужно удрать от него? Вы ж живете как у Оркуса в кармане. У вас есть все, что только душа пожелает. Откуда такое желание стать нищебродами?

Перед глазами Дамаска тут же возник образ распластавшегося на песке Щербета с кровавым шипом в глазнице. Нет! Теперь в каждом слове человека, которого Белый считал отцом, будет слышаться лишь ложь. Когда Дамаск первый раз спросил Атонаха, где его родители и откуда он взялся, главарь керибюсского дна сказал, что его отец и мать мертвы. Быть может и это вранье?

От этой мысли горло больно засаднило, а в носу неприятно защипало. Все, что Белый раньше считал нерушимой правдой, рухнуло, как карточный домик. Маленький маг крепко сжал кулаки и исподлобья посмотрел на черноволосого загорелого мальчишку перед собой.

– Неважно. Мы должны это сделать. Тебе придется поклясться, что ты меня не видел и никому не скажешь, о чем мы с тобой говорили, Шах. Иначе мне придется тебя убить, – жестко произнес Дамаск своим детским голоском, твердо намереваясь осуществить задуманное, чтобы спасти себя, Черного и Ганса.

Шах снисходительно расхохотался. Именно поэтому Белый ему нравился, он был смел, честен и чересчур наивен для жизни, в которой они жили. Но как только предводитель Скорпусов увидел два маленьких закручивающихся смерча, поднимающих пыль за спиной светловолосого мальчишки, смех его сию же секунду смолк. Голубые глаза юного мага, которые и раньше, время от времени, казалось, начинали светиться, сейчас вспыхнули такой яркой синевой, что даже белки глаз начали отливать голубизной. Он понял, что Белый не шутит.

Шах в любом случае не собирался никому ничего говорить, друзей у него не было, а к Атонаху он испытывал лишь презрение. Жизнь в Керибюсе ему не нравилась. Ему отвратительно было делать то, что его заставляли, раздражали люди, которые окружали. Шах не мог дождаться дня, когда вырастет и станет настолько сильным, чтобы уйти из Гильдии. Поехать в Креон или Волд, а может быть даже вернуться в родное Нуармутье…

– Так ты серьезно? – нахмурившись, риторически спросил главарь Скорпусов, ничуть не испугавшись пылевых вихрей, растущих за спиной Белого и уже поднявшихся над ним на четыре фута.

Истинного колдовства Шах повидал не так уж и много. Лишь пару раз устрашающую волшбу ардальских ищеек, которая и рядом не стояла с примитивной и вялой магией Щербета, да заколдованные артефакты разные по Силе и содержанию. Неважно, маг ты или простой человек, настоящее колдовство ощущается кожей. И то, что сейчас чувствовал Шах, не шло ни в какое сравнение с тем, что он встречал раньше. Магия Белого была иной, она словно стягивала воздух вокруг, разливала Силу и одновременно отбирала ее у всего окружающего.

"Сколько лет ему? Десять? Когда он начал владеть своей Силой? Сегодня? Если сейчас такие результаты, то, что же будет через пять лет?" – эти мысли хороводом носились в голове Шаха, пока он смотрел на танцующие смерчи, возвышающиеся грозными охранниками по бокам от взъерошенного маленького блондина. "Может не нужно ждать, когда я вырасту?..".

– Я никому ничего не скажу, Белый. Даже больше. Я помогу вам сбежать. Помогу забрать Ганса. Но и вы должны помочь мне.

Откровенно враждебный вид Дамаска сменился растерянностью, так что даже утробно завывающие вихри начали стихать и уменьшаться в размерах.

– Чем?

– Возьмите меня с собой, – просто ответил предводитель Скорпусов.

Эта фраза настолько потрясла Белого, что вся его творимая волшба исчезла, оставив после себя лишь оседающую пыль. Пока он не начал ничего говорить, Шах поспешил привести ему доводы, которые убедят мальчика.

– Я пригожусь вам, Белый. Я знаю не только керабский, геллийский, но и нуармутский языки. В Эссоре многие говорят на эссорском, его я тоже немного знаю. Ловкости мне не занимать. А если нужно применить силу, то и здесь на меня можно положиться. Я знаю, как без труда можно выбраться из Керибюса и добраться до Эссора. Я скажу своим ребятам, чтобы они запутали Воронов, и мы выиграем время. К тому же я могу читать и писать, это не так важно, но вполне может пригодиться. Тем более ни тебе, ни Черному ведь не известно письмо. И еще у меня есть идея, где мы можем на некоторое время спрятаться в Эссоре.

Дамаск был ошарашен. Лишь через минуту он смог выйти из ступора.

– Ты хочешь сбежать? Почему?

В его вопросе было столько искреннего непонимания, что Шах даже посмеялся.

– Поверь, Белый, причин, чтобы сбежать из Гильдии у меня куда больше, чем у тебя. Так вы возьмете меня с собой?

Все происходило очень быстро, жизнь начала резко менять свой ход, и скороспелому магу тяжело было сейчас следить за ее событиями. Казалось, что все идет по какому-то определенно заданному маршруту, и от него совершенно ничего не зависит. Шах мог помочь им выбраться из Керибюса. И то, что он может присоединиться к их троице, было так логично, так правильно.

– Да. Возьмем.

Белый сидел в тени огромной круглой колонны на каменных белых ступеньках центрального собора святого Имара и невидящим взглядом смотрел в мелькающую по площади толпу богато одетых горожан. В Верхнем Керибюсе все выглядело иначе. Улицы были чище, здания величественней и живописней, фонтаны, памятники говорили о незаурядных талантах, живущих в этом восточном городе, омываемом океаном. Даже люди здесь казались красивей и здоровей. На бульварах, аллеях и площадях нередко можно было встреть стражников. Они рьяно оберегали покой своих достопочтенных граждан, владевших тугими кошельками. Всех подозрительных оборванцев, стража султана выкидывала взашей, через арку Благочестия, являющейся незримой чертой между миром богатых и бедных.

Сюда было сложно попасть кому-либо со Дна. Но так как именно отсюда шел основной доход для Гильдий, Атонах не скупился на приличную одежду для своих ушлых маленьких карманников. Сидя на паперти, Дамаск несколько раз уже натыкался взглядом на ребят из Шуш и Ангелов. В банду Ангелов входили самые прелестные дети, за невинными личиками которых прятались маленькие дьяволы, способные не только на воровство, но и на жестокие убийства – это была одна из самых опасных шаек Атонаха.

Глянув на белоснежный памятник святого Имара, расположенный прямо перед собором, названным в его честь, Дамаск заметил, как один из стражников выталкивает с площади Дена-бирмидена, старика лет ста, который под личиной страждущего больного, с наклеенными гнойниками из воска на лице и руках, просил милостыню. Это было очень доходное предприятие, и в хорошие дни он выручал по несколько десятков серебряных чагалтов. Возле собора святого, богачи охотней расставались со своими деньгами. И если бы не бдительное око стражников султана, наверняка Дену-бирмидену удавалось бы выпросить намного больше.

Дамаск не особо привлекал внимание. Он был одет почти так же, как и эти богатые господа, серая шапка скрывала светлые волосы, а благородный цвет его голубых глаз, с которыми встречались стражники, заподозрившие мальчишку в богомерзких помыслах, мигом отметали предположение, что он принадлежит к касте воров или попрошаек.

Уже час с лишним Белый с нетерпением ждал возвращения Шаха. Он велел ему сидеть на этих выбеленных длинных ступенях, в то время как сам отправился к своей банде, чтобы дать им несколько распоряжений и забежать еще "в одно место". Дамаск уже порядком истомился и начал волноваться, не случилось ли что с главарем Скорпусов. Мысль, что он мог его предать, даже не возникала в голове мага. Единственным развлечением для него было разглядывание людей и маленькие шалости с помощью своей недавно обретенной магии. Дамаск легкими порывами ветра сдувал голубей и быстро бегающих маленьких серых пигалиц с черно-белыми полосками на загривке, которые разгневанно чирикали, когда их подбрасывало в воздух. Пару раз он задувал объемные юбки степенно вышагивающих дам с «дырявыми» зонтиками в руках. Они громко визжали и, краснея спелыми яблоками, спешили убежать.

Слева от площади тянулась улица под странным названием – Послушница короля, где располагался огромный фонтан со стыдливо прикрывающейся обнаженной дамой в центре. Он находился довольно далеко от собора. Однако Дамаск, желая испробовать свои способности, решил расплескать воду из-под ног "королевской послушницы". Он сосредоточенно моргнул, надеясь вновь увидеть разноцветные энергетические полотна, как тогда в заброшенной бухте и в переулке Пекарей. Но сразу это у него не вышло. Белый уже начал злиться, когда, наконец, перешел на странное для него зрение. Над фонтаном эфемерно дрожало голубое прозрачное покрывало. Дамаск весь вспотел, пытаясь дотянуться до него своим сознанием. И вот, когда это у него получилось, он усилием воли встряхнул энергетическое полотно, и вода взлетела на добрых пять метров в небо, заливая всех и вся вокруг. Поднялся невообразимый визг залитых с ног до головы людей. Стражники, патрулирующие на площади, рванули в сторону крика.

Дамаск довольно рассмеялся, наблюдая за воцарившимся бардаком. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Ангелы бросились в толпу и начали нагло срезать кошельки с поясов добропорядочных граждан.

– Развлекаешься? – раздался за спиной насмешливый голос Шаха.

Вздрогнув, Белый повернулся и задрал голову кверху.

– Айда. Пора идти, – сказал главарь банды, хлопая Дамаска по плечу, с такой силой, что он чуть кубарем не слетел со ступенек.

"Поговорить что ли с ним на эту тему…" – пронеслось в голове бегом спускающегося Белого, который бережно потирал лопатку.

– В общем, план такой, – нагнав хмурого мага, бодро заговорил Шах. – Скорпусам я сказал, что на все вопросы по поводу золотых деток и меня отвечать, что видели нас в разных концах города. Кто-то будет говорить, что видел нас в Верхнем Керибюсе, кто-то в Нижнем, кто-то в порту, а кто-то в заброшенных шахтах. На самом деле мы два дня будем у бабы Розы торчать…

– У тебя совсем крыша поехала!? – перебил Дамаск, остановившись посреди площади. – Какая баба Роза!? Атонах к ней через день да каждый день ходит! Она же выдаст нас ему с потрохами!

Похоже, Шах останавливаться был не намерен. Он спокойно вернулся обратно к затормозившему магу и, схватив его под локоть, потащил за собой, обходя встречающихся на пути расфуфыренно одетых мужчин и не менее аляписто напомаженных женщин.

– Не выдаст. Она на него в последнее время зуб точит. Видать, он с ней был не очень-то учтив. И теперь она называет его не иначе как похотливый козел. Как только я упомянул, что нужна помощь, чтобы укрыть золотых деток от Атонаха, ее одобрению не было предела.

Два быстро шагающих мальчика свернули на улицу «Сладких поцелуев». Им нужно было пройти ее до самого конца и выйти в переулок Банщиков, который вел к арке Благочестия.

– Она дала мне Дурману и бармидос, – продолжал Шах в полголоса рассказывать свой план. – С Черным проблемы вряд ли возникнут, а вот с Гансом придется повозиться. Он ведь постоянно со своей нянькой. А на нее столько защитных заклинаний навешено, что и не подойдешь. Ей достаточно активировать их, – от нас и горстки праха не останется. Ганс постоянно при ней или при Атонахе, а это уже проблема.

Нам нужно их убрать обоих. Короче, суть в следующем. Я иду к няньке и отправляю ее в объятья сонных демонов с помощью Дурмана. Ты же идешь к Атонаху и проделываешь тоже самое при помощи бармидоса. Если няньку нам нужно обезвредить на время, то Атонаха желательно надолго, чтобы тревогу подняли как можно позднее…

– Нет. Я иду к няньке. Ты к Атонаху, – жестко произнес Дамаск, крепко стиснув кулаки.