Непризнанные гении

Напрасно землю бьет копытом гриф,
Напрасно рвется ввысь, в простор родного неба.
Сосед его бредет, рога склонив,
И гнется под ярмом скакун могучий Феба.
И вырваться не в силах из оков,
Лишь обломав бесплодно крылья,
На землю падает – он! вскормленник богов! —
И корчится от боли и бессилья.

То же у И. В. Гёте:

Где те немногие, кто век свой познавали,
Ни чувств своих, ни мыслей не скрывали,
С безумной смелостью к толпе навстречу шли?
Их распинали, били, жгли…

Или:

Всё даруют боги бесконечные
Тем, кто мил им, сполна!
Все блаженства бесконечные,
Все страданья бесконечные – всё!

Только три свидетельства самих великих из бесконечного множества.

Лев Толстой: «Мыслитель и художник никогда не будут спокойно сидеть на олимпийских высотах, как мы привыкли воображать: мыслитель и художник должны страдать вместе с людьми для того, чтобы найти спасение или утешение. Кроме того, он страдает не потому, что он всегда в тревоге и волнении: он мог решить и сказать то, что дало бы людям благо, избавило бы их от страдания, дало бы утешение, а он не так сказал, не так изобразил, как надо; он вовсе не решил и не сказал, а завтра, может, будет поздно – он умрет. И потому страдание и самоотвержение всегда будет уделом мыслителя и художника.

Не тот будет мыслителем и художником, кто воспитывается в заведении, где будто бы делают ученого и художника (собственно же делают губителя науки и искусства), и получает диплом и обеспечение, а тот, кто и рад бы не мыслить и не выражать того, что заложено ему в душу, но не может не делать того, к чему влекут его две непреодолимые силы: внутренняя потребность и требование людей.

Гладких, жуирующих и самодовольных мыслителей и художников не бывает. Духовная деятельность и выражение ее, действительно нужные для других, есть самое тяжелое призвание человека – крест, как выражено в Евангелии. И единственный, несомненный признак присутствия призвания есть самоотвержение, есть жертва собой для проявления вложенной в человека на пользу другим людям силы. Без мук не рождается и духовный плод.

Учить тому, сколько козявок на свете, и рассматривать пятна на солнце, писать романы и оперу – можно не страдая; но учить людей их благу, которое всё только в отвержении от себя и служении другим, и выражать сильно это учение нельзя без отречения.

До тех пор была церковь, пока учителя терпели и страдали, а как только они стали жирны, кончилась их учительская деятельность. «Были попы золотые и чаши деревянные; стали чаши золотые – попы деревянные», – говорит староверческая пословица. Недаром умер Христос на кресте, недаром жертва страдания побеждает всё».

Стефан Цвейг: «Но судьба любит облекать в трагические формы именно жизнь великих людей. На самых могучих пробует она самые могучие свои силы, противопоставляет их планам бессмыслицу событий, пронизывает их жизнь таинственными аллегориями, загромождает их путь препятствиями, дабы укрепить их на пути истинном.

Последние титаны нашего мира – Вагнер, Ницше, Достоевский, Толстой, Стриндберг, все в дополнение к созданным ими художественным произведениям получили в удел драматическую жизнь».

Ромен Роллан: «Чем больше вникаешь в жизнь великих творцов, тем больше поражаешься изобилию несчастий, переполняющих их существование. Они не только подвергались обычным испытаниям и разочарованиям, которые особенно сильно задевали их повышенную чувствительность, но и самая гениальность их, опережавшая современность на двадцать, пятьдесят, а иногда и на несколько сот лет и потому создававшая вокруг них пустоту, обрекала их на отчаянные усилия, так что они едва могли жить, а не то что победить. Значит, и герои человечества, на которых с благоговением обращены взоры потомков, – и эти вечные утешители всех одиноких были «pauvres vaincus, les vainqueurs du monde» – «победители мира, несчастные побежденные»».

Свидетельствует Н. Бердяев: «Гениальность есть “мир иной” в человеке, нездешняя природа человека. Гений обладает человеком как демон. Гениальность и есть раскрытие творческой природы человека, его творческого назначения. И судьба гениальности… всегда жертвенна и трагична… Поэтому гениальная жизнь есть жертвенный подвиг. Гениальная жизнь знает минуты экстатического блаженства, но не знает покоя и счастья, всегда находится в трагическом разладе с окружающим миром».

Трагическая банальность культуры: раз гений – страдай. Несчастнейший, пишет о себе Датский Сократ. Всё: их судьбы, их безумие, их нищета, их одиночество, их самоубийства, их преследования, их казни, сожжение их книг, их исповеди-стоны – всё свидетельствует, что это правда. Даже статистика – на многих Свифтов и Шуманов – один Гёте и один Штраус.

Страдания, великие испытания: привилегия высших натур: чем божественнее натура, тем больше несчастий испытывает она.

Триумфальное шествие гениальности начинается из бездны мрака: гений рождается в убожестве, живет в боли и страхе и умирает в нищете. Жизнь не просто не балует – она с дьявольским ожесточением и упорством преследует его. Так и кажется: трагедия, великие испытания, внешние и внутренние препятствия – непременные условия реализации великого духа. И. В. Гёте так и говорил: «Мастер познается в самоограничении», а Л. Н. Толстой уточнял: «Призвание можно распознать и доказать только жертвой, которую приносит ученый или художник своему покою и благосостоянию».

Самые значительные, самые глубокие, самые возвышенные призывы доносились к человечеству из далекого изгнания или глубокой бездны: творцы великих религий – Моисей, Христос, Магомет, Будда – все они должны были сперва удалиться в безмолвие пустыни, в одиночество, прежде чем возвестить решающее слово. Слепота Мильтона, глухота Бетховена, каторга Достоевского, тюрьма Сервантеса, заключение Лютера в Вартбургском замке, изгнание Данте, добровольная ссылка Ницше в ледяных зонах Энгадина, множество иных подобных примеров – всё это необходимые условия гениальности, предъявленные вопреки бдительной воле человека.

Даже законодательные установления направлены против человека, обладающего духовным или мистическим превосходством. Ни один закон не вознаграждает за сверхчеловеческие способности. Скорее наоборот – требует с них налога. Бесчисленные правила и законы неизменно направлены против наиболее одаренных, – пишет Э. Майр. Даже принцип равенства возможностей в приложении к возможностям неравным означает дискриминацию. Но в несправедливом обществе, где сила и алчность извечно торжествуют над духовностью и бескорыстием, любой иной принцип таит в себе еще большую угрозу.

Почему тяжела жизнь гения? Только ли оттого, что плох мир? А может, секрет в том, что всесильный эвримен – всесильный всегда, в самые аристократические эпохи – брал верх над гением: своей тупой силой, своим числом и своей непроницаемостью. Но, если так, почему эвримен всегда уходил, гений же оставался? Потому, что новому эвримену не страшны прах и тени, у него есть свой, новый, живой враг…

Пренебрежение к таланту питается извечной неприязнью массы и силы к личности и духу. Когда речь идет об «охране таланта», трудности связаны не с оценкой одаренности, а с нежеланием оценивать.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Бах писал музыку для нескольких церквей, но когда он умер, на могиле не поставили даже жалкого надгробия… Потомкам пришлось разрыть несколько десятков могил для того, чтобы идентифицировать останки одного из самых великих музыкантов человечества. Жалкие фигляры…

Весь мой жизненный опыт говорит о том, что одно из общественных преступлений, характеризующих качество социума, – это небрежение к гению: та легкость, с которой масса губит лучших людей, – преследует, ломает, предает забвению, укладывает в свои рамки, изгоняет, уничтожает…

Увы, отечество всегда изгоняло лучших. Древность знает имена Сафо, Пифагора, Анаксагора, Протагора, Эпиктета, Сенеки, Овидия, Мусония Руфа, Диона Христостома, Христа, восточная древность – Ли Тай Бо, Ду Фу, Бо Цзюй-и, Средние века – Данте, Ибн Хазма и Луиса де Камоэнса, новые – Вольтера, Байрона, Шелли, Локка, Вагнера, Уго Фосколо, Пеллико, Гюго, Стриндберга, Джемса, Джойса, Рильке…, но какие иные времена, кроме наших, знают тотальное изгнание цвета наций, целых сообществ, интеллектуальных институтов, культур?..

Когда будут составлены списки изгнанных из Городов Солнца, из всех вариантов Земного Рая, изгнанных, растоптанных, уничтоженных на островах счастья, мир еще раз содрогнется, как содрогнулся от списка жертв «Тысячелетнего рейха».

Вот первые из пришедших на ум счастливчиков, кому удалось унести ноги, бежать, скрыться: братья Манны, С. Цвейг, Ф. Верфель, Р. Музиль, Б. Франк, Л. Ренн, Р. Шикеле, М. Рейнгардт, Т. Адорно, Э. Фромм, Г. Маркузе, Р. Кронер, З. Марк, А. Либерт, Ф. Вайсман, Р. Карнап, К. Гёдель, Г. Фейгль, О. Нейрат, Дж. Нейман, В. Вайнберг, Х. Райхенбах, К. Поппер – венский кружок в полном составе; Б. Вальтер, Ф. Упру, А. Кольб, К. Цукмайер, М. Хоркхаймер – весь франкфуртский институт социальных исследований; А. Тосканини, Л. Сциллард, Э. Ферми, Г. Халбан, Л. Коварски, А. Эйнштейн, Бела Шик, А. Польгар, Ф. Брукнер, Ф. Хохвельдер, Э. Вальдингер, Б. Фиртель, Г. Райенбах, К. Хорни, В. Рейх, И. Р. Бехер, Э. М. Ремарк, Б. Брехт, В. Вольф, С. Левит, Х. Арендт, К. Корш, Э. Гуссерль, Сен-Жон Перс, Р. Хюльзенбек, О. Кирхгаймер, Л. Левинталь, А. Шёнберг, Р. Оппенгеймер, К. Маннгейм, П. Тиллих, Ф. Поллок, Ю. Крафт, П. Хонигсхайм, Г. Кельзен, Л. Вирт, Л. Мейтнер, Э. Ласкер, О. Леви, О. Варбург…

А сколько казненных, умерших в лагерях, погибших после издевательств, не перенесших страданий? – Г. Лорка, С.-П. Ру, М. Жакоб, Г. Пери, Л. Сампэ, Ж. Политцер, Р. Деснос, П. Юник, Б. Кремье, Ж. Дюдак, Б. Вильде, Ж. Декур, Ж. Соломон, Ж. Жироду, Т. Лессинг, К. Осецкий, М. Блок, А. И. Кениг, М. Эрнандес… А ведь это – малая, ничтожная толика и та в двух-трех странах…

О, эта наиопаснейшая профессия – поэт! Чаттертон дожил до 18 лет, Веневитинов, М. Нильсен, Корнфорд, Кернер до 22, Лотреамон, Бюхнер, Микаэль, Коган умерли в 24, Лукан – в 25, Китс, Петефи – в 26, Лафорг, Лермонтов, Бараташвили, Ориэ, Тракль и Моррисон – в 27, Корбьер, Марло, Жильбер – в 29, Есенин, Герен, Флеминг, Шелли, Жильбер – в 30, слишком рано ушли Катулл, Проперций, Полициано, Бертран, Рембо, Байрон, Хемницер, Пушкин, Грибоедов, Баратынский, Рылеев, Барков, Боэси, Оливье де Маньи, Мюссе, Матюрен Ренье, Шиллер, Теофиль де Вио, Сирано де Бержерак, Никитин, Полежаев, Аполлинер, Багрицкий, Блок, Берне, Доле, Шенье, Клейст, Леопарди, Жарри, Эндре Ади, Эдгар По, Стивен и Харт Крейны, Сильвия Плат, Лорка, Гумилев, Декур, Гюйо, Платен, Кревель, Нерваль, Эрнандес, Беллини, Гоццано, Дилан Томас…

А Рафаэль, Мазаччо, Брейгель Старший, Вермеер, Караваджо, Калло, Ватто, Жерико, Тулуз-Лотрек, Ван Гог, Марк, Федотов, Хуан Грис, Сера, Боччони, Джорджоне, Корреджо, Фрате, Чюрленис, Бонингтон, Добсон, Ван Дейк, Эскаланте, Финигуэрра, Гадье, Ева Гессе, Минио, Паула Модерсон-Бекер, Модильяни, Остаде, Маззола, Фабрициус, Поттер, Рунге, Ван Вельде, X. Вуд, Пеззелино, Кастаньо?

А Беллини, Гольдберг, Клеменс-не-Папа, Монн, Николаи, Перголези, Пёрселл, Шопен, Шуберт, Бизе, Гец, Ротт, Мусоргский, Вахтангов, Скрябин, Шуман, Малер, Моцарт, Берг, Регер, Альбенис, Борд, Лили Буланже, Дельмас, Лёке, Нурдрок, Шоссон, Вейль?

А Геродот, Галуа, Абель, Паскаль, Риман, Бокль, Винклер, Карно, Грановский, Жуковский, Максвелл, Форель, Герц, Коллиер, Миклухо-Маклай, Рамануджан, Минковский?

А Боэций, Киркегор, Торо, Кондорсэ, Шефтсбери, Ла-метри, Лассаль, Спиноза, Зольгер, Трубецкой, Мёллер, Ласк, Гюйо?

А Теренций, Аддисон, Скорина, Фонвизин, Белинский, Бестужев, Писарев, Гаршин, Гоголь, Добролюбов, Чехов, Абовян, Вовенарг, Лондон, Новалис, Честерфилд, Фрэнк Норрис, Рамирес, Сент-Экзюпери, Стивенсон, Тилье, Уайльд, Филдинг, Чапек, Беккер, Ваше, Глаузер, Гутьер-рес, Кафка, Ларра-и-Санчес, Лоренс, Мопассан, Нильсен, Джейн Остин, Рубинер, Тоцци, Фрай, Хансен, Штадлер, Раймунд, Гауф, Серра, Ленц, Шарлотта Бронте, Оруэлл, Фосслендер?

Ф. Мендельсон и Д. Гершвин успели прославиться к 38 годам в европейском и даже мировом масштабе, но в 38 умерли от опухоли мозга.

Смерть забирает грешного и
безгрешного,
но в первую очередь – самого
лучшего,
самого храброго,
самого нежного.

    (Эдуардас Межелайнис)
Современники так же третировали и травили Мольера, Бабу, Бодлера, Флобера, Вагнера, Ницше, Мане, Ибсена, Золя, Жарри, Чапека, А. Ахматову, М. Цветаеву, как афиняне – Еврипида, Анаксагора, Эсхила, Аполлодора и Сократа. Мольера преследовали церковники, его запретили хоронить по обряду и похоронили как убийцу за кладбищенской стеной.

А. Рембо, наверное, имел основания называть поэта «великим больным», «великим проклятым» и «великим мудрецом». О, это скопище страдающих больных и мудрецов, беззащитных перед жизнью, болезненных, впадающих в отчаяние, задушенных – астмой, туберкулезом, не признанных, затравленных, изгнанных: Данте, Александр Поп, Теофиль де Вио, Якоби, Бюхнер, Паскаль, Блейк, Мильтон, Де Виньи, Киркегор, Бертран, Новалис, Клейст, Лотреамон, Эдгар По, Леопарди, Кафка, Пруст, Нерваль, О'Нил, Берг, Кольцов, Баратынский, Чехов, Куприн, Ходасевич…