Слышащий сердце. 1–2

– Я могу повести Ашотика.

– Мама, я сказал: пойдёшь одна после меня! Нас много, и мы слишком заметны вместе. Всем делать только то, что я скажу! Пацаны, не дрейфить, всё будет хорошо.

И мужчина, суеверно сплюнув через левое плечо, осторожно пошёл на свет… Вслед его крестили две пары женских рук, а детские глаза неотрывно провожали отца, пока могли разглядеть: он бесшумно двигался скользящей походкой, ничем не выдавая своего присутствия. Это явно была походка профессионала.

Вот и улица Самеда Вургуна. Как назло, все фонари были исправны и хорошо освещали пустынную, но очень широкую проезжую часть и просторные тротуары. Никого. Окна в домах не горели. Странно: обычно несколько окон в доме всегда светятся. Кто-то наверняка мучится бессонницей, грея на кухне чайник. Или таксист, припарковав на тротуаре свою лимонную «Волгу» с шашечками, заскочит домой на чашку кофе. А то какой-нибудь пенсионер засобирается на рыбалку – отсюда до моря всего каких-то полчаса пешком. Но сегодня ни в одном доме на всей улице ни одного освещённого окна.

Внезапно, мигнув, погасли все фонари. Почему? Какого чёрта? На часах три часа ночи. «Ну, хоть это в помощь», – подумал мужчина и подал условный сигнал фонариком в темноту парка.

Послышался хруст веток под чьими-то спотыкающимися ногами, но почему-то очень частый. Шёл не один человек. Через несколько минут к мужчине подошли обе женщины и дети, которых он оставил в парке.

– Я же говорил идти раздельно! Что непонятно?

– Эдик, страшно очень! Это я попросила пойти вместе. Прости, сынок! – виновато прошептала мать.

– А сумка где?

– Господи, там под деревом забыли!

Эдуарду пришлось вернуться в парк. «Хорошо, что пропало освещение. Можно хотя бы не петлять между деревьями, а пробежать напрямик по аллее», – размышлял он.

Внезапно он почувствовал себя под прицелом чьих-то глаз. Зорге неприятно буравил его взглядом из-за тёмной бронзовой маски.

– Рихард, ты хотя бы не следи за мной! – обратился Эдуард к монументу советского разведчика.

Большая спортивная сумка с надписью «Самбо» стояла там, где её оставили женщины. Поднимая сумку, он пару раз тряхнул её, как бы взвешивая, и повесил на плечо, чтобы руки оставались свободными.

«Да уж, свободными… Пистолет держу в руке уже полчаса и совершенно забыл про него. Потеряли десять минут. За это время могли бы улицу в темноте проскочить, потом ещё метров триста по улице Гоголя, свернуть на Везирова – там можно уйти в переулки, так безопаснее, и до машины уже недалеко. Или лучше оставить их на детской площадке у кооперативного „кирпича“ и самому быстро пригнать машину прямиком по Гоголя? С ними будет дольше, к тому же там широкий проспект, и он наверняка освещён. Здесь же темно и, кажется, спокойно. Я доберусь до машины за пятнадцать минут быстрым шагом. Страшно оставлять их одних? Не страшнее, чем идти по этим предательски тихим улицам, следящим за каждым нашим шагом. Я мигом управлюсь. Главное, чтобы они дошли незамеченными до площадки». С такими мыслями возвращался к семье Эдуард.

Напоследок, обернувшись назад, он посмотрел на силуэт памятника и скрылся в темноте переулка.

– Никого не было? – спросил он, вернувшись.

– Только «жигули» проехали минуту назад, – махнула Виолетта рукой в ту сторону, куда направлялся автомобиль.

– Не останавливался?

– Нет, очень быстро ехал! Нам идти в ту же сторону?

– В другую.

– Слава богу! – подала голос старая армянка.

– Мать, оставь ты своего Христа, наконец! Он-то нас давно оставил одних! Вот и русским, похоже, ни до чего нет дела, уходят они. Ох, умоется Баку кровью!

– Эдик, а может, всё успокоится? Ну, побузят азербайджанцы немного! – шмыгая горбатым носом, не успокаивалась его мать.

– Может, правда, вернёмся домой? – спросила Виолетта.

Мальчики молчали, с затаённой надеждой ожидая ответа отца. Больше всего на свете им, перепуганным и уставшим, хотелось, чтобы этот ночной кошмар поскорее закончился и завтра утром они проснулись в своих тёплых уютных постелях от лёгкого поцелуя мамы и, как всегда, смеясь и пытаясь увернуться от её шлепков, побежали чистить зубы, а бабушка готовила им на завтрак кашу.

– А вдруг вас всё-таки заметили из «жигулей» и вернутся? Оставаться в парке теперь рискованно. Вы пойдёте вон туда – видите в конце улицы кирпичный дом? За ним детская площадка. На ней есть маленький домик. Спрячьтесь в нём и ждите меня. Да не маячьте, сидите тихо. Я буду идти за вами следом, а в конце улицы сверну в переулок, чтобы забрать машину. Ждите минут через двадцать, – давал инструкции мужчина.

– Эдик, сынок, – подала тихо голос пожилая женщина, – а почему нам нельзя было остаться дома и ждать тебя с машиной? Зачем нам всем идти за ней через парк и несколько кварталов?

– Давай вернёмся домой? – вновь попыталась уговорить мужа Виолетта.

– Назад дороги нет. Не говорил тебе раньше, чтобы не пугать, но вчера из нашего отделения милиции вывезли оружие без документов. Руководил лично мой начальник подполковник Искандеров. Он мне сказал, чтобы я не возвращался в отделение. Теперь понятно?

– Ничего не понятно. Как он это объяснил?

– Никак, говорил намёками, как будто боялся, что его услышат. Сказал, чтобы сидел дома и ждал.

– Ждал чего?

– Неизвестно. Поэтому я решил, что ждать нечего, нужно бежать из города, пока не поздно! Вот ещё что…

Эдуард раскрыл спортивную сумку и показал женщинам её содержимое.

– Откуда столько денег?! – одновременно воскликнули они. – Ой, и золото!

– Мы обнаружили тайник. Я опасаюсь, как бы под общий беспредел Искандеров не захотел с нами расправиться, чтобы завладеть деньгами. О находке знаем только мы с ним. Поэтому я не хочу, чтобы вы оставались дома. И потом, лучше один раз всем вместе пройти несколько кварталов – это не так далеко, чем мне одному идти, потом возвращаться за вами. Служебная «Волга» у дома сразу привлечёт внимание.

– А почему в Краснодар, а не к тёте Сури в Сумгаит?

– Вы что, не понимаете, что всё – конец? Русские бегут. Аэропорты и вокзалы забиты народом, но билеты, говорят, ещё продают. Вчера штурмовали Сальянские казармы, подожгли дома военных, чтобы захватить склады с оружием. И атаковали, наверное, даже с нашим оружием. С чего вдруг втихаря, без документов вывезли его из нашего отделения? Всё, конец армянскому Баку! Понятно? Ка-нэц, всему ка-нэц! – эмоционально воскликнул Эдуард, отчего проявился армянский акцент.

Женщины больше не возражали, понимая, что он не собирается менять своего решения, домой они никогда не вернутся и кошмарное бегство в чёрную бакинскую ночь продолжится. Но как долго ещё бежать?!

– Не прощаемся и не обнимаемся, – остыв, нарочито грубо сказал мужчина.

Он взял себя в руки и теперь старался быть уверенным и даже жёстким, чтобы не дать семье запаниковать.

– И-идите, – голос его всё-таки дрогнул.

Эдуард неотрывно смотрел им вслед, пока они благополучно не достигли кирпичного дома в конце улицы. За ним была игровая площадка, где, думал Овсепян, его семья сможет укрыться в детском домике, не рискуя быть замеченной с дороги. Ещё раз оглянувшись по сторонам и удостоверившись, что никого на улице нет, Эдуард выскользнул из тени дерева и быстро пересёк проезжую часть. Ещё десять шагов – и он нырнул в тёмный переулок.

Глава 3. Белые «Жигули»

– Стой! Кто идёт?

– Стой, стрелять буду!

Эдуарда ослепил яркий свет мощных фар. Узкий проход, в конце которого он спрятал оперативную «Волгу», перегородил «ГАЗ-64». Лейтенант с эмблемами танкиста в красных петлицах держал Эдуарда на прицеле «калашникова». Щелчок! Ещё один! Это из-за грузовика вышли два сержанта и, сняв с предохранителей, вскинули свои автоматы.

– Не шали, у нас боевые!

– Пистолет, чурка, медленно кладёшь на землю, и три шага назад с поднятыми руками! Потом ложишься лицом на землю, раздвигаешь ноги-руки – и начинаем разговаривать. Всё, чурбан, понял?