Гиперпанк Безза… Книга первая

А между тем у Репера, вглядывающегося впереди лежащую темноту из-за угла, откуда выглядывают ноги человека-сюрприза, – судя по неподвижности которых, то он там себя чувствует основательно припечатанным к полу, – имеются на весь этот счёт интересующие его вопросы.

– Тебе не кажется, что он что-то сказал? – задаётся вопросом Репер, и на этот раз сложно перепутать, к кому он обращается. И хотя Аэлите так и подрывалось всё внутри перепутать (она часто себя такую выдавала Реперу дрожью оболочки микродинамика), она, смягчённая прежним ответом Репера, не стала так себя вести не профессионально. Правда, не без того, чтобы не показать себя ещё той…. Сами поняли кем, без не нужных подробностей.

– Вот ты так всегда, – с долей вздорности в своём голосе заявляет Аэлита, – вначале бьёшь, а затем только спрашиваешь, по делу или как. – А Репер не собирается выслушивать, ещё и нравоучений, и он перебивает Аэлиту. – Ты мне давай по делу говори. А то я посмотрю, ты и сама вначале за слово берёшься, а затем только спрашиваешь, что тут происходит.

А Аэлита, как бы это выразиться в её не самом обычном, а крайне специфическом случае, оторопела от таких странных замечаний Репера, кто, если он хочет знать…Никогда она не признается, что он бывает и прав на чуточку.

– «Сюрприз», или же «Что, не ожидали, а это я», что-то из этого сказал. – Сухим тоном голоса пробурчала в ухо Реперу Аэлита. А Репер и не замечает этой надутости Аэлиты. Впрочем, не без интереса в сторону Аэлиты. – И вот как ты всё это …! Не просто слышишь, а на основании звуковых волн умеешь создавать образы и психологическую конструкцию мира? – С восхищением вопрошает Репер Аэлиту, чуть не вынуждая её ему раскрыть всю правду. – За счёт специальных программ моделирования и на основе схематичности поведения человека и вырисовки его аналитического портрета, всё наперёд просчитывается. – Но Аэлита удержалась от того, чтобы раскрывать все свои тайны и загадки, и технические характеристики, будучи в курсе ещё и того, что каждая вот такая как она модель интеллектуального разума, созданного на женских индивидуальных началах, должна оставаться для своего потребителя в чём-то загадкой.

А то окажись на месте Репера потребитель с научно-исследовательскими заморочками в своей голове (как мне всё-таки повезло, что Репер не такой), то он обязательно по микроэлементам её расстроит и разберёт, чтобы докопаться до сути её интеллекта, ища там для себя ключ от её души.

– Вот такая я молодчина. А кто-то меня нисколько не ценит. – Даёт с долей укоризны ответ Аэлита. А Репер вон что в ответ надумал сказать. – Как это я не ценю. Да я тебя чуть ли не с первого взгляда выбрал, – по одному только запавшему в душу голосу, – не ознакамливаясь с твоими техническими характеристиками и возможностями. Можно сказать, подошёл к тебе с бескорыстных позиций и даже не торговался с продавцами за тебя, когда они такую стартовую цену заявили. – И вот спрашивается, как с этим бестолковым человеком разговаривать, когда он даже не соображает, что он этими своими заявлениями-попрёками её в своей дороговизне для его благосостояния, её оскорбляет. Ещё бы к этому приплюсовал то, как она дорого для него обходится, – ежемесячная подписка на твоё программное обновление и антивирусную защиту, в копеечку, а бывает и в целый рубь мне обходится, – и тогда бы вообще приехали.

И Аэлита, как это всегда с ней случается в случае несправедливости в свою сторону заявлений, зависает. Что всегда на руку Реперу, начинающему этим моментом пользоваться.

– А всё-таки, что всё это может значить? – задаётся вопросом Репер, продолжая связывать свою вопросительность с лежащим на полу человеком-сюрпризом. Чей резкий выход на расстояние удара Репера, теперь выглядит несколько иначе, не с агрессивных позиций. И если он и вправду хотел предварить своё появление одним из двух приведённых Аэлитой высказываний, то тут имела место ошибка со стороны Репера – этот тип кого-то из своих знакомых ожидал, кто вдруг спохватился на его долгом отсутствии и решил пойти сюда его проведать. А тут он как снег на голову им навстречу выскакивает, и его хороших знакомых ждёт искривление лица, как внешнее проявление нервоза сердца и фиксация на лице инсульта.

– Ну тогда я всё правильно сделал. – По следам этих мыслей сделал вывод Репер, и хотел на этом здесь поставить точку, но резко одёрнувшаяся в нервном спазме нога человека-сюрприза, заставила Репера предположить и другой вариант появления здесь этого неожиданного человека.

– А может он хотел тут подловить того, кто его отлично знает, и не просто отлично знает, а у него с этим человеком между собой оформлены натурально такие договорённости, которые предусматривают ничего друг от друга не утаивать и всегда быть открытым друг для друга. Но как часто это бывает в жизни, одно дело всё это оговорить и зафиксировать в проекте своего счастья, на бумаге, а совсем другое дело следовать всему этому на практике. И всего вероятней, одна из сторон этого публичного договора не выполнила одно из условий этого договора – не распространять его действия на третью сторону. А человек-сюрприз, только сейчас им ставший в состоянии аффекта, об этом прознал, и вот таким образом и решил всё выяснить у второй стороны этого договора. «Знаю я её. Она из любого положения выкрутится. Если только её не поймать на вот такой неожиданности», – вот чем себя подбодрял и мотивировал этот человек-сюрприз, забираясь в эту засаду. Выходит, что для себя. – Рассудил Репер и всё-таки решил, что на этом хватит.

– А теперь, что? – вдруг спрашивает Репер. А Аэлита из-за того, что немного зациклилась на аналитическом разборе последних сказанных Репером слов, без нового анализа изменившейся впереди обстановки, на основе только ранее полученных данных даёт свой ответ. – Можешь идти куда шёл, а можешь и не идти. – С какой-то прямо язвительностью, как это слышится почему-то Реперу, даёт свой ответ Аэлита. А учитывая то место, по направлению к которому близко находится Репер, то он решает не акцентировать внимание Аэлиты на своих потребностях и желаниях сюда прийти.

– Нечего тут пререкаться. – Даёт ответ Репер, и дальше уже все его движения механичны и отлажены до чёткости, и всё это при полной тишине с его стороны. И лишь только тогда, когда он сперва занял свободную кабинку, а затем как был, в штанах и при костюме, сел на крышку сливного устройства аппарата единения множество людей с разными и бывает что и противоположными взглядами, где, наконец-то, их разноголосица приходит к единому мнению, Репер обратился к Аэлите с несколько странными выводами из прежнего её анализа Лик-беза. Вот о ком он всё это время не забывал и думал, о чём бы Аэлита никогда не подумала, когда смотрела на то, через что Реперу пришлось пройти, сжимая крепко свои зубы и нос, плюс держа в готовности свои кулаки, чтобы достичь этого пункта назначения.

А переступать Реперу пришлось через многое, и прежде всего через общественное начало и содержание этого места, построенного на принципах монотипной сознательности, не предвзятости друг к другу и понимания физиологических особенностей строения организма и интеллекта результирующего себя и свой вынос индивидуума.

И первое, что встало перед лицом Репера при входе в это помещение там людей, объединённых одной общей собственно идеей, – и как бы не говорили, что она им была принудительно навязана, они всё же сами к ней пришли, с опорой на естественные причины и основания, – так это полная открытость этого специализированного помещения для всех желающих сюда зайти. А что демонстрировало эту открытость, то всё просто – отсутствие этого рудимента угнетённого и закрепощённого прошлого, дверей.

Правда, проектировщики этого специализированного помещения, ещё неполностью отреклись от этого заклятого сегодня прошлого, и неся в себе остаточные комплексы ложных взглядов на свободы человека, создали вот такое следствие того, то, что вышло наружу в этом проекте входа в это помещение идейных и сообразительных людей. А именно уклончивость от прямого ответа мысли проектировщиков. Кто с помощью стен, перекрывающих проход и друг друга, сделал вход не прямолинейным, а с поворотными изгибами, что в итоге свело на нет всю заложенную в этот принцип входа идею – быть полностью открытым для всех. И вот из-за таких скрытных вредителей прогресс и пробуксовывает. Но его всё равно не остановить, а на этих несознательных личностей есть люди из комитета свобод без ограничений.

И им, людям Ломам из комитета свобод (а там все и только такие), одного взгляда на этот архитектурный нонконформизм, стоящего с прямо противоположных позиций к движению свобод, будет достаточно, чтобы понять, что эти архитекторы-ретрограды тут задумали – с постоянством собой напоминать человеку, так и стремящемуся освободиться от давления на себя своего естества и бытия, о том, что как бы он не пытался от всего освободиться, он всё равно будет ограничен в чём-то, хотя бы собой и этой стеной.

И хотя то, что металлические двери, которые раньше всех тут стыдили своим нахождением здесь и тем, чтобы это могло значить, как многими могло бы подуматься и прийти в голову, были буквально сразу, как только пришла на ум владельцам этого заведения директива комитета свобод, отнесены в рудимент непрогрессивного прошлого – в пункт металлического приёма, ещё живущего за счёт людского пристрастия к прошлому, антиквариату, всё же это не избавило Ломов из комитета от других забот и вставших перед ними буквально сразу новых вопросов. Где на самом первом месте стоял следующий вопрос-дилемма: «А что делать с этими дверьми, ведущими в отдельные кабинки и прикрывающими собой личные свободы индивидуума?».

Ведь если их с корнями вырвать, то не выявиться ли такой парадокс, что они через такое раскрытие всего и всяческое не препятствие туда входу, тем самым ограничивают свободу на самовыражения личного я, его права на уединение и волеизъявление индивида. Где некоторые ехидные системные личности без стыда и совести, те, кто дошёл до самой высшей степени свободы, и с ними бывает, что они от головокружения свободами всем этим злоупотребляют и считают, что этот парадокс будет лучше назвать оксюмороном бесценной свободы. При этом у них есть и здравые мысли по этому, этому и поэтому(!) тоже.

Они, видите ли, на это противоречие мыслей посмотрели с позиций близких для каждого носителя и потребителя идей, и посчитали, что пока человек носит на себе штаны (а в сторону этого разоблачения и изобличения в себе сексизма, шовинизма и контрпродуктива, давно уже исповедуются новые меры понимания), паразитирующий на своей природе элемент подчёркивания в себе не разнообразия, а наоборот, моно авторитаризма, и пока он пристыженно не придёт к осознанию факта своего отчётливого и демонстративного выделения перед всеми, кто как все, а только он такой как он, и ни прибавить, ни убавить в него, то придётся с этим делом обождать, но не смириться.

Здесь к тому же имеет место и экономическая составляющая. Если на индивидууме не будет штанов, а значит карманов при них, наиважнейшего присутствия в них и при себе, то куда будет класть кошелёк носитель этих штанов?! Вот тот то. И как только этот вопрос будет решён, – а для этого многое делается, и цифровизация для того и задумывалась, – то об этом можно будет не только поговорить, а есть такая мысль в голове, что само собой всё решится.

И пока личное право, пришедшее на смену частной собственности, как новое системообразующее основоположение, на котором, как на законе гравитации, всё тута самое и многое остальное держится, и мир вокруг него крепится, создавая новую реальность, является идеологической базой для формирования нового сознания потребителя этой идеи, оправдывающей со всех сторон его жизнь, то придётся поддерживать штаны на их носителе. Пока он другого пристрастия на себе видеть не захочет.

– Дело в том, что не только идеи питают людей, но и идеи кормятся людьми. И как правило, в геометрической прогрессии. – Натолкнулся на мысль Репер по следам вот таких своих мыслей, возникших прямо тут, на входе.

Но это не всё, а Репер проявил себя с находчивой стороны, и он тем и этим моментом воспользовался и без буквальных столкновений прошёл внутрь этого открытого для всех, кто хочет и имеет нужду сюда зайти помещения. Правда, не без того, чтобы на входе не зацепиться за один, скорей всего, незамеченный ещё комитетом свобод и права (базиса всего того, что называется свободы!), оставленный рудимент отсталого и непрогрессивного прошлого – знаковую табличку, с обозначением пола, как раньше все несознательно и неразумно думали, пойманные на доверие к существующей системе подавления своего разума разного рода верованиями (в бога и бабло самые эффективные инструменты твоего подавления и ограничения), а сейчас-то всё встало на свои места и начинает также в реальности расставляться там, где этому всему своё место и дисциплина.

И нынче, когда всё встало на свои места и люди сейчас уже не те, что прежде, и их на сладкую морковку обещаний не разведёшь и не обманешь, и они знают толк в науках и обещаниях, чтобы на ложные обещания и лженауки не вестись (повторение мать учения), они не погрязли в дремучих суевериях и предубеждениях, и не будут слушать и верить тому, что на дворе или подворье, бабка надвое или же всё-таки в кубе сказала, а для этого есть глобальная сеть собственного позиционирования, интернет, где всё доходчиво расскажут, аргументированно объяснят и с привлечением авторитетов и Ломов обоснуют, и их нечего тут за дураков принимать, считая, что они сами не разберутся в том, кто они всё-таки такие, что они на самом деле есть и кем себя они видят, как на этом настаивает эта дискредитирующая их по половому и нравственному признаку, ограничивающая их личностный рост табличка – идентификатор, элемент визуального рабства и социального угнетения.

А разве человек для этого родился, а затем всю жизнь боролся, чтобы раз, и в самый неожиданный для себя момент, который усугубляет его внутренняя нетерпимость, без внутреннего разбора его матричной составляющей, быть определённым так, как не он того захотел, а кто-то за него захотел решить. А одного такого, кто в таком качестве себя значил, и он значит, должен был в это уверовать, он уже отрешил от своего сознания. И уж не думают ли создатели этой, всего лишь идентификационной и провоцирующей на ненависть таблички, что они смогут эту сознательную личность остановить перед своей анафемой.

– Нет ни единого шанса. Атеисты – это анархисты от бога. Их ничего в этом мире не сможет остановить. А вот в другом? То есть шанс. – Бросил взгляд на табличку Репер, да и повёл себя ожидаемо с ретроградных позиций – он доверился этому табличному указателю.

А там дальше, как не столкнуться с такими представителями социума, кто всегда идёт навстречу своему желанию быть в центре внимания и стремлению к общению, что почему-то всегда требует от людей со стороны иметь к ним терпение и вдруг возникшее на пустом месте желание самим идти к ним во всём навстречу.

Ну а такие, открытые для всех порядков мыслей и встречного добродушия люди, всегда непосредственны и до предела просты к тем, кого они перед собой встретят. И они, сразу увидев в первом встречном чуть ли не для себя друга, как минимум, человека не скупого, чтобы закрепить и первого встречного в таком же мнении на свой счёт, обращаются к нему с какой-нибудь деликатной просьбой, что б потом сомнений не возникло в том, что он его за человека отзывчивого не считает.

– Друг, поделись воздухом свободы. – С резкого разворота от зеркала, размещённого над мойкой, обращается с этим своим превед-предложением найти точки соприкосновения к Реперу в первый раз вижу что за тип, очень и очень, независимо от всего что было, чего не было и что будет, нисколько не похожий на того, с кем бы хотелось Реперу быть знакомым и тем более другом, что с его стороны прозвучало с запредельным завышением его возможностей. При этом и понимания этот тип в глазах и ушах Репера никакого не находит, что достаточно ясно подсказывает Реперу, что он с этим типажом местной реальности точно никогда не сойдётся на дружеских началах. И о чём он даже не хочет интересоваться у Аэлиты, кто чего-то совсем не упомянула в своём бюллетене о нахождении здесь этого типа.

А Аэлита, как это понимать и что это сейчас такое было, к полной неожиданности Репера все эти его на её счёт негативные отзывы про себя как будто слышит, и со своей стороны говорит, что она молча такие пакости в свою сторону не собирается пропускать. А вот как она это говорит, то достаточно интересно, со своим ехидствующим оттенком. – Боялась, что вы с ним сильно подружитесь, на общности взглядов на него. Да и заочное знакомство предполагает один из таких путей.

А Репер с одной стороны – стороны своего самоназванного друга, поставлен перед необходимостью резко рассмотреть эту его заявку на дружбу: в положительном случае, дать то, что он просит, а в отрицательном случае, то его самоназванный друг даже не знает, чего добивается Репер и как быть с таким как он падонкаф!, а с другой стороны он подловлен Аэлитой, каким-то удивительным образом сумевшей прочитать его мысли. И на кого в первую очередь реагировать, Репер всё же находится в ответе за себя.

– Это ты про чё? – сообразив выделить в своём лице неприятие всякой агрессии в свою сторону, жёстко, без всякого намёка на будущее приятельство, вопрошает своего самоназванного друга Репер. На что самоназванный друг, видно не дурак, а с чувством собственного достоинства и знаний своих возможностей, посчитал, что этот тип, Репер, недостаточно отвечает его ожиданием на свой счёт и представившейся ему возможностью, может быть выпадающей раз в полчаса, стать для него другом, ну и характер у него не подходящий для него, да и не стал сильно настаивать на том, что он видит в Репере человека уж совсем прибедняющегося, и не только на то, что он у него попросил.

– УпБейся я апстену, чтобы я сознавал себя так, как ты притёр меня к стенке видеть. – Нервно в себе, но только не в ту сторону, куда были направлены его словосочетания, одёрнулся самозванный друг, напомнив Реперу собой кого-то им ранее известного, но точно не знакомого. – А увидел я в тебе, друг, человека полноценно живущего и полной грудью дышащего, без комплекса ЗОЖ в себе, раз в тебе и так всё здорово и не мучают перерывы в дыхании и пищеварении, такой вот ЛОМ, вот и сделал выводы, что ты не прочь будешь резонировать продвижение своих принципов и интересов. – Всё же не без своего нахального упорства на запись Репера в свои друзья, делает заявление Пардонкаф, представитель сообщества свобод от норм, нормалист социума, как уже по нему догадался и слышал о таких как он Репер.

А падонкафы или как их за подгиб под систему новояза называл Репер, пардонкафы, эти куртуазные имажинисты, креаторы подмены и выхолащивания из посылов духа двиджа анархичности, где за образом подачи своего посыла ничего больше и нет, что как раз отвечает целям комитета новых свобод, выступают не с анархических позиций в сторону полной свободы реализации себя как человека мыслящего через говорю как могу, приветствую и можу, поддерживая все формы отрицания любых норм освоения языка и его системность единства согласности и гласности, – а любая нормальность, это норма ограничения и значит, угнетает и ограничивает твоё волеизъявление, – а они следуют парадигме поставленных перед собой и социумом задач комитетом свобод по освобождению человека от оков самости.

А Репер уже не тот, кто следует форме, этой очертанности сиюминутности, а он подходит к реализации себя с дальнесрочных позиций и зрит в корень того, что есть в себе и не в себе. И для него пардонкафы пусть они сами можут свой изгибицианизм.

– Ты эрративно для самогона падонкафа сливаешь. – Репер решает созреть для системы подачи алфавитных знаков в реальности падонкафоф. И его реализация подачи себя в такой зацени атпад, создал задумывающую мотивацию на физик лица Пардонкафа, находящегося в лизинге умственного блуда новой арреальности поглощения формой смыслов. Где он, как же это не ново и всегда так бывает, возвращается к своим природным истокам, сути себя, невольно, может быть раздосадовано и точно растерянно, и выдавливает из себя невнятность себя и своей мысли:

– Я не понял.

– Вот и я тебя сразу не понял, а сейчас отлично понял. Так держать, дружище. – Чуть ли не дружески похлопав по плечу Пардонкафа, ещё сильнее впавшего в сомнение своей личности, сказал Репер и вперёд, в его обход по своим дальше делам и лекалам действительности, оставляя за собой след недоразумения Пардонкафа, кто всё-таки, хоть и частично добился своего – Репер признал в нём дружище.

Но всё осталось позади и за дверьми этой кабинки, где Репер залез рукой в карман своего пиджака, где к своему удивлению он обнаружил, что перепутал карман или всё же забыл, в какой карман он положил очки, когда сюда направился. После чего он другой рукой лезет в другой карман пиджака и там находит то, что искал. Затем он вслед за очками вынимает платочек и, начав им протирать очки, принялся через призму Аэлиты вспоминать Лик-беза.

– Опять ты сделала акцент на художественном оформлении звучания своей мысли. Вот я и ничего не могу понять из того, что мне сказал Лик-без. За всем этим художеством растерялась точность его изложения себя. Придётся заново менять все настройки и пересматривать нашу с ним встречу. У тебя, я знаю, хорошая фотографическая память. Так что выведи мне на экран очков начало нашей встречи. – В процессе неких манипуляционных действий с очками проговорил Репер, затем посмотрел в отражение своих очков с удовлетворением, подмигнул самому себе и надел очки. На внутренний экран которых, после небольшой задержки пошла подача картинки, конвертация в визуальный образ звукового сюжета. Где сценаристом, продюсером и режиссёром с правами подборов актёров была Аэлита. А это… большой повод для раздумий Репера, что принимать в расчёт, а что нет.

– Фокстрот униформ. – Сразу на зрителя, а именно на Репера, в качестве него сейчас выступающего, обрушивается чей-то негатив, проговорённый сквозь зубы. А к кому он относится и почему остаётся невыясненным, кто стоит за этим выразительным словесным негативом, то всё дело в том, что демонстрируемая на экран очков картинка подаётся со стороны идущего человека, кто сейчас одёрнул свой взгляд в сторону своих ног, как только увидел того, кто вызвал в нём эту скреплённую скрежетом зубов реакцию.

А вот почему он так резко одёрнул свой взгляд в сторону низа, то, конечно, не из-за боязни встретить этот негатив своих глаз лицом к лицу, а он просто не любит не быть неподготовленным ко всякой встрече. А вот самому быть для кого-то неожиданным и вдруг подарком судьбы, то почему бы не предоставить этот шанс тому, кто этого заслужил в его глазах. И как только тот человек, кто всего этого шанса заслужил, приблизится к нему на такое расстояние, где ему никак не удастся избежать резкого, с нижнего рывка, взгляда в упор, то тут-то он и нарвётся на тот взгляд исподлобья, который с резким выходом из своего наклона вниз, обрушит на него тот, кто всё это задумал.

И все эти мысли идущего впотьмах своей ненависти и взгляда на концы своих ботинок человека, исходя из него, вкладываются прямо в слух Репера. И Репер по тембру голоса этого человека догадывается, кто он. Это Лик-без.

– Вот значит как, – сбивая пыль под подошвами своих ботинок, с шоркающим эффектом принявшихся бороздить кильватер впереди лежащего пути, не сводя своего взгляда с носов ботинок, деля своё внимание между ботинками и тем человеком, с кем встреча будет неизбежна и она с каждым шагом приближается, Лик-без начинает себя нервно накручивать, – энергично освоила меня и мой паблик для начала, а теперь взялась за то, чтобы через эту конъюнктуру выжать меня в не дисциплину когнитива. – Здесь двидж Лик-беза усилился ещё и тем, что он начал вести счёт.

– Значит нашла себе нового инфлюэнсера. А от инфлюэнсера до фейка один шаг. До твоего десяток моих. – На экране очков идёт движение ног в сопровождении накала ненависти Лик-беза.

– Что ж, твой хайп не был не замечен. И я его отмечу через восемь шагов. – Таков уж хайп, он всегда перепрыгивает через ступеньку и через шаг.

– Так чего ты хочешь добиться, Дурцина. Создать мем? – на этом месте Лик-без спотыкается на ходу, но всё же удерживает свой ход.

– Считай, что он через шесть шагов в твоём оторванном кармане лежит и падла не падает. – Лик-беза взламывает очередная вспышка гнева.

– А сейчас, через несколько шагов приготовьтесь к лайфхаку с моей стороны. – И не успевает договорить Лик-без это своё послание навстречу ему идущим людям, как вот оно – в области видимости его взгляда, вдруг и при этом очень резко, появляются чьи-то ботинки и вслед за этим происходит сбой в подаче картинки на экран очков, что-то на подобие того, когда снимающая камера наскакивает на какое-нибудь препятствие или наоборот в неё что-то залетает, и она падает на землю и начинает с одного этого положения снимать и записывать всё вокруг происходящее. И теперь зрителю приходиться ориентироваться только на свой слух.