«Эх, – отвечает им Каллистрат, – было б истинное чудище-страшилище, я б на него войной пошёл. А с воронами мне воевать не сподручно, засмеют в Пинежье, как узнают».
А сам полный мешок самоцветов собрал. Раз вам не надо, чего добру прокисать?
Через времечко Каллистрат достал из коча снасти и давай рыбу ловить. Поймал муксуна, ухи наварил. Сидит и пирует. Царь – не царь, а царёныш. Пришла из тундры собака, на ногу припадавшая. Стала к Каллистрату ластиться. Он ей рыбки бросил, потом оторвал рукав от рубахи и лапу хромую перевязал. Отлежалась собака возле костра, отъелась, лапа её зажила. Стала собака Каллистрату служить и во всём его слушаться. Сбегает в тундру на разведку, узнает, где охотничьи места и хозяину доложит. Сходит Каллистрат на охоту, зверя набьёт, на костре закоптит. Вот и еда.
Узнал про то шаман Рыхту и разозлился: значит, слишком светло в тундре, раз Каллистрат и охотится ловко, и себе дорогу к берегу находит. Того и гляди, до яранги Рыхту доберётся.
Да и Гитиннэ мужа пилит и пилит: «Отчего солнце для всех светит? Раз для всех, значит, и для чужака!»
Рыхту улучил время, когда солнце усталое спать ложилось, взлетел и оторвал его от облака, как клюквинку от веточки. Принёс его к себе в ярангу, в очаг приладил.
Собралось племя Ворона Кутхху, пришли к Каллистрату: «Как без тебя хорошо было: ночью – звёзды, днём – солнце. Из-за тебя в вечной тьме жить будем».
«На ваши сто бед мой один ответ: не виноватый я», – молвит упрямый помор. «А ты шамана Рыхту победи», – опять племя Ворона Кутхху говорит. «Свой со своим бейся, на чужого не надейся», – отвечает им.
Прибежала к Каллистрату мышка и говорит: «Сослужу я тебе службу верную, зловредную. А ты за помощь мою разреши мне в твоей бороде пожить, погреться. Дюже она обиходная».
Махнул Каллистрат рукавицей: разве жалко бороды? Небось, не убудет. Да и не у каждого своя мышь семейная найдётся. Пожалуй, что и верная сделка.
А шустрая мышка прокралась в ярангу к Рыхту и залезла за широкий ворот его расписной кухлянки. Внутри холодно, слишком часто Рыхту её бросал и летал, куда задумал. Стала мышка бегать, Рыхту щекотать, лапками сучить. Не выдержал Рыхту, сперва крыльями хлопал, а потом хребтом о треногу в яранге тёрся. Мышь не унимается: то быстрее побежит, то медленнее. Вконец Рыхту извела, не выдержал шаман, захохотал, закашлял и отрыгнул все звезды, что за щекой держал. Звёзды недолго думали: в отверстие для дыма вылетели и каждая на своё место в небе – скок!
Стало в тундре светлее, словно надежда забрезжила. Носится Рыхту по небу, крыльями чёрными хлопает, снова склевать добычу собирается. Но звёзды умнее стали, от Рыхту уворачиваются. Ни одной не склевал.
Увидел пёс, что раньше хромым был, что даже от мелкой мыши какая огроменная польза, и решил Каллистрату помочь. Конечно, не как зловредная мышь, а задаром. Пришёл к яранге Ворона Рыхту, все завязки на шкурах, что каркас укрывали, перегрыз. Шкуры с шестов свалились, ветром их разметало по тундре. Красавица Гитиннэ вокруг очага бегает, солнышко охраняет.
Каллистрат смеётся, а из бороды мышь выглядывает и пса подбадривает.
А пёс в подол кухлянки Гитиннэ вцепился и рвёт, что есть силы. От возни у очага солнце из плена вырвалось, по тундре колесом прокатилось, снег растопило, а как на небо вернуться – дорогу не помнит.
Белый воронёнок вверх взметнулся, солнышко за ним устремилось и в свои небесные чертоги вернулось.
– Забирай, Рыхту, свою жену и котелок для чая, да иди прочь, в горы Бырранги. Там, на мёртвой земле злу место найдётся, – сказало племя Ворона Кутхху.
– Кто же будет шаманом вместо него? – всполошилась Гитиннэ. – У вас нет такого второго ворона.
– А Каллистрату предложим! – сказало племя Ворона Кутхху.
Посмотрел Каллистрат на ярангу. Ну что за жилище? Ни оконницы, ни рядом звонницы. Ни дверей, ни печи, одно пепелище да ветрище. Кота внутре и то нет. Засмеют поморы пинежские, как узнают.
– Нет уж, – ответил им Каллистрат. – Коч я свой починил. Поплыву назад, к поморам. А на место Ворона Рыхту пусть воронёнок с белыми крыльями садится. Пса я так и быть с собой возьму, сослужил он службу верную.
Согласилось племя Ворона Кутхху. Помогли белокрылому воронёнку ярангу собрать, стал воронёнок шаманом сильным, и стояло лето в тундре долго-долго, пока зима не пришла.
Обиделась мышка, что Каллистрат её не приважил, и самолично втихаря с ним в Пинежье поплыла, как бы по своему усмотрению, без спросу и уговору. Потому так и повелось с тех пор, что мышь припасы так и портит, а гадить помору в бороду ходит. Из чувства мышиной мести и всеобщей несправедливости мироустройства. Но это уже совсем другая история.
ОТДЕЛ ПОЭЗИИ
Валерий КУЛЕШОВ
Зов
Поэма
Отцу моему и сыну
…когда же тёплая прохлада
коснётся дрожью скорбных плеч,
вновь слышу недосказанную речь
из гиблой глубины седого сада.
Вновь слышу недосказанную речь,
вновь слышу голос предков наших давних,
и что-то, непрощающее, давит,
ничком на землю заставляя лечь.
И что-то, непрощающее, давит.
За всю их боль вновь чувствуя вину,
я доскажу, я песней вам верну…
Дай зоркий слух. О, Боже, дай мне.
Я доскажу, я песней вам верну
ржаную правду жизни их потухшей,
и станут беспокойны чьи-то души,
чужую боль вбирая по зерну.
И станут беспокойны чьи-то души,
но мне прощенья всё ж не заслужить:
до той поры, пока придётся жить,
мне боль родную – непрестанно слушать.
До той поры, пока придётся жить…
*
Планету, где в крутом краю
врос в землю отчий дом,
в снах ясных часто узнаю,
ломая старый стон.
Сон-I
Мне снится: тёмен дом, теперь
огня и в нём не жгут,
сама собой здесь ходит дверь —
иного и не ждут.
Мне снится, будто я – старик —
влачу последний путь:
свой первый в этом мире крик
предсмертным – вспять вернуть.
Мне снится, будто с большака
до края не дойти,