Трудно быть человеком. Цикл «Инферно». Книга первая

– А ничего что парням лица били, пока ты очковал того или другого быка? И что вообще это не по-пацански в спину бить, хоть даже и быка?

– По-пацански? В спину? Ты походу не сильно представляешь, в каком мире живешь, и по каким правилам он работает. Но ты можешь сделать по своему, честно все рассказать парням, раскрыть им глаза так сказать, даже успеть поверить в силу правды. Но после вмешаюсь я, прикинусь шлангом, напомню парням о своих подвигах, о своей жертве и смою тебя вместе с твоей правдой в унитаз.

Кулаки Сережи напряглись, что не осталось незамеченным.

– Понимаешь Сережа, все познается в сравнении. И сравнивая, по большому счету твою правду и мою защиту, их шкурный интерес подскажет им, на подсознательном уровне, выбрать меня. А ты, не найдя понимания и поддержки, станешь изгоем, а изгои в коллективе долго не живет. И я скажу почему. Со временем, некоторые из них поймут, что ты был прав, но помня, до чего довела тебя эта правда, предпочтут промолчать. А после, ты станешь им мозолить глаза, напоминая об их трусости и тогда тебя уже насильно выжмут.

Видя ступор Сережи, Ловцов подтолкнул его:

– Ты можешь продолжить всю жизнь носиться со своей правдой и заниматься этим неблагодарным делом. Из раза в раз наблюдать, как сила твоих благородных намерений разбивается о силу обстоятельств, четко спланированных в угоду чьих-то скрытых и всегда прагматичных интересов. Либо принять мою сторону, мою правду жизни и пойти со мной.

Тогда Сережа, еще не проникся взглядом на жизнь Ловцова – пастырем в его лице и скотом в лице окружающих людей. Но его откровение, безусловно, поразило неискушенный разум парня. Но был и скрытый мотив, в согласии пойти с Ловцовым. По наивности он решил, узнав все тонкости тактики обмана Ловцова, обернуть этот меч, против своего просветителя после. Тогда он еще не знал, что физическая природа этих знаний, имела тягучие свойства, и затягивало сильнее любого болота.

Отец Ловцова имел незаурядную профессию. Он был работником музея, но не каким-то гидом, проигрывая ежедневно одну и ту же пластинку для редких посетителей. Он был многогранным специалистом по искусству и литературе, притом международного уровня. Имея большой опыт и короткий язык, его много где принимали по всей Европе, для оценки того или иного произведения искусства, часто незаконного происхождения. И если картины радовали только его взор, и не более, то до литературы он был настоящим охотником. Имея обширные связи в творческой интеллигенции и среди ремесленников, определенного профиля он охотился за редкими экземплярами литературы. Знакомясь, с кем либо, всегда в первую очередь, как поклонник искусства, он жадно интересовался библиотекой, той или иной семью. И услышав, в перечисленном, что-то любопытное, под любым предлогом искал встречи с ним, чтобы снять копию для личной коллекции. Но годы шли, книгами интересовались все меньше, весь эфир заполонила политика и сплетни. А так называемая «черная аристократия» хоть и консультировалась временами с ним, но не более, а само проявлять интерес, он не мог. Но, как и в любой ситуации, когда человека прижмет, отец Ловцова нашел выход из положения, не официальный и незаконный.

Кого, подкупая, кому делая одолжения в силу занимаемых им постов, он наладил поставки себе в коллекцию редких книг. В основном его подельниками были реставраторы, но и подкупом слуг из домов аристократов, он не брезговал. Так же немало сил и связей приходилось задействовать при работе с аукционными домами, в которых иногда все же удавалось перехватить достойные экземпляры. Особенно в семьях, чьих потомков интересовал только финансовый вопрос их наследства. В итоге, за почти 30 лет была собрана уникальная библиотека, в основной своей массе копии, что ввело бы в ступор любого коллекционера, но Ловцова старшего этот факт не смущал. Его завораживал сам процесс охоты за тем или иным экземпляром, вкус победы и мнимое приближение к тем, кого он считал богами на земле, к «черной аристократии» Европы.

Ловцов младший в свою очередь, в частом и продолжительном отсутствии отца, на правах хозяина дома внимательно изучал литературу. При том не только по списку отца, но и на свое усмотрение.

Сережу так же привлекло отсутствие телевизора, магнитофона, даже компактного плеера он не заметил. Позже Ловцов расскажет о методах его воспитания и еще больше о методах его самовоспитания. Матери Юра не знал, к такому выводу Сережа пришел сам. Исходя из того, что никогда ее не видел и сам Юра о ней не упоминал. На тех малых фотографиях, что стояли в кабинете Ловцова старшего, только одна была похожа на семейное фото. Но так как Ловцов старший на ней был еще молод, Сережа предположил, что мать Юры, стоящая рядом на снимке, умерла вскоре после родов или вовремя, что объясняло некоторую жесткость Ловцова младшего.

В общем и целом, для Сережи это был новый мир и темный лес. Он как то никогда и не думал, что утешение можно найти в книгах, а так же еще много чего. Незаметно для себя у них установился общий режим. Утром школа, потом домой, невыносимое ожидание вечера, наконец, тренировка и после они шли к Ловцову, зачитываясь допоздна. Мама Сережи, наконец, увидев огонь в глазах сына, разрешала оставаться с ночевкой у нового товарища. Сережи было интересно все, теории возникновения мира, теории возникновения человека, мифы и легенды, история древнего мира и античности. Как возвысилась и пала первая цивилизация. Выдающиеся деятели и великие полководцы. Нельзя сказать, что Сережа не учил в школе историю, но он однозначно взглянул на нее под новым углом.

– Мы, в принципе ведь проходим это в школе, так почему там мне до фени, а у тебя мне интересно?

– Вот именно что проходим, а не учим.

– Сэнсэй, а можно как-то по конкретнее, прям как для нерадивого.

– Ну, давай по порядку, ради чего ты читаешь и учишь в школе?

– Ну, ради знаний.

– Как бы ни так. Подумай еще и ответь не как учителю, а как ответил бы сам себе. И впредь только так и отвечай.

– А какая разница?

– Когда ты отвечаешь кому то, особенно, авторитетом или иерархией выше тебя, на подсознательном уровне, в режиме автомат, ты переключаешься на его язык и твой ответ, скорее всего, будет относиться больше к нему, нежели к тебе. Проще говоря, ты ответишь скорее то, что он хочет услышать, нежели то, о чем на самом деле думаешь.

– А почему так?

– Это заложено эволюцией, что бы сгладить острые углы и наладить контакт между людьми. Лучше всего это видно на примере слабого и сильного. Слабый перенимает образ видения сильного, свой образ заталкивает куда подальше, тем самым лишая себя перспективы личного развития.

– А попроще?

– Перенимая чужой образ мысли, чужое виденье мира, ты будто идешь, по написанной кем-то другим, карте.

– И что же в этом плохого?

– А то, что эта карта не твоя и написана другим человеком, который далеко не факт, что хочет привести тебя к успеху, скорее к погибели, видя в тебе конкурента или просто забавы ради. Но даже если это не так, ты всегда будешь соревноваться с ним на правах догоняющего, в любом случае это зависимость одного человека над другим. Зная это, как теперь ты ответишь?

На этот раз Сережа задумался.

– Ради оценок.

– Вот именно, но это еще полбеды.

– А в чем заключается вторая половина?

– Ты мне ответь.

– Учителя.

– Что учителя? Можно по конкретнее, прям как для нерадивого.

– Ха-ха-ха, подколол. Ну как они учат.

– Ну и как же?

– Пичкают знаниями, учительница по английскому сама так говорила.

– И чем это плохо?

– Ну, судя по себе, тем, что я ничего не знаю.

Оба рассмеялись.

– А ты вообще умеешь нормально отвечать на вопрос?

– А что не так?

– А то, что ты отвечаешь вопросом на вопрос. В чем прикол?

– А в том, что так ты лучше все запомнишь, своя шкурка к телу ближе.

– Опять это твое образное мышление, а можно его обернуть во что то, что можно потрогать.

– Это манера обучения древнегреческого философа, который в такой манере вел все диалоги. Ни на один вопрос сам не отвечал. Зная ответ, он наводящими вопросами подводил ученика к правильному ответу. То есть ученик, мало того, что вовсю рассуждал во время диалога, так и в итоге сам отвечал на свой же вопрос, в уже удобоваримом для себя виде. От того своя шкурка к телу ближе. И раз уж мы вышли на древнегреческую философию грех не упомянуть об их виденье обучения. Они в ученике видели не пустой сосуд, который нужно напичкать знаниями, а факел, который нужно разжечь.

– Про сосуд понятно, а что с факелом?

– Факел это жажда знаний, распалив который, ученик и после завершения обучения продолжал изучать и познавать окружающий мир.

На такой манер проходили все их вечера. И с каждой новой встречей, после каждого нового откровения, Сережа все сильнее и сильнее ощущал пламя факела в своем сердце. Но помимо этого, подспудно, протекали процессы, которые меняли парня. Открыв свое сердце и распалив его жаждой к знаниям в корыстных целях, чтобы в итоге обыграть Ловцова, помимо знаний он впустил в себя множество идей, образов видений мира и разного характера отношения к людям. Не до конца сформировавшись как личность, не имея, морального иммунитета его разум и сердце жадно поглощало чужие идеи и ценности, метались от одного к другому, внося смуту, в еще не окрепшее сознание Сережи. С каждым последующим днем, все яснее представляя картину мира и как все в нем устроено, видя всю несправедливость, алчность, лицемерие и глупость мироустройства в сердце парня начала разжигаться ненависть к этому миру и его осуждение. Юра Ловцов видел и знал, что происходит с Сережей и что именно он испытывал, на каждом из этапов, ведь Сережа шел по его карте, вернее не шел, а догонял на правах слабого. Имея определенный опыт, он прекрасно понимал, что под видом благовидных бесед, каждый из них вел подспудную игру против другого. Уже до конца извращенная фантазия Юры ясно представляла картину будущего, на которой два товарища жмут друг, другу руки дружелюбно улыбаясь, и как каждый из них прячет вторую руку с ножом за спиной. Но надежда умирает последней и такой надеждой для Сережи стала история об Иисусе Христе и его религии.

– Что ты слышал о христианстве?

– Самая распиаренная религия, противоречия ветхого и нового заветов, педофилы в рясах, что конкретно тебя интересует?