А налей-ка мне что тут подешевле,
похмельнее, считай мои монеты,
сколько есть их, чтобы на них напиться,
как не пьют здесь давно; как раньше пили,
чтоб увидеть двух – Ромула и Рема.
У всего изменились вкусы, виды,
только пойло твоё как будто с той же
бочки грузной, которую украли
мы, юнцы, при какой, не помню, власти,
выпить мало смогли, пролили много.
Ох, кислятина, с гнилостью отдушка,
питуха, сдуру кто, польстясь на цену,
выпьет с нами, пробьёт ток сверху, снизу;
только наши лужёные желудки
римлян выдержат римское такое.
7
Я сегодня пить, мой Метеллий, стану,
не стесняясь пить, как какой из скифов,
как из черепов, за хозяйку пира —
смерть-чаровницу.
Мне сегодня можно, да всем нам можно,
пережившим ужас, дождавшись срока
худшего тирана, залить свободу,
чтобы не стыдно
за года терпенья, года изгнанья,
осторожной, быстрой года оглядки;
и за то, что умер в своей постели
нас убивавший.
* * *
Мы сегодня пить, мой Метеллий, будем,
смесью римских вин ублажая сердце;
а перед тираном уж тем мы правы,
что пережили…
8
Виноградный лёгкий ток
разлучает питуха
с памятью; её урок
выучен не без греха
и забыт не просто так,
а чтоб божий человек
не пил горький смертный мак,
воду из подземных рек.
* * *
Виноградом умудрил
землю нашу юный бог,
в ёмких чанах скорбь давил,
не жалея смуглых ног.
И бурливое питьё,
свежей прелестью дыша,
льётся на сердце моё —
ток из божьего ковша.
9
И мы молились всем богам,
несли им жертвы – груз
ложился щедрый к их ногам,
наш утверждал союз;
и боги помнили о том,
что нам они должны,
и богател наш общий дом
от мира и войны.
10
Различаем религию и веру.
Веру истинную и ту, что ложна.
Веру для простаков, для сельских дурней
или веру для томных богословов,
философов. Прохладная ли вера,
вся обряд и порядок, или виды
изуверства, калечащего душу;
веру-этику знаем, уважаем —
с верой-ханжеством их не перепутать.
Всё точнее, умнее разделенья —
нас не спутать, за видимостью видим
настоящий смысл. Знания такие
тем даны, кому вера недоступна!
11
Мы по храмам пошли: себе искали
бога, чтобы родного, чтоб такого,
кто простит наши страхи, – сам был смертным, —
кто своих наградит почти бессмертьем.