уводит в сторону клюка
с извечного пути.
Мне снится, будто тыщи дней
скрипит костьми – окрест
пристанища святых теней —
живой, глазастый крест.
Мне снится, будто нет конца
вопросу в той версте,
и вещий ветер улица
бедой прошелестел.
Мне снится, будто слабый звук
с земли меня низверг:
падение – без крыл, без рук,
паденье вниз, и – вверх.
Мне снится: взгляд с креста слетел
и душу мне прожёг.
Под ноги – лестница из тел,
я сквозь дыру прошёл.
*
И мне навстречу – ярый свет,
но светлый путь… куда?
Ответа – нет, предела – нет,
земля – в лицо. Удар.
Явь-I
Свою всё чаще слышу кровь:
– Спеши делить беду, —
и я иду в остывший кров,
кровиночкой иду.
Редеет ближняя родня,
а те, кто нынче жив…
Всё больше вижу, боль продля,
и лиц, и душ чужих.
С немногими, кто держит род,
кто свет его и дух,
чтоб влиться в кровь страны – народ,
в одной струе иду.
И кровный голос вновь велит,
суровый – испокон:
– Послушай клок сырой земли,
где клал земной поклон.
И до меня доносит дрожь
вздох вечной тишины:
– Ты правды мёртвых не поймёшь,
боль не познав живых.
Я чуял: русские слова
вошли в меня. Их смысл,
я рвущей болью познавал.
И прорастала мысль:
«Боль правит каждою судьбой,
кладёт для жизни след,
когда сжигает душу боль,
яснее белый свет».
*
Не на пустом взошла она —
на тех людских костях,
что многое простят сполна,
забвенья – не простят.
Явь-II
Пирует люто боль живых
и дома, и вокруг,
и, словно в ранах ножевых,
кипит, и чертит – круг.
И вновь на круг ложится путь,
исход ему – дыра,
и тают в ней, и в ней живут
и завтра, и вчера.
И чёрная дыра времён
жжёт белый свет из тьмы,
пока сегодня светит он,
есть – мы.
Но в сущем огненном клубке
едино всё и вся,
и в знаках рока на руке
круги миров свистят.
Я руки подношу к лицу,
и свист меня слепит:
круги в глазах, по ним к венцу
терновому – следы.