Иллюзия вторая. Перелом

– Ибо всё, что есть в мире – есть и в тебе. Абсолютно всё, что есть в мире, понимаете? Всё это есть в каждом. Потому как каждый и есть весь мир. Полноценный и настоящий. Без недостач и недовесов. Без дефицита и избытка. Без исключений и без вариантов.

– Да, – дракон приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на акулу, – ничто и никуда убрать нельзя. Но, согласитесь, приятно осознавать что где-то за спиной у большой белой акулы есть веник и совок, а также и другие приспособления, и если ничего и никуда убрать все-таки нельзя и некуда, то попытаться всегда можно. А если есть что-то что можно сделать – то и сделать это необходимо обязательно. Необходимо! Обязательно! Хотя бы для того, чтобы убедиться в бесполезности этих действий.

– Но зачем?

– Перемещая пыль и мешковину – мы также перемещаем и слепые пятна, а значит – начинаем видеть по-другому, – дракон подмигнул акуле, – так, например, проявляются новые, не замеченные ранее, отражения, однако, старые, хоть раз уже увиденные, забываться не спешат. Вот таким образом, шаг за шагом, когда-нибудь, можно будет сформировать всю картинку целиком. И она, эта картинка, уже и будет более-менее полноценной реальностью. Ну или максимально возможным для данного человека приближением к ней. Точнее, не самой реальностью, а её отражением.

Агафья Тихоновна махнула плавником, доставая из-за своей спины веник с совком и аккуратно положила их на мешок с трудолюбием:

– Пусть здесь полежит, вы как думаете?

– Пусть полежит, – дракон одобрительно кивнул, – пусть подождёт своего часа. Да и место как раз подходящее…

Свет постепенно, медленно, никуда не торопясь и никого не обгоняя – никого и ничего – не обгоняя даже мысль обыкновенного человека – залил, заполнил собой всё существующее пространство.

Некоторые мешки развязались и стояли распахнутыми настежь; некоторые раскрылись сами собой; некоторые упали на бок и с легким шипением сдувались как воздушные шары, из которых быстро выпускали воздух. Были и те, которые так и остались туго завязанными. Всё происходило словно само собой, без видимого внешнего воздействия и, казалось, даже не требовало этого вмешательства ниоткуда – особенно извне.

Зеркальный пол исправно отражал верхний поток света, обогащал его какими-то невидимыми глазу, но обязательно существующими нюансами, он возвращал уже обогащённый свет обратно, поворачивал его вспять, делал процесс обратимым. Всё ладилось, кроилось, кружилось в слаженном танце и, возможно, сама вечность была готова снизойти сюда и накрыть всё своей окончательной неподвижностью, когда совершенно вдруг, неожиданно, что-то красное – крупное и круглое, немного сплюснутое – словно на воздушный шар сверху положили увесистый том – внезапно это что-то упало на пол прямо в центре зеркального пола.

Зеркало с лёгкостью выдержало удар. Вслед за первым неопознанным диском вниз полетели точно такие же, красные и сплюснутые, практически невесомые, словно сделанные из поролона, диски. Их было много и они были очень большими. Даже не так – их было не просто много, их было очень много. Они падали на пол, отскакивали и быстро уносились в одном и том же направлении, не изменяя и не ломая ничего вокруг несмотря на свои большие размеры. Видимо, благодаря своему небольшому весу.

– Что это? – Агафья Тихоновна ловко уворачивалась от лёгких, но крупных, размером с неё саму, сплюснутых красных шаров.

Одновременно она пыталась держать в поле зрения дракона, который спокойно наблюдал за происходящим. Он даже не пытался увернуться, и сплюснутые шары обходили его сами собой, как река огибает камень, лежащий посередине потока.

– Это? – в глазах дракона искрился смех, – что это? Вы действительно хотите знать?

– Конечно!

– Это кровь. Самая что ни на есть обыкновенная человеческая кровь. Ну а конкретно, – он толкнул лапой один из дисков, – та её часть, которая переносит кислород, а именно – гемоглобин. Думаю, нам необходимо приготовиться к возвращению в более привычные вам миры. Ибо, – Артак приподнял когтистую лапу, – ибо возобновлен кровоток, а с ним и питание, и, это значит – тело скоро оживет! Следовательно, оставаться нам тут уже недолго.

– Это кровь? – Агафья Тихоновна округлила глаза, уже в который раз за сегодня, – кровь? Человеческая кровь?

– Да, да, – Артак оставался невозмутим, с улыбкой наблюдая её неподдельное изумление, – это самая обыкновенная человеческая кровь.

В этот момент сверху, словно с бомбардировщика, получившего команду бомбить, посыпались красные и белые, иногда сероватые, иногда желтоватые, иногда полупрозрачные шары и диски. Все они двигались в одном, строго заданном направлении, и каждая частичка была на своем собственном, никем и ничем другим не занятом, месте.

– Нас не затопит? – акула опасливо смотрела вверх, то есть туда, откуда велась эта необычная бомбардировка.

– Вам ли беспокоиться? – дракон бестактно рассмеялся, но тут же осёкся, – я лишь хотел сказать что рыбе, даже такой необыкновенной как вы, не стоит бояться того что её могут утопить, не так ли? – вопрос был риторическим, и поэтому не требовал ответа.

В какой-то момент к общему потоку присоединились небольшие и бесцветные капли. Они выделялись среди других составляющих человеческой крови немного другой структурой, а точнее – отсутствием таковой. Похоже, это была просто чистая вода.

– Нет, нет, – дракон повернулся к акуле. Он, как обычно, мог слышать, да и слушал каждую мысль, – нет, это не вода.

– А что же?

– Ну если вам о чем-то это скажет, то я отвечу, – Артак хитро улыбнулся, – это метамизол натрия.

– Как вы сказали?

– Метамизол натрия, а говоря другими словами – простой и самый обыкновенный анальгин, который вы так мастерски вкололи ему, – он показал куда-то вверх, – прямо перед тем как он потерял сознание, – дракон весело рассмеялся, – всего лишь анальгин. И, как видите, он сработал.

Агафья Тихоновна некоторое время молча смотрела на кровяной поток, но по всему было видно что мысли её витают в очень далеком месте.

Немного спустя она произнесла:

– Как хорошо что мы живем в цветном и ярком мире!

– Чем хорошо? – Артак в недоумении приподнял одну бровь.

– Краски дают нам возможность отличить одно от другого, не так ли?

– Краски? – Артак усмехнулся, – все краски существуют лишь в вашей голове. Наукой давно доказано, что цвет любого материала  – миф. Атомы, из которых состоит то или другое вещество колеблются с различной частотой, и как следствие, отражают волны света разной длины, предварительно поглощая все остальные волны. Вот эти отраженные волны впоследствии и воспринимаются глазом как цвет. Так что цвет чего бы то ни было – это электромагнитное излучение именно той длины волны, которое это «что бы то ни было» отторгает, а никак не принимает, и, значит, цвет который мы видим – это как раз единственная окраска, совершенно не присущая наблюдаемому предмету. Я же говорил вам, что люди живут в мире иллюзий, а не реальностей, – дракон рассмеялся, – но и реальность доступна их пониманию. Правда, только тому, кто начинает думать и размышлять. Ничто не сокрыто ни в одном из миров, и путь к любым знаниям – простая внимательность.

– То есть, красный цвет на самом деле какой угодно, но не красный? – Агафья Тихоновна вытаращила глаза.

– Да, – подтвердил Артак, – то, что люди видят красным на самом деле обладает всеми поглощёнными им цветами, кроме этого самого красного, – он опять засмеялся, – для каждой длины волны человеческий мозг выбрал определенный цвет, который характеризует лишь наполненность луча энергией, и с радостью демонстрирует его каждый раз своему хозяину, когда он видит эти отражённые волны. Конечно, освещение должно быть достаточным, – дракон опять усмехнулся, – да это и так ясно, ибо отражается свет и ничто другое. С тем же успехом люди могли бы различать радиоволны и микроволновое излучение, да и любое другое, если бы природа посчитала необходимым предоставить им определенные органы чувств.

– Я знаю, знаю, – Агафья Тихоновна улыбнулась, – таким образом мудрая природа наделила людей дополнительной способностью познавать мир. Она дала людям цвет и многие из них даже превратили его в искусство – они смогли прикоснуться к вечному, смогли познать сам свет. Ведь посредством восприятия цвета, многие люди притронулись к истине, не так ли?

– Так, так, – дракон усмехнулся и добавил, – но многие из людей, даже находясь в мире двух цветов, даже в черно-белом мире, не смогли бы отличить один цвет от другого, не смогли бы отличить чёрное от белого, уж вы мне поверьте.

– Не смогли бы или не захотели бы смочь?

Артак внимательно посмотрел на Агафью Тихоновну.

– Скажем так – они были бы не прочь. Но…

– И в чем тогда дело? – акула нетерпеливо перебила дракона.

– В лени. Для того чтобы научиться видеть ясно и без искажений – без искажений даже от этой самой пыли, – дракон кивнул на разбросанные то тут, то там мешки, – необходимо вложить в себя очень много труда. А люди, в большинстве своём, совсем не любят трудиться. Люди предпочитают работать.

– А в чем разница?

– Разница в смысле. Трудиться – от слова «труд», а работать – от слова «раб».

– Откуда вы это знаете?

– Я смотрел и, следовательно, я видел. Причем видел своими собственными глазами и работу и труд.

– Наверное, вы много повидали, – Агафья Тихоновна задумчиво разглядывала Артака.

– Много.

– Вам было трудно?

– Нет, что вы, – Артак покачал головой из стороны в сторону, – мне было легко.