НИКТО, НЕКТО и ВСЁ. Забавный черновик – 3

– Я коллекционирую ответы на подобные вопросы. И каков он?

– Твоя и моей любимой дочюни страсть к книгоедению способна уничтожить любой негатив и любую заразу, которые вечно витают где-то рядом с нами. И это меня порадовало.

– То, что это вас порадовало, меня порадовало больше, – сказал НИКТО. – Аксиома, не нуждающаяся в подтверждениях. А знаете, каков антоним слова «аксиома»?

– Каков?

– Идиото-ома. Нам с Пат сказала об этом одна очень милая библиотекарша.

– Очень милая?

– Очень-очень. Несмотря на то, что она в годах.

– В очень преклонных? Дочка об этом не говорила.

– Скрыла, – заметил огорчённо НИКТО. – По мнению Пат, ей не меньше двадцати пяти: старуха старухой.

– Верно: очень даже «не юный» возраст!.. Всё, на этом закончим: боюсь – если мы продолжим и дальше развивать тему идиотизма, я тоже превращусь в идиота, который никогда не признает себя идиотом.

Когда НИКТО положил трубку на телефонный аппарат, он вспомнил, как библиотекарша, похожая на Одри Хепбёрн, сказала, что, в отличие от аксиом, идиото-омы нуждаются в подтверждениях. Она была права: опровергать – во что бы то ни стало – идиото-омы – это любимое занятие всех идиотов…

Разгрузка вагона со шпоном стала мистическим Рубиконом, который разделил события в летописи о «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ» на две половины: до 26 октября 1975 года и после 26 октября 1975-го.

22. Дюжина композиций НИКТО.

Неделю НЕКТО и ВСЁ находились под домашним арестом.

Потом всё вернулось на круги своя. НИКТО написал дюжину композиций на стихи Бёрнса. Это вызвало открытый восторг Мари, и тайный не восторг Йоко. Про Пат говорить не имеет смысла, поскольку все сочинения были посвящены ей – она была музой.

Потом тихое недовольство Йоко переросло в тихое и негодующее противостояние: как это так, что она оказалась на обочине творчества «НИКТО, НЕКТО и ВСЁ», а вместе с ней не оказался в самом центре и НЕКТО? И, разумеется, разразилась привычная разборка, подобная той, котораяслучилось год назад на домашнем концерте у ВСЁ по поводу «Битлз» и «португальского» портвейна».

– Что не так? – спросил ВСЁ, свято выполняющий свою миссию миротворца.

– Всё не так! – рявкнула по-фельдфебельски Йоко. – Это не рок-музыка! Это какие-то финтифлюшки! Это средневековая камерность, где нужны скрипочка, виолончелька и фортепиано!

– О, я не готов стать виолончелькой! – провопил, дурачась, НЕКТО. – Это не моё!

– А я готов взять в руки скрипочку, – сообщил спокойным тоном ВСЁ. – Что здесь дурного?

– Тебе ответить по пальцам? – спросил НЕКТО, продолжая ломать комедию. – Первое – ни раскатов грома тебе! Второе – ни запаха озона! Третье —ни всего такого другого! Четвёртое, пятое, десятое перечислять надо?

– И не попахивает мертвечиной, как на товарной станции, когда мы искали кассу? – спросил НИКТО.

– Мертвечиной? – поморщился НЕКТО. – Ну, давай, вали всё в кучу! Вместо того, чтобы делать дело. Давай, подбрось ещё страшилок! Это у тебя хорошо получается.

– Ну, раскатов грома, запаха озона у НИКТОвместе с Бёрнсомболее, чем предостаточно, – ответил, не повышая голоса, ВСЁ. – Их только надо услышать. А для этого вам с Йоко надо вытащите, наконец, бананы из ушей.

– Громкие и голые слова! – возразила свирепо Йоко. – Где аргументы?

НИКТО сел за пианино и сыграл «Я пью твоё здоровье». ВСЁ великолепно спел.

– Это же классический вальс! – вынес обвинительный приговор НЕКТО.

– Да, вальс: а что же ещё? – сказал НИКТО. – А почему ты не обратил внимание на слова: «Прощай, красавица моя, я пью твоё здоровье. Надоедать не стану я тебе своей любовью…»? Ни на какие ассоциации не наводит?

– Наводит! – ответил яростно НЕКТО. – На ассоциации сумасшествия!

– «Старый мир! Вот и окончен пир! Все разошлись давно! Скучно и чинно! Зря мы явились в него…» – твои слова?

– Мои.

– Созвучия с Бёрнсом не слышишь?

НЕКТО ничего не ответил. Йоко ответила ледяным взглядом: без комментариев.

– А продолжения темы тоже никто не слышит? – спросил НИКТО. – Как и раскатов грома?.. Запаха озона?.. Этого ничего нет?

– Не слышу, не вижу и не ощущаю! – упрямо стоял на своём НЕКТО.

НИКТО, не присаживаясь на стул перед пианино, исполнил теперь «Красавицу» без вокала: репетиционная наполнилась и раскатами грома, и не только. Он сыграл жёстко, предельно жёстко, на септаккордах, в сопровождении басовой партии на самых низах, как нельзя, более форте: так, что – казалось – старенькое пианино не выдержит этой мощи и превратится в хлам.

– Я даже предложил бы другое название этой песне, – сказал НИКТО, когда звуки стихли. – «ПРОЩАЙ, РУСКАЯ АЛМА-АТА, затерявшаяся на бескрайних просторах СССР, агонизирующего существа, БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗОРНОГО И ЭФЕМЕРНОГО, ЧЕМ ЖИВОГО».

– Причём здесь руская Алма-Ата? – фыркнула Йоко. – Почему не солнечный Магадан?

– А я знаю, почему: потому что Магадан солнечный! – съязвил НЕКТО.

После этого все, за исключением НИКТО, должны были дружно повеселиться, поскольку предложение о переименовании «Красавицы» никем не воспринялось всерьёз, но этого не произошло. Рассмеялся один НИКТО. Остальные смотрели на него – понятно, как на кого.

– НИКТО, мой добрый совет тебе, – саркастически отреагировала Йоко, – никого, кроме нас, в свои идеи больше не посвящай! Чтобы ненароком не случился конфуз!.. Теперь относительно Бёрнса: а, может, нам хором засесть омузыкаливать всего шотландского Пушкина, от начала и до конца? Лет на пять, я думаю, работы хватит.

НИКТО никак не оценил ядовитую доброту Йоко к себе и к Бёрнсу. (Ему было безразлично, что она думает на этот счёт.) ВСЁ оценил её в полной мере:

– А что: омузыкаливать можно только НЕКТО? А также только то, что порекомендует Йоко?

– А хоть бы и так: неужели не видно, что мы движемся в пропасть, в дилетантство, в самодеятельность!

– Ответить откровением на откровение? – спросил ВСЁ.

– Валяй.

– Знаешь, какая самая светлая мысль рождается после общения с тобой?

– Не знаю… – Йоко пожала плечами, – столько позитива и доброты исходят от меня, что я теряюсь в догадках.

– Застрелиться! – сообщил ВСЁ, скорее умиротворённо, чем воинственно.

Непонятно было: поразил этот выстрел цель или нет, но Йоко не произнесла в ответ ни слова.