WW III. Операция «Эпсилон»

– Вопросов больше не имею, – пробормотал Ильяс, делая шаг назад, и направился вдоль трассы к повороту на Коченёво (до него было метров четыреста).

Ещё с того момента, когда он оставил свою машину, Рахматуллин приглядывался к людям, пытаясь найти татар. На посту он заметил одного мужчину лет тридцати семи – сорока, который, судя по внешности, мог быть его соплеменником. Сейчас он шёл чуть впереди. Ильяс догнал его и, застенчиво улыбаясь, спросил на татарском языке:

– Извини, брат. Ты татарин?

Тот взглянул на Рахматуллина и ответил по-русски:

– Нет. Я башкир.

Ильяс извинился, замедлили шаг.

Спустя несколько минут он дошёл до Т-образного Коченёвского перекрёстка. Его внимание привлекла медленно двигающаяся фура с надписью «Магнит» – она ехала со стороны Новосибирска. Когда грузовик почти поравнялся с Ильясом, он крикнул водителю, выглядывавшему в открытое окно:

– Что там в городе? Ты оттуда?

– Там … (безнадёжно плохо), – отвечал водила, тормозя машину и высовываясь из окна. Видно, ему хотелось поделиться впечатлениями.

– Ты на той стороне был?[25 - Имеется в виду другой берег реки Обь, Новосибирск разделён ею на две части. Ильяс живёт на той стороне.] Ты вообще где был, когда … (рвануло)? – спрашивал Ильяс, подходя к грузовику. Сразу же стали подходить и другие люди.

– Я на этой стороне уже ехал. Перед Толмачёво, километра за два. А тут как … (ахнуло)! У меня прицеп чуть не перевернуло. Не, сначала светло стало… я подумал, что солнце из-за туч вышло, только очень светло, тени такие сразу длинные появились. Я еду, смотрю – мне навстречу сигналят и дальним моргают. И ещё вижу – все останавливаются и народ из машин кидается кто куда. Зеркала мои светят как прожекторы. Стал тормозить. Только спрыгнул на землю, тут ка-ак … (долбанёт)! Звук пошёл, как будто поезд на тебя сейчас наедет, а потом ка-ак … (ухнет)! Земля подпрыгнула, грохот стоит, всё гудит, у меня прицеп качает! Там бабы какие-то как завизжат! Да я сам в Чечне воевал, а тут…

Рассказ водителя прервал окрик инспекторов ДПС, чей автомобиль стоял за перекрёстком: «Водитель „Магнита“, не блокируйте движение! Быстро проезжайте!»

– А в городе, в городе что? – допытывался в отчаянии Рахматуллин.

– Не знаю. Сам не видел, но народ говорит, … (плохо) там. Где-то ближе к центру … (долбануло). Я-то сам из Прокудского. Да вон, вояки народ уже начали пропускать, может, там то-то в курсе?

Водитель нажал на газ, и машина, качнувшись, тронулась с места. Рахматуллин поглядел в ту сторону, где в сизой дымке тонул город, а к небу возносились громадные дымные столбы. По подъездной дороге к Коченёво действительно двигались машины, и не только грузовые, как ранее, но теперь даже большей частью легковые автомобили. «Зачем вообще они тормозят легковушки?» – с недоумением подумал он и пошёл в сторону посёлка. Не было смысла ждать беженцев из Новосибирска: вряд ли те, кто находился в момент атаки в городе, успели доехать сюда. Скорее всего, это те люди, которые были в пути по эту сторону Оби, может быть, с городских окраин или пригородных посёлков. Что они могут рассказать об обстановке в центре города? Ничего.

На выезде из посёлка, метрах в пятидесяти от трассы, также имелся контрольно-пропускной пункт, на нём несколько солдат и один офицер – все одеты в ОЗК-Ф[26 - ОЗК-Ф – общевойсковой защитный комплект одежды фильтрующего типа.], на ремнях противогазы. Они проверяли только гражданские автомобили, выезжающие из посёлка. Какие требования у военных Ильяс не знал, но видел, что некоторых разворачивали, и офицер на уговоры и требования этих людей отвечал жёстко.

Здесь также имелось табло с данными об уровне радиационного фона. Рядом стоял солдат и устало повторял: «Комендатура прямо, до следующего регулировщика. Он покажет дорогу дальше». На солдате была каска с белой полосой, а в руке – красный флажок. Его автомат, плотно прижатый к груди натянутым через плечо ремнём, был без магазина. Ильяс молча прошёл мимо.

Рахматуллин был военнообязанным. Срочную службу проходил двенадцать лет назад и являлся старшим сержантом запаса, разведчиком-стрелком. Всегда считал: если понадобится, то без раздумий пойдёт в армию защищать Родину. Только идти в комендатуру сейчас, когда в горящем городе живыми – возможно, раненными – оставались его жена и дети, а до самого города тридцать с чем-то вёрст, ему не хотелось. Судьба семьи сейчас волновала его больше, чем судьба всего мира и его личная. Поэтому он всё время высматривал кого-нибудь, с кем можно было бы сговориться и попробовать проникнуть в город в обход блокпостов. Получить средства защиты – и рвануть в город. Ведь военные успели поставить блокпосты только на трассе, вблизи мест дислокации – в этом Ильяс был уверен. По сути, Ильяс был готов сговориться с кем угодно, но всё же отдал бы предпочтение кому-то из своих – из татар. И он глядел по сторонам, ища родные черты, надеясь услышать родную речь.

Вот он увидел двух женщин: похоже, татарки. Они шли от Т-образного перекрёстка и несли в руках несколько бутылок воды. Подойти? Может, с ними мужчины? Он прошёл метров двести, не выпуская их из виду. Видимо, мужчин с ними нет. Им можно было бы предложить свою помощь, но тогда это отвлекло бы его от главной цели – пробраться в город.

Улица, по которой он шёл, была названа в честь Пушкина. Обычная деревенская, на которой две легковушки с трудом разъезжаются, а пешеходам приходится сходить с проезжей части, чтобы пропустить автомобиль. По обе стороны вдоль заборов жёлтые трубы газопроводной сети. Там, где они пересекали улицу своеобразной аркой в виде буквы «П», грузовики ехали очень медленно, потому что их кабины или кузова иной раз лишь пять-шесть сантиметров не доставали до трубы. Тут чаще ехали гражданские автомобили. По левую руку от Ильяса, за домами и огородами, была видна другая улица, параллельная. В сторону трассы по ней то и дело проезжали военные грузовики, машины МЧС, иногда были видны колонны солдат в десять-пятнадцать человек.

Рахматуллин дошёл до места, где улица Пушкина пересекалась с улицей Энтузиастов. Здесь стоял ещё один солдат с флажком. Без всякого энтузиазма, делая долгие паузы, он повторял: «До комендатуры прямо, до следующего регулировщика». В нескольких шагах от него стоял автомобиль «Киа». Водительская дверь открылась, и из машины вышел молодой мужчина лет тридцати. «Татарин», – предположил Ильяс, приметив во внешности мужчины искомые черты. А к незнакомцу в это время подходил ещё один мужчина, моложе первого лет на пять, и с ним беременная женщина.

Ильяс направился к ним. Подойдя, поздоровался по-татарски, дождался ответного приветствия. Теперь сомнений не было: татары. Они заговорили на родном языке, стали знакомиться. Молодого мужчину, которого Ильяс увидел первым, звали Дамиром, и он тоже ехал в Новосибирск. С ним были сестра и свояк – Алина и Улан, они возвращались из Елабуги, оттуда родом был Улан. Оказывается, эти люди заехали в Коченёво той дорогой, что ответвлялась от трассы ещё до поста. Возможно, это была та самая грунтовка, на которой Рахматуллин оставил свою машину. Узнав, что в направлении Новосибирска не пропускают, они решили окольным путём доехать до аэропорта Толмачёво, надеясь отправить оттуда Алину в Казань. Однако на выезде из Коченёво военные их завернули, да и сами они засомневались, что из аэропорта теперь можно улететь, даже беременной женщине. Несколько минут назад родственники решили разделиться: Дамир собирался попасть в Новосибирск, где у него оставались родные, а Улан должен был везти беременную супругу в Елабугу к родителям. Сейчас они намеревались найти попутную машину или автобус до Казани. Дамир хотел оставить машину при себе – на случай, если придётся вывозить родственников из горящего города.

Быстро рассудив, Ильяс предложил Улану взять свой «форд». Он подумал, что ему, возможно, и не удастся использовать свою машину в ближайшее время. Эвакуировать семью (иншалла!) можно с Дамиром, а самому пока задержаться в городе, если в его машине места окажется недостаточно. Наверняка из города можно будет выехать с семьёй и на транспорте военных или МЧС – они ведь обязательно займутся эвакуацией людей. Может быть, так даже больше шансов сохранить машину. Улан водительские права имел – он сразу согласился с предложением Ильяса. Ильяс написал доверенность, а также на диктофоны в мобильниках зачитал текст доверенности и добавил от себя, что передаёт машину добровольно, чтобы новые её хозяева благополучно добрались до Елабуги, и назвал адрес родителей.

Потом все вместе на автомобиле Дамира поехали туда, где Ильяс оставил свой «форд». Они ехали, разговаривали, и Ильяс всё больше убеждался, что он правильно решил отдать свою машину этим людям. Если его сейчас поставят под ружьё, а такое очень даже может быть, то сохранится ли машина тут, в чистом поле? Ехать на ней – тоже обременительное занятие, так как военные требуют пропуск в этом случае. Хотя, к чему такие строгости? Почему передвигаться на личном автомобиле нельзя, а пешком – пожалуйста?

Найти машину было непросто – пришлось воспользоваться навигатором. Он, кстати, координаты не определял: наверное, GPS был отключён так же, как и мобильная связь. Автомобилей на просёлке скопилось уже довольно много, на трассе затор тоже заметно увеличился. Рахматуллин забрал некоторые свои вещи, затолкал их в сумку и передал ключ Улану. Родственники переложили свою поклажу в «форд», Улан сел за руль, а его супруга – на заднее сидение. На листе бумаги Ильяс записал для Улана адреса брата и родителей.

Они уехали.

– Ну что, хочешь в город пробираться? – спросил Дамир (он говорил по-татарски), когда Ильяс устроился на переднем сидении его машины.

– Да. А ты что думаешь?

– Я тоже. Ты спрашивал уже. Надо только дорогу узнать. Навигатор карты показывает – будешь смотреть и говорить мне, куда ехать.

– Нам нужны противогазы, ОЗК. Я так понял, что их выдают врачам, полиции, эфэсбешникам. Ты кем работаешь?

– Нет, я не мент, – ухмыльнулся Дамир. – На фирме работаю, распространение канцелярских товаров.

– Мы можем пойти в военкомат… ну, в комендатуру… и получить там всё. Запишут нас куда-то и выдадут. После этого мы по-тихому утечём.

Ильяс, говоря по-татарски, испытывал некоторые трудности: он привык разговаривать на русском, и ему сейчас было сложно подбирать подходящие выражения. Ильяс даже подумал, не предложить ли товарищу перейти на русский, но постеснялся озвучить эту мысль соплеменнику. Дамир же, судя по всему, знал родной язык лучше, но пока все слова, употреблённые им, были понятны Рахматуллину.

Выслушав Ильяса, Дамир, несколько секунд молчал, наверное, взвешивая предложение.

– А если мы не сможем оттуда уйти? Нас запишут, заберут документы и отправят в казарму. Если уйдём, нас объявят дезертирами. Лучше вообще не ходить туда.

– Без защиты как мы будем в городе? Там же радиация. А шанс терять не хочется, тут всего километров тридцать.

– Может, купить у какого-нибудь прапорщика? Или солдата? Солдат за бутылку водки свой противогаз отдаст.

– Нет, война началась, атомные бомбы взрываются. Они же не такие дураки, чтобы свой противогаз продать.

– Э!.. – Дамир сделал рукой жест. – Украдут у другого солдата. Что, ты их не знаешь? Русский солдат за бутылку водки родную мать в бродячий цирк отдаст.

– Можно попробовать. Только противогаза мало – нам же надо на двоих. Там, на посту, офицеры раздают ОЗК, противогазы, дозиметры. Я видел: журнал у них, они записывают паспорт, диплом – и выдают.

– Ну, поедем, попробуем.

– Поедем. Только ещё вариант есть: можем доехать до комендатуры, я один пойду, посмотрю, а ты подождёшь меня в машине. Хотя – это потеря времени.

– Да, лучше сразу ехать.

– Тогда поехали. Будет пост, попробуем купить снаряжение.

Уже когда машина тронулась, Дамир спросил:

– По Северному объезду?

– Зачем? Далеко получится. Проедем Коченёво, потом по полю, чтобы объехать посты, и выедем на трассу. Два-три километра петлю сделаем.

Он помолчал пару секунд и добавил по-русски:

– И дальше – по Омскому тракту.

– Хорошо, – ответил ему Дамир на татарском.