WW III. Операция «Эпсилон»

Самая «светомузыка» уже закончилась: он видел остаточное сияние, догорание раскалённого вещества. Судя по направлению, взрывы происходили на стартовых позициях и местах дислокации Новосибирской дивизии РВСН, то есть в районе Пашино и восточнее. Взрывов слышно не было, земля не содрогалась.

Рахматуллин остановил машину и едва вышел из неё, как горизонт в той стороне, где небо багровело зарёй, осветился так ярко, что заря поблёкла. Словно там одновременно вспыхнули тысячи прожекторов направленных вверх. Ослепительная оранжевая звезда вспыхнула низко-низко: чуть ниже она была бы заслонена вершинами деревьев, находящихся примерно в полукилометре от автозаправочной станции. Звезда разгоралась мгновения – нестерпимый блеск продержался секунд пять. Затем свечение стало слабеть, и рассветное сияние вновь окрасило небосклон в розово-алые тона. Но свет далёкой вспышки не исчез совсем – он сжался до небольшого зарева, а сама отгоревшая звезда превратилась в красный овал, зависший в приземном мареве. Через несколько секунд овал совсем исчез, окутавшись чёрным облаком, которое подпиралось снизу толстым столбом такого же чёрного дыма. Медленно, почти незаметно рос на горизонте страшный гриб, в полном безмолвии затихшей природы.

Взрыв, который наблюдал Ильяс, произошёл явно ближе остальных и несколько южнее. На таком расстоянии, конечно, невозможно было определить точно, где случилась катастрофа, но если предположить, что череда первых ударов была нанесена по позиционному району, то теперь цель была в пределах города.

Рахматуллин некоторое время смотрел, как поднимается далёкая чёрная туча, и собрался уже сесть в машину… но восток вновь озарился нестерпимо ярким оранжевым сиянием! Ильяс зажмурился, прикрылся рукой, словно от дальнего света фар, включённых в паре метров от лица. И опять повторилась картина с быстро разгорающейся и медленно угасающей звездой, на месте которой возникло тёмное облако.

В этот раз ядерный исполин вырос ещё южнее, он был явно светлее предыдущих и отстоял чуть в стороне от остальной группы атомных «протуберанцев». Относительно наблюдателей на бензоколонке все они находились по другую сторону трассы и немного севернее того места, где вскоре взойдёт солнце.

Со стороны мотеля послышались возгласы. С мансарды кто-то указывал вдаль – несколько в южном направлении, туда, где над перелесками возвышалась ретрансляционная башня. Оказывается, с высоты нескольких метров было видно, как правее этой башни происходят множественные ядерные взрывы. Они были далеко, скорее всего, в районе Барнаула: там тоже имелся позиционный район РВСН. С высоты человеческого роста увидеть их было невозможно, но свечение на небосклоне наблюдалось.

В то время, когда некоторыми людьми овладела паника (раздавались крики и стенания, от заправки донёсся душераздирающий женский вой), другие – проявляли сумасбродство и цинизм. Они снимали на мобильники далёкие ядерные взрывы: дальнобойщик – из кабины, постояльцы или работники – из окон мотеля, проезжие – с площадки у бензоколонки… на обочине трассы компания молодых людей обменивались матерными репликами и тоже снимали своё «кино».

«Скоты», – мысленно, а может быть, и вслух произнёс Ильяс. Ему было горестно наблюдать такую картину. Огромный город в эти секунды пожирался атомным пламенем, люди гибли тысячами, мир летел в преисподнюю… а подонки тешили своё тщеславие. Они полагали, что этими трагическими кадрами позже (залив их в соцсети) смогут привлечь внимание и собрать «лайки» таких же мелких душонок, как они сами.

Рахматуллин сел за руль, выехал на дорогу и направил машину в сторону Новосибирска. Сейчас он находился в таком состоянии, что не задумывался о смертельной опасности, которая могла ему грозить: все мысли были заняты судьбой семьи.

***

Когда автомобиль набрал скорость, Ильяс снова попробовал дозвониться до супруги. И опять высветилось сообщение об ошибке сети. Включил радио. На коротких волнах раздавался только шум, иногда перекрываемый треском. На средних волнах стоял беспрерывный треск и сопровождался он подвыванием на низких частотах. На длинных – приёмнику удалось найти три рабочих канала, но на них передавался лишь какой гудок, который искажался и через несколько секунд тонул в шуме. Приёмник, теряя волну, начинал автоматический поиск. Ильяс не помнил, как отключается эта функция. Он остановил машину, достал из бардачка инструкцию к стереосистеме и через минуту нашёл нужный параграф. Потом вручную настроился на волну радиостанции «Маяк».

На «Маяке» мужской голос дважды повторял сообщение: «Внимание всем! Воздушная тревога!» – после этого, женский голос зачитывал инструкцию. Рекомендовалось немедленно укрыться в подвале, цокольном помещении или в бомбоубежище. Звучали слова: «Возьмите с собой личные документы, средства индивидуальной защиты, запас воды и продовольствия. Примите меры по защите пищевых продуктов и воды от возможного заражения. Перед уходом отключите нагревательные приборы, электричество, перекройте газ и воду. Плотно закройте окна и форточки, вентиляционные отверстия». Помехи то полностью заглушали голос диктора, то искажали его. «Если вы находитесь на открытом пространстве, примите меры защиты от поражающих факторов атомного взрыва: светового излучения, ударной воздушной волны и радиации…» Треск и вой, какие-то непонятные звуки. «Если вы совершаете поездку на личном транспортном средстве, немедленно остановитесь…»

Ильяс не внял последнему совету: он повернул руль влево, выехал на дорогу и быстро разогнался. Радио продолжало работать, «Маяк» без конца прокручивал инструкции в автоматическом режиме.

Ильяс связывался с супругой, но его вызовы всякий раз обрывались. Пытался он дозвониться и до родителей, и до брата, и до сестёр – увы, мобильник сигнализировал отбой и высвечивал сообщение: «Ошибка сети».

Рахматуллина покинула решительность. Его внимание совершенно отвлеклось от дороги, в руках была слабость, грудь сдавливали спазмы, как при рыдании. Он остановил машину и выскочил из неё, даже не закрыв дверь. Пробежал с десяток метров вперёд и остановился. Несколько секунд смотрел вдаль, где восходящее солнце красной каймой обрисовывало чёрные силуэты смертоносных туч. Потом вернулся, облокотился на кабину и обхватил голову ладонями. В сторону Омска проехала фура. Её водитель дважды просигналил, моргнул «дальним» и что-то прокричал в открытое окно: Ильяс различил лишь слово «война».

Что же делать? В городе огонь и радиация, каждый вдох чреват смертельной опасностью для человека… да что там для человека – для всего живого! Одежда, волосы, кожа – всё моментально впитывает распадающееся вещество, превращая живые организмы в такую же распадающуюся субстанцию. Можно ли там спасти кого-нибудь? Надо ли рисковать своей жизнью ради тех, кто в ближайшие часы превратится в радиоактивное мясо?

На мгновение в памяти всплыла история, поразившая его в детстве. Эпизод из жизни Чингсхана – он бросил свою молодую жену Бёрьте на поругание врагу… бросил, чтобы спасти собственную жизнь. Ах, судьба! А что в Казани? Что с родителями? Он поедет туда… и что им скажет? А найдёт ли он их живыми и здоровыми? Нет, там брат и сёстры. А потом? Когда-нибудь потом, как он объяснит им, что вот так остановился, не доехав до города… и повернул обратно?!

Ильяс отошёл от автомобиля, встал лицом к востоку. Постоял так со сжатыми кулаками, потом опустился на колени и поднёс ладони к лицу. Он молился. Произносил дуа[21 - Дуа – мольба, молитва; в отличие от обязательной молитвы (намаза) произносится на любом языке, любыми словами и не сопровождается ритуальными действиями.]. Совсем не религиозный в повседневной жизни Рахматуллин в этот момент искал помощи у Всевышнего.

Минуты две он молился. Затем поднялся на ноги, машинально стряхнул с брюк пыль и травинки.

Самообладание возвращалось к Ильясу. Он едет в сторону взметнувшихся к небу дымов, но тех, к кому он спешил, возможно, уже нет в живых. Там ад. Он и сам сгинет в этом аду. Но он мужчина. Он должен дойти до конца, и если суждено ему сгинуть – сгинет. По крайней мере, его совесть будет чиста. Лучше погибнуть, чем до конца жизни носить в душе клеймо труса. Но нет! Не может быть, чтобы они погибли – жена и дети! Ведь была объявлена тревога, хотя и поздно. А в городе есть убежища, и метро недалеко от их дома. Надо спешить к ним!

Он сел в машину и продолжил путь. Почти все встречные автомобили сигналили и мигали дальним светом. Попадался транспорт, оставленный на обочине: видимо, люди выполняли рекомендации МЧС и покидали свои авто, чтобы найти более-менее безопасную лёжку. Но вообще, в этот ранний час автомобилей было мало.

У перекрёстка напротив посёлка Лесная Поляна Рахматуллин увидел десятка два фур, стоявших у обочины в направлении Омска, а перед ними – машину автоинспекции. Вторая машина ДПС находилась у середины колонны, где собралось полтора десятка водителей и четверо полицейских: между ними, кажется, шёл спор. Ещё один автомобиль ДПС стояла метрах в ста от конца колонны, её экипаж останавливал грузовики, после чего одних отпускал, другим предлагал встать на обочине.

«Маяк» всё так же передавал предупреждение о воздушном нападении и инструкции МЧС. Как показалось Рахматуллину, помехи усилились. В конце концов, помехи и бесконечное повторение одних и тех же фраз стали раздражать Ильяса, и он выключил приёмник. Позвонить по телефону родным по-прежнему не удавалось.

У деревни Белобородово стояла «пятнашка»[22 - Пятнашка – автомобиль ВАЗ-2115 (LADA Samara)] ДПС. Полицейские, вооружённые автоматами, выбирая по каким-то признакам машины из потока, останавливали некоторые, проверяли документы водителей. Ильяс на своём «форде» проехал мимо них беспрепятственно.

Примерно в тридцати пяти вёрстах от Новосибирска, на подъезде к Коченёво, он упёрся в автомобильный затор. Здесь трасса «Иртыш» имела ответвление. Раньше дорога проходила по краю посёлка, теперь это полотно превратилось в дополнительное (оно вело в населённый пункт), а немного севернее был проложен расширенный объезд, ставший частью магистрального пути. На объезд Рахматуллина не пустили: перед ним был пикет, и около двух десятков уполномоченных (составлявших пары инспектор ДПС—солдат ВАИ) останавливали всех без исключения. У Ильяса спросили, в какой населённый пункт он направляется, не является ли сотрудником специальных служб, действующим офицером армии или полиции? Получив ответы, они предложили оставить машину где-то поблизости, после чего решать вопрос дальнейшего продвижения в комендатуре.

Рахматуллин свернул на старую дорогу. Но далеко проехать не получилось. Он только миновал дамбу возле турбазы «У озера», потом поворот на Кумысный… и всё – дальше, насколько можно было обозреть, стояли машины, ходили люди. Слева – вспаханное поле, справа, шагах в ста от дороги, – несколько кирпичных строений полузаброшенного вида и полдюжины сельскохозяйственных агрегатов. В обратную сторону движение было свободным. Многие сгоняли свои машины на обочину и дальше шли пешком.

Впереди от трассы отходила просёлочная дорога, ещё дальше – другая. Вдоль них уже начали скапливаться оставленные хозяевами автомобили. Ильяс тоже вырулил свой «форд» на обочину, проехал вперёд и повернул на второй просёлок. Отъехав от трассы метров на сто пятьдесят, свернул за заросли справа и выключил мотор.

На заднем сидении была сумка: он выложил из неё одежду и бельё, свёрток с пирогом (подарок бабушки Гасили для внуков), ещё какие-то гостинцы. Оставил в сумке полотенце, зубную пасту со щёткой, кепку, солнцезащитные очки. Надел ветровку, лежавшую на заднем сидении рядом с остальными вещами, – в ней были документы и деньги, после этого закрыл машину и с сумкой в руке пошёл к трассе.

Перед ним оставила свой автомобиль русская пожилая пара; эти двое подождали, пока мимо проедет машина и пройдёт Ильяс, а потом медленно побрели следом. Глаза женщины были полны слёз. Она то и дело подносила к лицу платочек, а на Рахматуллина взглянула с такой мольбой и тоской, что у него ком в горле встал. Но чем он мог помочь женщине и её спутнику? Возможно, сейчас в таком же душевном состоянии находилась его семья.

Два ближайших грибообразных облака с этого расстояния выглядели внушительно и зловеще. Солнце было выше, но, казалось, ещё немного – и они закроют светило. Воздушные течения отнесли в сторону их верхние массивные части. Зрелище напомнило Ильясу рисунки из читанной когда-то детской книги о волшебной лампе: высвобождающийся из лампы джин с дымным телом выглядел примерно так же, как эти дымопылевые остатки термоядерных взрывов. Облако справа было светлым, почти сизовато-белёсым, левое – в основном тёмно-серым. Вслед за ними всё выше над горизонтом поднимались тёмные тучи, сгущавшиеся к середине до плотной черноты – вероятно, дымы наземных пожаров.

Севернее и, видимо, на много километров дальше, клубилось не меньше десятка коричнево-серых облаков. Самые дальние из них были едва заметны в помутневшем приземном слое воздуха. Ильяс, как, наверное, и многие, надеялся, что это последствия взрывов в позиционном районе дивизии РВСН, что находился к востоку от города, потому что если эти «протуберанцы» взметнулись над городом, то в его кварталах вряд ли осталось что-то живое.

Люди всматривались в грозные исполинские столбы радиоактивного пепла и пыли. Женщины смотрели сквозь слёзы, мужчины – с тревогой, то и дело переводя взгляд на лица других людей, словно хотели увидеть в них признаки уверенности и участия.

Ильяс вышел на трассу. Одна из легковых машин – она ехала от города – приостановилась, и водитель стал отвечать на вопросы собирающихся возле него людей. Ильяс поспешил к нему. Через две минуты он уже знал, что затор тянется километра три, до речки Камышенки: там военные перекрыли дорогу и сооружают блокпост. У поста или в посёлке можно получить респиратор, противогаз и антирадиационные препараты. В сторону Новосибирска пропускают грузовики для вывоза людей, водителям дают сопровождающего – полицейского, спасателя или военного – и они едут вместе. Пока есть движение только в ту сторону, а оттуда ещё ни одной отосланной машины не возвратилось. Известно, что ядерный взрыв произошёл в районе ГЭС: плотина не разрушена, но пожар охватил дачные и коттеджные посёлки поблизости, станция прекратила подачу электроэнергии. Ещё один взрыв произошёл на ТЭЦ[23 - ТЭЦ – станция, генерирующая электрическую и тепловую энергию.]-5, остальные – в позиционном районе ракетной дивизии. Военные говорят, что боеголовок было много, до полусотни, но большинство удалось сбить.

А ещё ходят разговоры, что с минуты на минуту может начаться новый налёт, могут ударить и по Коченёву, потому что тут полк связи ракетной дивизии, нефтеперерабатывающий завод, спасательный центр МЧС, а по другою сторону трассы, невдалеке – станция космической связи. Ильяс почувствовал, как при этих словах по спине пробежал холодок, он инстинктивно поднял взгляд к небу. Раздался сдерживаемый женский вскрик. Оттеснив нескольких человек, к водителю подошёл парень с короткой стрижкой и в спортивной куртке.

– Ты что панику разводишь? – сказал он, подойдя вплотную. – Вали отсюда, пока я тебя не отправил сам знаешь куда. Быстро!

Последнее слово он произнёс негромко, но с явной угрозой. Водитель поспешил скрыться, а парень, отворачиваясь от него ухмыльнулся:

– Панику разводит, козёл. Народ и так на взводе. Да таких спасцентров и заводов по области знаете сколько? Будут они тратить свои ракеты на всякую деревню…

***

Ильяс направился в сторону блокпоста. В том же направлении шли или пытались ехать на машинах многие и многие десятки людей – в одиночку, семьями, компаниями, объединившись со случайными попутчиками. Он машинально достал телефон, чтобы в очередной раз набрать номер супруги, но мобильная связь отсутствовала полностью, о чём свидетельствовала надпись на дисплее: «Нет сети». «Наверное, из-за того, что город без электричества, электростанцию взорвали», – подумал Ильяс.

Он с семьёй жил возле станции метро «Гагаринская», в квартале называемом «Линейный». Позиционный район ракетной дивизии находился к северо-востоку от города, вёрстах в двадцати. Новосибирская ГЭС была за южной окраиной, примерно на таком же расстоянии. А вот пятая ТЭЦ располагалась в пределах города, и даже недалеко от их дома, навскидку – вёрстах в десяти-пятнадцати: её трубы и выпускаемый ими пар были хорошо видны из окон квартиры.

Рахматуллин спешил. Затор становился всё плотнее из-за тех, кто ехал по обочине и выезжал на встречку – то и дело по этой причине возникали перепалки, звучала ругань, перекрываемая автомобильными сигналами. Где-то в середине затора Ильяс увидел военных. Два БТРа и машина ДПС ехали по стороне дороги, ведущей в Омск. Через мегафон инспектор требовал освободить полосу для встречного транспорта и спецмашин. Следом двигался «уазик», сохраняя дистанцию от бронированных машин метров в тридцать. Офицер через громкоговорители на крыше салона вещал: «Граждане! Запасайтесь водой! Заполняйте все доступные ёмкости водой для питья, готовки и гигиенических нужд. Воду можно набрать дальше в реке, но мы рекомендуем вам возвратиться и наполнить имеющиеся ёмкости в водохранилище – в нескольких сотнях метрах отсюда по направлению к Омску. Радиоактивные облака от эпицентров сейчас относятся ветром на юго-восток, но ветер может поменяться. Не медлите! Граждане! Запасайтесь водой…»

Наконец Ильяс добрался до речки, где военные сооружали пост. Дорога была перекрыта наполовину бетонными блоками, здесь же находился подъёмный кран и грузовик с блоками в кузове. Одна половина дороги была отделена от другой металлическим сеточным забором. Были уже установлены три палатки и устанавливалась четвёртая. Поперёк направлению трассы по обе стороны от проезжей части солдаты в ОЗК натягивали колючую проволоку.

Офицер в капитанском звании беспрестанно повторял в громкоговоритель, установленный на командно-штабную машину: «Граждане, проезд и пеший проход в сторону Новосибирска осуществляется только по специальным пропускам. Медицинские работники, военнослужащие, сотрудники МВД, МЧС и ФСБ могут получить пропуск непосредственно тут, на территории контрольно-пропускного пункта – в случае предоставления необходимых документов. Остальным категориям граждан обращаться в Коченёвскую комендатуру, к заместителю коменданта подполковнику Грищуку. Адрес комендатуры вам укажут на Коченёвском КПП[24 - КПП – контрольно-пропускной пункт.]. Всем военнообязанным немедленно направляться к комендатуре; при себе иметь военный билет и паспорт. Въезд в Коченёво на личном транспорте разрешён только для постоянно проживающих в этом посёлке». Потом, выдержав минутную паузу, он начинал зачитывать это объявление заново. Вокруг бронемашины с офицером собралась довольно значительная толпа: люди в ней постоянно сменялись, одни подходили, другие уходили. Несколько солдат, стоявших перед офицером, громко объясняли людям, куда следует пройти, указывали адреса. Чаще прочих звучал вопрос: «Как пройти в комендатуру?»

Поодаль, возле двух грузовиков, стояли армейский капитан и старший лейтенант МЧС. В грузовиках – коробки с противогазами, респираторами и аптечками. Дальше – фургон «газель», с общезащитными комплектами изолирующего типа и дозиметрами: их выдавали водителям, отправляющимся в сторону Новосибирска. Рядом стояла «буханка», загруженная химпрепаратами обеззараживания. На её крыше было установлено большое табло, которое Ильяс видел ещё с того места, где съехал на машине с трассы. На табло выводилась информация о радиационном фоне в данном месте, и сейчас он составлял 0,18 микрозивертов в час. Надпись в виде бегущей строки гласила: «Сохраняйте спокойствие. Радиационный фон в пределах нормы – 18 мкР/ч».

Свободно пропускали только пешеходов, и Рахматуллин прошёл пост без задержки. Пришлось лишь немного потолкаться в людском потоке, проходя по узкому коридору между стоявшими в очереди машинами и ограждением моста через Камышенку. В этом месте десятки людей выскакивали из толпы и спускались к речке, чтобы набрать воды в бутылку или попить с рук. Русло речки было совсем узким, не более трёх метров, а берега рыхлые и поросшие кустами. Вода замутилась, на её поверхности плавали листья и трава.

Перейдя на другую сторону, Ильяс подошёл к машине с противогазами и спросил:

– Капитан, противогаз получить можно?

– Военнообязанный?

– Да.

– Тогда немедленно отправляйтесь к комендатуре. Там получите всё необходимое, – был ответ военного.