Семь мелодий уходящей эпохи

Жвачка из ГДР ребятам понравилась, а потому можно и не говорить, что в нашем дворе «наших» немцев полюбили. Они еще несколько раз приходили к нам в гости, но военную форму больше не надевали.

Скромные материальные ресурсы нашей семьи не позволяли проводить еженедельные встречи, а потому немцев передали еще одним приятелям нашей семьи по литературному институту. Встречи у нас дома стали реже, но не в ущерб их качеству.

– Фрау Анна! Льюблю фаша русская картошка на маргарин, – каждый раз, прощаясь, декларировал Ганс, стараясь поцеловать полную руку моей бабушке. Бабушка всегда обижалась на его слова, но Ганс упорно называл сливочное масло маргарином.

В военной форме наших немцев мы их увидели только на Белорусском вокзале в день отъезда. Это был массовый отъезд курсантов на родину после окончания обучения, а потому перрон перед поездом был густо заполнен шумными представителями советских и немецких братьев по социализму. Впрочем, многие курсанты обрели за время учебы не только братьев, но и сестер, а потому не только смех, непременная «Катюша» с немецким акцентом, но и слезы и даже поцелуи, вероятно, обратили в недоумение местных носильщиков и пассажиров других направлений.

Sancta simplicitas, или тонкие грани советского интернационализма

Москва середины 80-х, автобус номер 199, задняя площадка. На последнем сиденье, которое на колесной арке, спиной по ходу движения сидит одетая куcтодиевская тетка лет тридцати, задумчиво глядит в окно, не забывая отщипывать при этом от новомодной французской булки, что торчит из пакета с пищевой едой, лежащего у нее на коленях. На площадке возле кассового аппарата два мальчика лет восьми сосредоточенно пыхтят от обоюдного физического напряжения. Напряжение мальчиков определяет незатейливая малоподвижная забава, где один мальчик старательно пытается выкрутить руку другому, а второй мальчик настойчивым мышечным сопротивлением ему в этом препятствует. По всей вероятности, данная фаза игры наскучила обоим, и они перешли к более активной ее части.

Они недолго попинали ногами друг друга в голени и, наконец, один из них засветил другому кулаком по лбу.

– Ну, ты, чего делаешь, гондон! – мальчик обиженно стал тереть лоб.

– А ты еврей!

– Мама, меня Санек евреем обозвал.

В следующий момент стало ясно, что женщина с булкой едет при детях и один из них – ябеда.

– Саша, так нельзя говорить! – женщина перестала смотреть в окно, но продолжала жевать.

– Почему? – озадачил ее вопросом Санек.

– Потому! – емко ответила ему жующая мать.

– Почему? – Санек настаивал.

– Потому! – женщина раздраженно проглотила свой хлеб. – Это… нехорошее слово.

Искусство бояться

То, что у меня авиафобия, открылось мне уже в зрелом возрасте в середине девяностых годов прошлого века.

Новенький, чистенький Ил-86 еще только выруливал на взлетную полосу, а я, белея костяшками пальцев, уцепился в подлокотники, тщетно пытаясь восстановить ровное дыхание.

– Все летают! – успокоила меня жена, ни на секунду, не отрываясь от любимой бизнес-газеты. Понимая, что в своей семье мне союзников не найти, я обратился к проходившему бортпроводнику.

– Скажите, это хороший самолет?

Жена все же вылезла из газеты и укоризненно посмотрела на меня. Ей мой искренний вопрос не понравился.

Розовощекому крепышу, напротив, понравился и я и мой вопрос, поэтому он сразу перешел на ты.

– Новая тачка, братан, не парься, фарш свежий.

Все это он произнес как бы лениво и слегка нараспев, помогая себе руками с широко расставленными пальцами.

Странным образом, такой ответ помог мне отдышаться, и я даже заставил себя негромко пошутить, наклонившись к жене и дочери:

– Сейчас по громкой связи услышим: «Командир корабля – вор в законе первого класса Червонец – приветствует фраеров на борту судна!»

Впрочем, в обратном полете, жена уже держала меня за руку во время взлета, наивно полагая, что нарочито глупый женский вопрос способен вовлечь меня в беседу и увести от дурных мыслей и ощущений.

– Забыла, почему летит самолет? Что у него там тяжелее воздуха?

– Разница воздушного давления верхней и нижней…

Я не договорил, так как под нами что-то загрохотало.

– Это он колесики убрал, не нервничай.

Жена с самого детства летала много и в реальной жизни боялась только мышей. Услышав, что я кусаю губы, она еще крепче сжала мои пальцы.

Наступил двадцать первый век, и не стало той авиакомпании, а первый в моей жизни аэробус успешно перемещает по воздуху пассажиров в ливрее другого авиаперевозчика.       Авиафоб – фанат авиации, мой новый оксюморон должен стоять в одном ряду с зеленым синяком и тлетворным ароматом. Я, с раннего детства бредивший авиацией, мечтавший стать авиаконструктором, зачитавший до дыр книжку Яковлева «Цель жизни», панически боюсь летать на самолетах. Прекрасно зная, что страх мой иррациональный, я уже за месяц до предстоящего полета холодею от мысли, что в означенный день и час ступлю на борт воздушного судна, наглухо закроется за мной створка двери, и я до самой посадки буду лишен возможности хоть как-то управлять ситуацией. И уже в самолете на высоте одиннадцать тысяч метров я буду с восхищением заворожено смотреть и на облака, и на далекие незнакомые земли, не забывая цепенеть и замирать при каждом новом звуке, будь это треск внутренней обшивки, сигнал вызова стюардессы или бортинженер, проходящий по нужде вдоль рядов с напряженным и озабоченным, на мой взгляд, лицом.

В основе любого страха лежит невежество или отсутствие информации, и я решил устранить эту главную причину. «Статистика авиапроисшествий», «Аварийные ситуации», «Теория воздухоплавания», «Как выжить в авиакатастрофе», «Летчики советуют», «Реестры воздушных судов гражданской авиации», «Все о турбулентности» – папки с файлами пухли и множились в моем компьютере. Образовался и круг виртуального общения на популярном авиационном форуме, где даже на самый идиотский вопрос можно получить подробный и доходчивый ответ. Перед каждым новым полетом я погружался в глубины интернета, чтобы освежить свои знания о типе самолета, на котором предстоит лететь, уточнить расстояние и предварительные метеопрогнозы по всему маршруту, посмотреть характеристики аэропорта назначения, схемы захода, длину полосы.

Новые знания не излечили меня от страха. Напротив, теперь страх мой стал более качественным, осмысленным и мотивированным.

– Что еще? – тревожно реагировала жена на мой очередной зубовный скрежет в полете.

– Не хочу тебя пугать, но мне кажется, что у нас проблемы с центровкой, нос задирает постоянно.

– А стакан на столе ровно стоит.

– А сок в стакане под наклоном в три градуса, это же очевидно!

– Так допей его скорее и успокойся, если все дело в соке…

Замечательная идея посетить остров Тенерифе мне приглянулась еще и потому, что рейсы на остров выполнял самолет моей мечты «Джамбо». Кто из людей, увлеченных авиацией, не мечтает о полете на этом двухэтажном гиганте! Настроение мое резко поменялось, когда я выяснил, что самолеты, взятые в лизинг известной российской авиакомпанией, построены четверть века назад. На любимом авиафоруме кипели нешуточные эпистолярные баталии, многих смущал именно возраст воздушных судов. Одни ставили под сомнение их техническое состояние, другие не менее эмоционально доказывали, что воздушное судно возраста не имеет – принципиально его своевременное обслуживание и поддержка надлежащего технического состояния.

Я стал погружаться в глубь вопроса. Погрузился очень глубоко – посмотрел в интернете аж два десятка научно-популярных фильмов из серии «За секунду до катастрофы». Сон испортился, и днем я ходил мрачный, как призрак. Баталии на форуме тем временем не ослабевали – санитары не успевали оттаскивать раненых.

Время шло, ясности не прибавлялось, а заслуженный отдых неумолимо приближался. Я даже уже пришел к крамольной мысли, что не всегда нужно желать исполнения мечты и стремиться к ее реализации. Есть же понятие «мечта неутоленная» и, несомненно, в этом есть своя прелесть, есть смысл определенный – смотреть с мудрым прищуром на чужой самолет, пароход, космический корабль, понимая, что нельзя быть везде и познать все.

За сутки до нашего отъезда наш кот Том Игоревич перестал принимать еду из моих рук, кружить вокруг моих ног и бодать их лбом. Он забился в дальний угол комнаты и с тоской неотрывно смотрел на меня. Чует предстоящее сиротство, скотинка. Примета верная – природу не обманешь. Ночью перед полетом я не спал совсем – русская водка и музыка великого Баха сделали свое дело. Глубокое чувство безысходности и торжественная грусть накрыли меня одновременно.

Приведя в порядок все свои дела и отдав необходимые распоряжения (так издревле полагается поступать культурному человеку, отправляясь в путь с неизвестным финалом), я с женой в двадцать седьмой день июля седьмого года выдвинулся в аэропорт Домодедово. Неприятности начались уже на МКАД. Под нашим такси на скорости 120 км что-то неожиданно ударило, как будто мы наехали на канистру с водой. Водитель предпочел двигаться дальше, но я убедил его съехать на обочину и осмотреть машину. Заднее правое колесо «Сонаты» лежало на ободе. Еще одна плохая примета в дорогу, обреченно отметил я. Ну-ну…

И хотя символики и знаков для человека пытливого и вдумчивого было более чем достаточно, на регистрации мне стало совсем тоскливо от диалога, который происходил за нашей спиной.

– Маша, ну что тебе дались эти Канары? Боюсь я самолетами. Ну их, эти деньги, поедем к маме в Белгород.

– Выпей и заткнись, спать в самолете будешь! – отрезал громкий, волевой женский голос.

Мужчина не затыкался.