Даже если всему придет конец

Мы идем уже час, ремни переноски врезаются мне в плечи, и вдруг слышим отдаленный звук, сначала сирены, потом рев моторов: несколько автомобилей едут в противоположную сторону, три, четыре, пять пожарных машин и один красный автомобиль с логотипом спасательной службы и синим проблесковым маячком на крыше, они отделяются от опушки леса и движутся параллельно нашей дороге, мы кричим, скачем на месте, машем руками, Карола бежит им навстречу, размахивая как флагом красной фланелевой пеленкой Бекки, но они сворачивают от нас на лесную дорогу.

«Про такое как раз всегда думаешь, что с тобой это точно не может случиться, – скажу я Микке через полчаса, когда мы встретимся с ним в Реттвике и я обниму Зака, ему уже залепили пластырем ногу, он успел, конечно, подружиться с теми мальчишками с заднего сиденья и сидит теперь, играя на их планшетах и удивляясь, чего там взрослые расшумелись, – думаешь, что у властей все под контролем, мы же, в конце концов, в Швеции, вот уж действительно позорище, что у нас нет своих самолетов».

Спасатели нас не видят или, может, видят, но не обращают внимания, машины исчезают в лесу так же внезапно, как появились, и я понимаю, что они едут не тушить пожар – они бегут от пожара, потому что, глядя туда, где должна находиться Ованмюра, я вижу языки пламени меж верхушек деревьев, там, куда мы направляемся, бушует пламя, и там, откуда мы пришли, тоже, мы останавливаемся, замираем как вкопанные.

«Это все ради тебя», – не говорю я Кароле, опустившейся на корточки на дороге рядом с декоративной старинной велоповозкой, выкрашенной в светло-голубой цвет, со столь же декоративной и старинной молочной бутылкой, поделка из стекла и дерева, подле нее плоский камень, на котором округлыми ярко-красными буквами выведено «СЕМЬЯ ЯНСОН», а рядом белая табличка, которая предлагает «Оптоволоконный широкополосный интернет от DalaEnergi», мы вытащили Бекку из переноски, и Карола сидит, обняв ее, и плачет, сотрясаясь от долгих жутких всхлипываний, а дым клубится во всех лесах, окружающих нас, Вилья строчит что-то в телефоне в поисках информации, я жду в телефонной очереди дежурной части, экран липнет к щеке, и в таком положении мы остаемся довольно долгое время, зной и прямые лучи солнца сжирают заряд аккумулятора, мы взяли с собой пауэрбанки, но они все остались в чемодане, том самом, который сломался, в том, который я бросил по дороге.

«Это ради тебя я сделал так, что мы по уши влезли в долги, теперь даже смешно. Это ради тебя я завел третьего ребенка. А сейчас та, другая, снова хочет меня, все началось по новой, мы как два разведчика на войне, вчера она отправила мне фото, где она со мной, я сделал его позапрошлым летом: мы голые лежим под солнцем на нескольких подушках, раскиданных по кокпиту той яхты, и я сделал наше селфи на ее телефон, вид сверху, – и речь совсем не о том, как она выглядит голой на том фото, она, разумеется, ангельски прекрасна, настолько, что мне становится дурно, но речь даже не об этом, а о том, как я выглядел, когда был счастлив.

Под фотографией она написала: “Не стыдись того, что ты человек, гордись этим”».

– Дидрик, пожалуйста, вытащи нас отсюда, – невнятно выдавливает Карола. – Вытащи меня и детей из всего этого прямо сейчас.

Я не говорю ей: «Я хотел остаться за городом как можно дольше, поскольку решил, что, как только вернемся в Стокгольм, я брошу тебя. Это было наше последнее лето вместе. Я остался ради тебя».

Бекка снова кричит, я сажусь на землю рядом с ними, роюсь в сумке-органайзере в поисках бутылочек, термоса, смеси, мне не дает покоя эта табличка с DalaEnergi. Широкополосный интернет. Помню, как мы устанавливали его пять лет назад, мама Каролы выложила целое состояние и теперь редко пренебрегает возможностью напомнить нам об этом, мы перекопали весь участок, зато с тех пор у нас в загородном доме быстрый как молния и стабильный интернет, самая свежая информация о пожаре, пожарах, ежечасно, со звуковыми и световыми уведомлениями на телефоны и планшеты, и тем не менее мне удалось-таки загнать нас в такое положение, просто не верится, какой-то абсолютный сенсационный идиотизм: мы, два умных, современных человека со знаниями, деньгами, телефонами, компьютерами и оптоволоконным широкополосным интернетом, и куда мы угодили…

Широкополосный интернет. Чем-то эти слова меня царапают, задевают, о чем-то я должен вспомнить.

Широкополосный интернет. Можно подключить его. Можно купить дрова. Можно заплатить кому-то за валку леса. Широкополосный интернет. Вот оно.

Можно подключить оптоволоконный широкополосный интернет от DalaEnergi.

Я вскакиваю на ноги, говорю Кароле:

– Не бойся, дорогая, я с этим разберусь. Жди здесь.

Целую Бекку в мокрый от пота лобик и бегу назад в Эстбьёрку.

* * *

Дым гуще, чем был совсем недавно, это уже больше не горьковатый загрязненный воздух, теперь его можно различить, увидеть, как он клубится, завиваясь кольцами, и огибает деревья. Я стараюсь не нестись во весь дух, бегу спокойно, размеренно, держу темп, который смогу сохранять на протяжении нескольких километров, не доходя до слишком высокого пульса.

Доска объявлений все там же, я верно запомнил: между DalaEnergi и ежегодным собранием общества владельцев загородных домов кто-то с помощью строительного степлера закрепил пластиковый файл с распечатанным объявлением «Квадроцикл – цена обсуждается – Коре 070-85?58-23-45», а под текстом фото оранжевого сверкающего жука, снабженного здоровенными колесами с крупным рисунком протектора и двумя скошенными злобными глазками.

Пытаюсь дышать ровно, не обращая внимания на дым. «Забудь, что бежал, забудь, что оставил Зака незнакомым людям и даже не взял их номер, забудь, что Бекка лежит и плачет там в маске. Это очень хитроумно, наконец-то ты сделаешь что-то действительно хитроумное, продолжай в том же духе».

Я встаю в тень и достаю телефон, вытираю экран о бедро, на автомате проверяю лайки, прежде чем вбить первые цифры 070–85–58, но потом останавливаюсь, сбрасываю. Нет. Захожу в карту, увеличиваю Эстбьёрку, пишу «КОРЕ».

Находится только «Левандер, Коре Ингмар», дом в пятистах метрах от меня, и когда я пытаюсь увеличить картинку, чтобы получше рассмотреть дорогу, экран застывает и вырубается, но в этот момент я уже бегу, голубая табличка с надписью «КОНЕЦ ДОРОГИ ОБЩЕГО ПОЛЬЗОВАНИЯ», а дальше в лес уходит грунтовая дорожка.

Едва завидев показавшийся среди пожухлых крон дом, я отчетливо понимаю, что не ошибся, это не какая-нибудь времянка для гостей на лето, передо мной добротная домина, два этажа из дерева сияют белизной, синие наличники, солнечные батареи на крыше; подойдя ближе, я замечаю свежевыструганную террасу, два глубоких дивана помпезного вида рядом с овальным бассейном, накрытым новеньким тентом, таким, который скручивается одним нажатием кнопки, в углу у стены огромная летняя кухня с газовым грилем размером с космический корабль, я о таком доме всегда мечтал, а мой папа с легким налетом отвращения назвал бы его понтовыми хоромами. Захожу за угол дома и вижу обустроенный с размахом сад со свежепосаженными яблонями, теплицей, двумя гамаками на стойках, установленными в тени аккуратно подстриженной сливы. Робот-газонокосилка сонно наворачивает круги по сухой пожелтевшей лужайке.

Иду дальше, за следующим углом, по ту сторону от дома – парковка, прицеп для моторки, брезент, но ни одного транспортного средства. Сарайчик для инструментов, построенный в том же стиле, что и дом, белый с синими наличниками, я подбегаю к двери, она шириной с гаражные ворота, на ней большой серебристый навесной замок, я беру его в руку и какое-то мгновение прикидываю вес раскаленного под солнцем куска металла.

Решение приходит мгновенно: гамаки; я бегу к ним, снимаю широкий, манящий отдохнуть гамак, смотрю на стойку, такой же роскошный гамак встречался мне как-то в одном эксклюзивном курортном отеле. Я там видел, как персонал его устанавливал: стойка из простых металлических трубок, которые легко скручиваются вместе, их так же легко разъединить, полая метровая труба легко ложится в руку и греет ладонь; трусцой перебегаю к террасе у бассейна, там большие красивые панорамные окна.

Секундное сомнение, мысль о страховой компании, деньгах, пенсионных инвестициях, которые придется распродать, потом образ Бекки, лежащей в коляске и кашляющей, голенькое тельце, ляжки-сарделечки торчат из подгузника, широко распахнутые покрасневшие глазки над маской, я размахиваюсь трубой, как тяжелой и прочной клюшкой для гольфа, и бью прямо в окно.

Немедленно вслед за звоном разбитого вдребезги стекла начинает визжать сирена, ее оглушительный рев наверняка разносится на несколько километров по округе, и я не без самодовольства представляю бессмысленную картинку: охранное предприятие, автомобиль с каким-нибудь внушающим ощущение безопасности названием фирмы, малообразованный дюжий парень в дешевой униформе; я продолжаю свое дело – концом трубы смахиваю несколько крупных осколков, потом бегу к дивану у бассейна и беру несколько больших подушек в стиле Новой Англии – засилье бело-сине-красной гаммы, затем кладу их поверх пустой рамы, прежде чем аккуратно влезть в дом.

Внутри он такой же роскошный, как и снаружи, сочетание современной дизайнерской мебели и антикварных безделушек, унаследованных или же отрытых на каких-нибудь аукционах, напольные часы в густавианском стиле, украшенные цветочными мотивами, колоссальных размеров старинный платяной шкаф, расписанный вручную, на стене традиционный даларнский гобелен, огромный камин, в гостиной панорамное фото – шириной метров пять и два высотой – с линией горизонта манхэттенских небоскребов на фоне красочного закатного или рассветного неба, цвета фото заставляют вспомнить о шестидесятых или семидесятых годах прошлого века, несмотря на дорогую раму, этому пейзажу здесь явно не место, и я мельком думаю, что фотография наверняка висела где-то еще, а потом была перевешена сюда из чьих-то сентиментальных побуждений; Крайслер-билдинг, Эмпайр-стейт, Всемирный торговый центр, словно маяк из другого мира.

Я снимаю маску и вдыхаю холодный чистый воздух. Наваливается ощущение усталости, словно наконец попал домой, меня трясет от этой сладостной прохлады, и я понимаю, что в доме работает кондиционер; сирена продолжает вопить, но я игнорирую ее и на автомате прохожу в кухню, здесь повсюду гладкое сверкание нержавейки, я открываю холодильник и осматриваю то, что в нем есть: упаковки с лососем горячего копчения и замаринованными бараньими котлетками на кости, бутылки игристого розового вина, сыр с голубой плесенью, банки с селедкой, тефтельки, большая миска салата; тут явно ждали гостей. «Добро пожаловать, – мурлычет холодильник, – присядь ненадолго, всего на минутку, ты же за целый день ничего не съел, кроме пары печенек, можешь найти шнур и поставить телефон на зарядку, а потом устрой себе передышку на полчасика».

Достаю с полки банку пива и прижимаю прохладный металл к щеке, другой рукой беру бутылку газированной воды, откручиваю крышку зубами и выливаю себе на голову шипящую булькающую жидкость, жду, пока она стечет струйками прямо на пол, от холода меня бьет озноб. Быстро отыскиваю под раковиной пакет и запихиваю туда все, что годится для удобного перекуса, – порционные упаковки фруктового йогурта, пачку нарезанной салями, гроздь винограда, огурец, открываю буфет, достаю оттуда печенье, изюм, орехи, оглядываюсь вокруг и вижу еще несколько бутылок минералки. С этой поклажей направляюсь к входной двери, рядом с ней красивый резной шкафчик для ключей, открываю его, внутри две связки и целая пригоршня одиночных ключей всех видов и размеров, подойти может любой из них, я закидываю их все в пакет, а потом отпираю дверь, с внутренней стороны на нее налеплены три открытки, одна с сердечком и словами «Лучшее, что у нас есть, – это мы сами», на другой белое облачко на фоне ярко-голубого неба и CARPE DIEM[14 - «Живи настоящим» (лат.).], на третьей невинное улыбающееся детское личико широким планом и «Сегодня первый день остатка твоей жизни»; я вновь натягиваю респиратор и выхожу в зной и дым.

Третий же ключ подходит к навесному замку, а в сарайчике стоит он, точь-в-точь как на фото: оранжевый жучок, неожиданно маленький, вроде большого мотоцикла, только на четырех тракторных колесах. Позади сиденья у него платформа для багажа, я водружаю на нее пластиковый пакет, осматриваю помещение: электропила, мойка высокого давления, садовый пылесос для уборки листьев, старенький гриль на треноге, новехонький шоссейный велик, все в идеальном порядке, разложено по полкам и ящичкам, так что я быстро нахожу, что искал, – топор, пару рабочих перчаток и канистру с субстанцией, пахнущей бензином.

Приступим. В одной из связок обнаруживается большой пластиковый ключ с логотипом и номером ATV20 °CC, я сажусь на квадроцикл и смотрю на приборную панель, ключ подходит. Делаю глубокий вдох и поворачиваю его. Громко всхлипываю от радости, когда слышу мягкий глухой рокот мотора.

Если не считать пары минут во время празднования запуска одного проекта, я никогда прежде не сидел на вездеходе и уж точно ни разу на таком вот внедорожнике, хотя за городом они встречаются повсеместно, как-то на пляже я видел трех девчонок в купальниках, которые ехали на очень похожем на этот, только немного поменьше, ровесницы Вильи, лет по пятнадцать-шестнадцать максимум, они хохотали и галдели так, словно передвигались на надувной игрушке. Я нежно и аккуратно кручу правую ручку и сразу же ощущаю силу, драндулет дергается и вибрирует под моим задом, между ног, под ступнями, он рычит, и я снова вскрикиваю и играючи, словно всю жизнь только этим и занимался, выруливаю во двор – видела бы она меня сейчас.

* * *

В ту зиму, когда Вилье исполнилось три года и мы забеременели Заком, мы поехали на предрождественские выходные в Оре[15 - Популярный горнолыжный курорт на севере Швеции.]. Идея была спонтанная, друзья только недавно выкупили таймшер в доме у подъемника и хотели отметить это событие вместе с нами – несколько дебютных покатушек, немного рождественского шопинга, в целом ничего особенного.

А потом пошел снег. Под Рождество все реже бывает снег, но в тот год мело вовсю, то были красивые, искрящиеся снежным блеском дни, и мы не раз повторяли друг другу, что нам невероятно повезло; белые, запорошенные ели, морозные узоры на окнах, Вилья ковыляет под горкой в своем красном комбинезончике, лепит снеговика, долгие волшебные заезды по свежему снегу на моем новом сноуборде, ожидалось, что Рождество будет белым по всей стране, у нас оставались лишь смутные детские воспоминания о таком, и мы уж точно не верили, что нам снова доведется увидеть нечто подобное.

Вот только снег никак не кончался, он падал и падал, мокрый и тяжелый, и, когда пришла пора ехать домой, все вокруг встало: самолеты не взлетали, на дорогах возникли многочисленные аварии из нескольких автомобилей, машины, забравшиеся на север без зимней резины, съезжали в кювет, в ожидании тягача могло пройти часов десять, один маломобильный пенсионер успел замерзнуть насмерть, сидя в своей машине.

Мы приехали туда на поезде, это было в те времена, когда мы все еще старались добираться куда можно на поезде: до Лондона, до Берлина, в первое лето нашей любви мы отправились на поезде в Грецию, четверо суток, восемнадцать пересадок. Но когда мы собрались домой, никакие поезда из Оре не ходили, пути занесло снегом, стрелки примерзли, светофоры поломались, составы вышли из строя, на станции царил хаос, отчаявшиеся семейства, которые забронировали себе домик на неделю, а теперь остались без крыши и не могли вернуться домой, были организованы автобусные маршруты, чтобы люди имели возможность добраться до Сундсвалля или хотя бы Эстерсунда, но очень скоро автобусы оказались переполнены, а потом и они застряли в образовавшихся пробках, а у нас на руках был трехлетний ребенок, и нам не хотелось рисковать.

В итоге мы остались с друзьями в их квартирке, шли дни, мы сообщили каждый своему работодателю, что им придется как-то справляться без нас, ничего особо страшного не произошло, у нас у всех были при себе компьютеры, мы могли работать удаленно, начальники и коллеги даже находили какое-то очарование в том, что мы застряли в горах и что газетчики придумали название «СНЕГОВАЛ»[16 - Обильный снегопад 2011?г. действительно дал шведскому языку новое слово, которое вошло в обиход с легкой руки журналистов газеты «Афтонбладет».] – этакий захватывающий роман с продолжением, за которым они могли следить лишь на расстоянии, радостные сообщения и смайлики типа: как вы там, в СНЕГОВАЛЕ, и мы за вас кулаки держим и болеем за вас.

Но дни сменялись днями, и мы начали понимать, что придется нам и Рождество провести в Оре, утрамбовавшись в квартирке, которая теперь стала казаться весьма тесной и унылой, а Вилле с Лизой, пара, решившая по климатическим соображениям не заводить детей, со всей ясностью стремились показать нам, что гораздо охотнее наслаждались бы магией праздника наедине в своем дорогущем джакузи и в спальне с зеркальным потолком. Мы планировали встречать Рождество с мамой Каролы в загородном доме на севере, она совсем недавно овдовела и снимала для нас видео: свечи в красных подсвечниках на фоне белой скатерти, потрескивающий огонь в камине, горы подарков под елкой для Вильи, и накануне Рождества Карола разрыдалась и выдавила: «Ну пожалуйста, Дидрик, неужели ничего нельзя сделать, неужто это совершенно невозможно?»

Я подхватил куртку и отправился в центр городка. Все пункты аренды машин закрылись на праздники, да и машины-то давно уже разобрали, но в отдалении, у спусков, я успел заприметить кое-что другое. Там готовили трассу к чемпионату мира, который должен был проходить под Новый год, кругом стояли таблички, запрещающие проход, вся та часть горы была заставлена строительными вагончиками и экскаваторами, территория со всех сторон обнесена забором, но впотьмах я отыскал угол с большими сугробами, по которым легко смог вскарабкаться и перелезть; я бродил по безлюдному пространству: стенды с названиями компаний-спонсоров, большая трибуна, ратраки, скользившие на своих гусеницах вверх и вниз по отвесному чемпионскому склону, а снег все продолжал сыпаться.

Вдали у зоны финиша – под выверенным углом, так чтобы попадать фоном в кадр, когда камера дает увеличенный план лыжника в момент после торможения, пока тот щурясь смотрит на табло с временем и с улыбкой машет зрителям, – высилась витрина, а в ней стоял «Рейнджровер» бархатисто-синего цвета.

Я достал телефон и стал звонить.

Два часа спустя, ближе к полуночи, я вырулил сквозь метровый проем распахнутой витрины и поехал по улицам города; снег прекратил идти, звезды светили мне сквозь панорамную крышу, и именно в этот момент, в этом месте до меня вдруг дошло, что правду говорили мужики постарше у нас в бюро за обедом или поздними вечерами на выездных конференциях в отелях, когда на телефон приходили оповещения об ураганах в Мозамбике, наводнениях в США, голоде в Йемене или массовой волне самоубийств в Южной Америке, Северной Африке или Австралии, они говорили, что контрамарки точно будут, и звучало это не гордо и не высокомерно, а просто как сухое изложение фактов, и я понял, что если только потянуть за нужные ниточки, если сделать верную ставку, если только решить – раз речь идет обо мне и о безопасности и свободе моей семьи, – то нет никаких пределов того, на что я готов, и тогда выход найдется, тогда контрамарки точно отыщутся.

Я припарковал машину перед домом, прокрался внутрь и разбудил Каролу, сказав ей собирать вещи, их и было-то немного, мы ведь собирались провести здесь одни выходные. Я закинул все в бездонный багажник, она вышла, держа на руках нашу дочь, завернутую в одеяльце, и увидела громадный внедорожник, широкие, новенькие колеса с зимней резиной, и вот тогда-то все и случилось, когда, узрев мощь, комфорт, полноприводность автомобиля, который я раздобыл для нас, она не поцеловала меня, не сказала, что любит, даже не посмотрела мне в глаза, а произнесла: «Где детское кресло?»

Поначалу я даже не понял вопроса, пробормотал как в бреду что-то вроде того, что Вилья может сесть на подушки.

«У нее должно быть развернутое против движения детское кресло, ты что, не понимаешь?»

«– Меня просто накрыло, – сказал я много лет спустя на сеансе психотерапии. – Такое разочарование. Я ожидал… даже не знаю… Чего-то большего.

– Чего же, медаль, что ли? – Карола выдавливала слова между всхлипываниями, сопли текли вдоль уголков губ, и мне пришлось отвернуться, чтобы не поморщиться от брезгливости.

– Чтобы ты решила, что я молодец, – ответил я слабым голосом. – Чтобы сказала что-нибудь приятное.

– Дидрик, – вмешался психотерапевт с весьма заинтересованным видом, – почему вам необходимо одобрение Каролы?