Недели три я не связывался с Эдуардом. Он сам позвонил мне, высказал недовольство тем, что я в очередной раз пропал.
– У меня срочная работа. И очень ответственная, – объяснил я.
– Настолько ответственная, что нельзя навестить брата? – бурно удивился он.
– Настолько срочная.
– А хотя бы позвонить можно было?
– Можно. Виноват. Признаю сей печальный факт. Готов понести наказание. Но потом.
– Что у тебя на этот раз? Секрет?
– Да не секрет. Большое парадное мероприятие. – Пришлось коротко рассказать ему о том, чем я теперь занимался со своей командой. Закончил так: – Всё, Эдик, больше не могу. Пора на совещание. До свидания.
Мне на самом деле надо было нестись в Кремль на совещание, которое проводил госсекретарь.
Большое парадное мероприятие состоялось в намеченный срок. Государственный центральный концертный зал «Россия», расположенный в одноименной гостинице[5 - Гостиница «Россия» была снесена в 2007 году, ныне на ее месте находится парк «Зарядье».], был полон.
Там собрались представители самых разных общественных объединений не только из Москвы, но и со всей страны. Президент выступил перед ними, призвал поддержать власть в ее стремлении к преобразованиям, указал на необходимость сохранения целостности государства. Это во многом были слова из моей записки, которую я передал госсекретарю. Сам он тоже выступал, но он не привык к простому изложению мыслей. Философ не только по образованию, но и по образу жизни, он любил облекать их во множество слов, обожал сложное построение фраз. Речь у госсекретаря была неспешной, с паузами – он как бы размышлял, высказывая свои соображения. Он говорил важные вещи, и поначалу его слушали с интересом, но минут через пять устали. Я видел это по залу, а он – нет. Он продолжал говорить, уже бесполезно. И когда он наконец закончил, многие вздохнули с облегчением. Было еще два десятка выступлений, к счастью, коротких, потом наступило благостное время фуршета. Я выпил впервые за долгое время. И в какой компании – там было много известных людей, с которыми довелось познакомиться в предыдущие два месяца: руководители солидных общественных организаций, весьма уважаемые общественные деятели. Особое удовольствие доставляло мне общение с представителем промышленников Аркадием Ивановичем Вольским, спокойным, умным человеком, многое знающим и весьма ироничным. Добродушно и вместе с тем хитровато улыбаясь, он говорил мне: «Все хорошо. Какой содержательности ты хочешь от подобного мероприятия? Это была демонстрация единства. На мой взгляд, удачная. Так что расслабься. За твое здоровье». Он чокнулся со мной, и мы выпили водки. Выпил я и с Топорниным, похвалил его выступление. Были там и Леонид с Дмитрием – как представители писательского цеха. Разумеется, в список включил их я. Ну так ведь не обманул никого, они и в самом деле занимались литературным трудом.
На следующий день было воскресенье. Я поехал к Эдуарду. И наконец увидел ее. Я чувствовал неловкость и понимал, что Настя испытывает то же. Мы старались не смотреть друг на друга, и я начал волноваться, как бы Эдуард не почувствовал неладное.
Эдуард расспрашивал меня про вчерашнее мероприятие, я несколько рассеянно отвечал ему про то, сколько было участников, про наиболее значимых выступавших, про самые интересные моменты. Тут я вспомнил слова Аркадия Ивановича и воспроизвел их:
– Получилась вполне удачная демонстрация единства руководства страны и активной части общества в стремлении проведения реформ.
– Будет какой-то толк от этой демонстрации? – Брат смотрел на меня с легкой усмешкой.
– Надеюсь, что будет. Телевидение снимало. Все каналы. Репортажи шли с утра до самого вечера.
– Скоро все забудется.
– Конечно, забудется. Чтобы не забылось, власти надо регулярно взаимодействовать с активной частью общества, а не ограничиваться парадными мероприятиями. Но они тоже нужны. Время от времени.
Я все-таки посмотрел на Настю. Ее лицо было прекрасно – тонкие, благородные черты, умные, чуткие глаза. Не хотелось отводить взгляд. Но я отвел. И тотчас услышал ее голос, чересчур оживленный:
– Вы обедать будете? Или разговорами обойдетесь?
– Конечно, будем. – Эдуард глянул на меня с тихой ласковостью. – Поедим. И выпьем. Так?
– Так, – не слишком бодро подтвердил я.
– Тогда я пошла накрывать. – Настя поднялась из-за стола.
– Может, тебе помочь? – спросил я.
– Справится она. – Эдуард положил свою руку на мою. Вид у него был заговорщический. – Справится. А мы давай аперитивчик примем.
Он поднялся, подошел к стенке из темного дерева, открыл бар, достал бутылку бехеровки и две рюмки. Наполнил их, взял одну, дождался, когда я подниму свою.
– За наше здоровье! – провозгласил он и с явным удовольствием выпил содержимое рюмки, смакуя горьковатый вкус настойки.
Я последовал его примеру. Мне нравилась бехеровка. В советские времена ее можно было найти в Москве, и я раза три покупал пол-литровую бутылку. Мы употребили еще по две рюмки, после чего переместились в кухню.
За обедом пили хорошее французское вино. Мне хотелось говорить с Настей, но я не знал о чем. Спросил про сына:
– А где Василий?
– У бабушки, – спокойно ответила она.
Кивнув, сообщил через некоторое время:
– А я Кирилла за последний месяц только один раз видел, и то недолго.
– Что поделать, если много работы.
– Да просто он не умеет правильно организовать работу, – вставил свое слово Эдуард. Невинная улыбка гуляла на его лице.
– Не меряй всех по себе. У Олега совсем другая работа. Это разовые мероприятия, отличающиеся друг от друга. – Кажется, ее неловкость ушла. – И команда у него не то что твои подчиненные.
– Хуже? – Эдуард изобразил удивление.
– Ну… они же не на службе.
Хитринка появилась на лице Эдуарда.
– А что это ты его защищаешь?
Настя ни секунды не колебалась с ответом:
– А что ты на человека нападаешь?
Было приятно, что она вступилась за меня, однако я посчитал необходимым вмешаться.
– У меня прекрасная команда. Люди работают за идею. Но, конечно, каждый раз им приходится влезать в новое дело.
– Работают за идею? – Эдуард в очередной раз демонстрировал удивление. – Ты им не платишь?
– Плачу. Мне на это деньги выделяют.
– Ну вот, за деньги, – шутливо попытался поймать меня он.
– И за деньги можно работать по-разному. Ты это прекрасно знаешь.
– Знаю… – Тут он посерьезнел. – Ты мне лучше вот что скажи. Какую страну вы строите?
– Кто – мы? – Я пристально посмотрел ему в глаза.