Оценить:
 Рейтинг: 0

Опыт моей жизни. Книга 2. Любовь в Нью-Йорке

Автор
Год написания книги
2019
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 23 >>
На страницу:
8 из 23
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

И хоть ничем не обоснованная ярая неприязнь была для меня мало убедительна, я все-таки отметила для себя, что столь лютая ненависть не может происходить просто так, без причины. Должно быть, была какая-то причина. Только Игорь ее объяснить не мог.

– Кохгда раз в хгод мы ходили в Синагхохгу на еврейские праздники, милиция гхоняла нас! Нормально это?

– Чем они это объясняли? Просто гоняли – и все?!

– А у них нет объяснений! Гхоняли и все! Якобы мы там пробку на улице создаем или якобы за хулигханство в отделение забирали… О чем ты хговори-и-шь! Ну их к чертям! Ненавижу их!

– А здесь ты ходишь в синагогу? – с сомнением глядя на Игоря, спросила я.

– Не в этом дело! Я хочу чувствовать свободу! Если бы это не было там запрещено, может быть, я и там не ходил бы. Но зачем запрещают? Почему человек не может делать, что хочет?!

Игорь рос в семье без отца: были только он и мать. По дороге в Израиль мать получила разрыв сердца и умерла, и Игорь остался один. В Израиле он служил в армии, видел, как умирали молодые ребята каждый день, и в один прекрасный день сказал себе: «Еврей-то я еврей, а умереть в армии ни за грош не хочу!» И сбежал в Америку. Здесь, в Америке, чтобы выжить, он стал водителем такси.

– Пыхнешь – и все тебе трын-трава: можешь водить себе, сколько ухгодно! – рассказывал он. – А без травы, кто ж выдержит по восемнадцать часов подряд? Эти нью-йоркские дорохги! Все водители такси сидят на подкурке! Я тебе хговорю! И еще они все импотенты.

– Как? За рулем и на подкурке?!

– Мы знаем, как сдавать мочу, чтобы она показала, что ты чист. Тест проходишь: ты принят. А дальше никого не волнует, что ты там каждый день делаешь!

– Кстати! А почему водители такси по восемнадцать часов работают? Все жалуются, а сами работают! Можно же поработать, ну, скажем, девять, ну десять часов – и хватит. Всех денег не заработаешь! Бери, что заработал, и езжай домой отдыхать. Завтра будет новый день.

Игорь презрительно ухмыляется.

– Многхо ты понима-а-ешь! – говорит он. – А рент за меня ты уплатишь?

– Какой рент? – не поняла я.

– Такси, это же не просто машина, за право работать на такси нужно рент платить. Я пока на свои расходы заработаю: рент, бензин, ланч, так вот твои девять-десять часов и есть. А чтоб мне что-то осталось, я должен работать дальше, еще около восьми часов.

– Ну хорошо, а за пару часов не заработать?

– За пару часов можно только на вши заработать. Мне еще квартирный рент оплачивать нужно, на одежду, на пропитание. Я как заводной. Иначе мне не выжить.

Игорь привез меня в клуб гомосексуалистов. Невиданное зрелище: одни мужчины в баре. Почти ни одной женщины. Поехала. А что делать? Можно сдохнуть – все время дома одной сидеть. Если кто-то считает, что я слабая, предлагаю провести эксперимент: посидите месяц дома, никуда не выходя, кроме как в магазин или пройтись по улицам, потом посмотрите: вы еще не туда поехать согласитесь! Игорь хорош тем, что он не пристает ко мне, совсем на меня не смотрит как на женщину, я могу с ним куда-то поехать и не чувствовать при этом, что я ему что-то задолжала.

В баре все коты моего сердца встали на дыбы. Мужик с мужиком танцуют, будто они мужчина и женщина по уши влюбленные друг в друга! Что это? Мужчина с накрашенными губами??? Боже мой, а у этого – как у женщины, сережки в ушах! Даже не в ушах – а в одном ухе! Настолько здесь им нужно шокировать кого-то, что им мало того, что мужчина сережки надевает! Он надевает одну серьгу, в одно ухо! Прижимаются друг к другу, ласкают друг друга… Ма-а-а-ма мия!

Вот парочка танцует: один совсем молоденький, другой гораздо старше. Тот, что постарше, обхватывает голову второго и, приблизившись вплотную к нему лицом, нежно губами касается его губ. Тот отвечает. Они целуются, врастая друг в друга неистовыми ртами. Не дыша, не шевелясь, не мигая, я смотрю во все глаза. Не могу глаз оторвать. Невообразимое зрелище – не во сне, не в фантастическом фильме, не в сплетнях, а в жизни (!), наяву, в столь неоспоримо досягаемой реальности, что можно протянуть руку и потрогать – мужчина целуется с мужчиной глубоким, полным, настоящим поцелуем!

Земля выворачивается наизнанку! Небо опускается под ноги, и города, дома, деревья проваливаются в его бездонное пространство. А над головой, загораживая солнце своим черноземом, нависает тяжелая, черная твердая земля!

– Здесь, в Америке, это нормальное явление! – говорит мне Игорь. – Это в Совке все были, как дикари.

* * *

А здесь, в Америке, так! Ты что, не знала?!

Знала! Здесь, в Америке, ходят на голове, а не ногами! Здесь, в Америке, небо под ногами, а земля над головой. Здесь, в Америке, смерть – счастье, а рождение – горе. Здесь, в Америке, все, все по-другому: и не то что бы у них что-то плохо, просто у них культура другая.

* * *

– А почему эти люди не могут жить так, как они хотят? – говорит Игорь по пути обратно в Бруклин. – В Союзе твоем любимом хгомиков сажали. Ты считаешь, это правильно: сажать человека в тюрьму за то, что он хочет любить мужчину, а не женщину? В чем их вина? Ты же видела, какие они интеллихгентные, умные. Видела?

Настраивало меня в пользу гомиков то, что среди них за один вечер я встретила больше творческих и интеллигентных людей, чем за всю свою жизнь в Америке. Музыканты, писатели, дизайнеры. Где такое еще встретишь в стране программистов? В клубе у гомиков. Один – переводчик, чисто, чище, чем Игорь, говорил на русском языке. Начитан, черт побери! Вот уж, где я пожалела, что человек гомик: не доходило до меня никак, что нельзя мне в него влюбляться, хоть и выглядел он как очень приятный мужчина! Почему таких не встретить среди людей с традиционной сексуальной ориентацией?

– Да, действительно, очень интеллигентные… просто даже жаль, что они гомики. В таких бы я сама влюбилась, – соглашаюсь я.

– Не забывай, что половина из них – женщины! – со смехом говорит мне Игорь.

– Да-а… жаль…

После клуба гомосексуалистов Игорь привез меня к своему другу.

– Это великий писатель нашего времени! – сказал мне Игорь. – Ты не смотри на него, он с виду, может, тебя шокирует. А ты не слышала этого имени?

Я из вежливости не стану называть имени писателя. Его знают и в Союзе, и здесь, в Америке.

Великий писатель жил в подвале, где пахло мышами и сыростью. Вся мебель состояла из одного большого матраца, брошенного прямо на пол, без простыней, пододеяльников, без наволочек, который почти не оставлял места, чтоб ходить по комнате. Ходили прямо по матрацу.

– Здесь все так ходят. Не надо снимать обувь, – сказал мне Игорь. – Здесь в это не верят.

Испытывая огромное чувство неловкости, я прошла, вонзая при каждом шаге каблуки своих туфель в мягкую глубь матраца. В одном углу стоял портативный холодильничек, и на нем – нож, две чашки, хлеб, обертки от какой-то еды. В другом углу, прямо на цементном полу лежало несколько стопок книг, покрытых таким густым слоем пыли, что книги казались замшевыми. С трудом удерживалась, чтобы не взять салфетку и не вытереть слой пыли. Бутылка водки, несколько смятых бумажных стаканчиков, несколько пустых бутылок из-под водки. Над матрацем висит плакат на всю стену, на котором крупными буквами написано:

«АНАРХИЯ – МАТЬ ПОРЯДКА!»

Под этими словами красуется на плакате череп с двумя перекрещенными косточками. Слой паутины, спускающийся со стены, дополняет картину.

Спрашивать писателя, почему он уехал из Союза, было излишне. Понятно и так, почему такие люди хотели уехать. В Союзе, помню, с того самого дня, как я пришла в первый класс, нас учили, чтобы был порядок, чтобы была организованность во всем. А анархия – это для Америки. Ведь здесь каждый делает, что хочет!

Писатель лежал пузом кверху на своем матраце, в халате на голое тело и постоянно сверкал своими прелестями, отчего меня просто тошнило, а изо всех углов выглядывали то мыши, то крысы, то тараканы мельтешили вокруг. Великий писатель еще к тому же был и поэт, читал нам свои стихи.

Варится варево, кровью нечистой окрашенное
валят в него черных могильных жуков и пожухлую плоть….

В то время как он читал свои стихи, паук спрыгнул со стены и побежал по матрацу.

Авангард, бля! Дальше я не запомнила.

* * *

Всю ночь провела с Игорем, разъезжая то туда, то сюда. Он «пыхал» каждые час-полтора. Удивляюсь, как он еще жив. Мы с ним, как брат и сестра. Он меня не трогает, и я его не боюсь. Даже поспала у него несколько часов под утро. Слишком невыносимо было ехать домой одной. Утром он напоил меня кофе и, прежде чем уехал пахать на своем такси, привез домой. Делать нечего: придется снова вспомнить о реальности.

* * *

Заскрипела дверь моего подъезда. В подвально-гулком коридоре отозвались мои шаги – ох, ох, ох… Повернулся тяжелый замок, и полумрак знакомой неубранной квартиры поглотил мироощущение. Платья, кофточки, джинсы, разбросанные повсюду, все так же лежали на своих местах, как я их оставила. Пластинки, изъятые из чехлов, валялись вокруг приемника, как я их, послушав, бросила, и, застыв, ожидали моего возвращения, пока я расколдую их.

Взгляд мой упал на зарытый в тряпье, молчащий среди мертвой тишины телефон. На минуту меня переполнило возмущенье: неужели ты еще способна уехать куда-нибудь или повиснуть с кем-нибудь на телефоне часов эдак на???

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 23 >>
На страницу:
8 из 23