И ни на одно мгновение дольше

– Я? – удивилась Дина. – Не может быть…

– Такую ночь и не помнишь? Эх ты!

– Ну-ка, расскажи свою версию этого момента, – она повернулась к нему лицом, не освобождаясь от объятий.

Роман помнил каждую минуту того дня, того вечера, той ночи. Лето не спешило уходить, и август выдался необычайно жарким. Уже прошел день Ильи пророка, но, несмотря на традицию, запрещающую купаться после этого праздника, на берегу реки каждый вечер собиралась местная молодежь. Ловили рыбу, тут же жарили ее на большой, неизвестно откуда взявшейся черной чугунной сковородке. Пекли картошку в углях. А если кто-нибудь приносил спиртное, то тогда вечеринка могла закончиться на рассвете.

Рома с Диной  тогда еще только познакомились. Оба заметили, что в душе у них появилось какое-то новое чувство. Ощущение, похожее на волнующее и приятное ожидание долгожданного праздника. Их постоянно притягивала друг к другу какая-то неясная сила. Она же мешала думать обо всем другом, ставшим вдруг незначительным и совершенно неважным. Для всех знакомых все уже было ясно, только они сами себе боялись признаться, что их накрыла та самая любовь.

В тот день из Москвы вернулись в деревню сразу три местных парня, которые ездили вроде и по разным делам, но всем им хотелось узнать, можно ли в столице хорошо заработать. Поэтому вечером, когда у реки опять собралась большая компания, разговор пошел о том, где жить лучше.

Первым, захлебываясь от восторга, рассказал свою историю очень худой высокий парень. Все его звали Винт, то ли за внешность, то ли за упорство, с которым он всегда пытался ввязаться в какую-нибудь дурацкую историю. Было похоже, что это произошло и сейчас. Полгода назад он загорелся стать предпринимателем. Делать он особо ничего не умел, но заняв немного денег, решил пройти в Москве курсы парикмахеров и открыть здесь, в деревне, модный современный барбершоп. Там же, на этих курсах, он купил кучу инструмента. Как ему сказали, необходимого для открытия бизнеса. Восторженный рассказ о парикмахерской, которая будет одновременно и мужским клубом, грубо оборвала его подруга.

– Если в какой-то чужой мутной схеме ты не видишь, кого будут дурачить и кто в ней лох, значит лох – это ты. Идиотом ты был, идиотом и помрешь, – махнув рукой в сторону Винта, сказала она. – Развели тебя там как дурня деревенского… Им главное – впарить тебе их китайский инструмент в десять раз дороже, чем он на самом деле стоит. И за эти курсы денег столько содрать, как будто они из тебя профессора делают. Да ведь за неделю даже овец стричь не научишься.

– Да ты ничего не понимаешь, – огрызнулся Винт. – У меня есть бизнес-план, а в нем учтены все детали.

Его подруга с сожалением посмотрела на приятеля, покачала головой и, закатив глаза, подытожила:

– Лох не мамонт – никогда не вымрет. Шел бы лучше к Ромке, гаечные ключи ему подавать. Всяко больше заработаешь, – она, раскинув руки, сладко потянулась, продемонстрировав огромную грудь. – Эх, я сама бы к нему пошла, но не берет…

– А мне Москва совсем не понравилась. И народ там говно, – категорично заявил невысокий коренастый парень с выпученными глазами и выбритой почти наголо головой. Только специально оставленный редкий чубчик чуть прикрывал его узкий, всегда наморщенный лоб.

– Поехал туда на стройке поработать. Обещали горы золотые. Поселили в общежитии. Порядки, как в армии. В 22.00 отбой. Общага закрывается – ночуй где хочешь, хоть на скамейке под окном. Только за это еще из зарплаты вычтут. Алкоголь не приносить. Девок не приводить. Я неделю только выдержал. Уехал, – он злобно сплюнул. – Но больше всего злят местные. Они себя считают другой нацией. Мы для них холопы и быдло. Постоянно хотелось кому-нибудь рожу набить.

– Не знаю, Миша. Тебе везде враги мерещатся, – возразил его светловолосый брат-близнец, осторожно переворачивая большой вилкой, сделанной из ветки, жарящуюся на сковородке рыбу. – Я целыми днями по Москве гулял, а москвичей вообще не видел. Сплошная Азия. А работы и здесь полно. У нас, реставраторов, на десять лет вперед заказы расписаны. Храмы деревянные из руин поднимаем. Иконы и небеса пишем, алтари по старым чертежам восстанавливаем.

Хотя они и были близнецами, но сразу бросалось в глаза насколько они разные. Один – резкий и злой, а другой – спокойный, улыбающийся так загадочно, будто знает что-то важное, но рассказывать об этом никому не хочет.

– У вас заказов полно, потому что ваша контора принадлежит сыну губернатора. И он через нее госзаказы осваивает, – раздраженно ответил Михаил и нетерпеливо отломил хвостик от еще не прожаренной, но очень вкусно пахнущей рыбы.

– Да хоть бы и так. Зато мы только за это лето две деревянные церкви восстановили. Такая красота получилась… Поэтому мне совершенно неважно, кто там что украл. Это не мое дело. Каждый пусть сам за свои грехи отвечает – не мне их судить. А Москва, да… как другая страна.

– В этом ты прав, – поддержала его Дина. – Будто за границу приезжаешь.

– Только нам в этой стране места нет, – рассмеялась подруга незадачливого парикмахера. – Да и не очень-то и хотелось. Мне, что Москва, что наша деревня. Лишь бы мужик хороший достался. Только где его найти? Хорошего. Одни маломерки кругом. Скорострелки, хлюпики и слизняки. Не знаешь, что с ними делать. То ли нянчиться и подгузники менять, то ли трахаться.

– А я с детства мечтаю пожить в Москве, – вздохнув, созналась Дина, – по утрам смотреть на кремлевские башни. Откуда-нибудь с высоты. Например, из окна пентхауса, где-нибудь в Москва-Сити.

– И на что бы ты пошла ради осуществления своей мечты? – как бы невзначай спросил Роман, подбросив в костер пару сухих веток.

– Да, наверное, на все. Даже душу дьяволу могу за это продать, – ответила Дина, но потом, посмотрев на ставшие серьезными лица ребят вокруг костра, рассмеялась. – Да шучу я. Но попробовать надо, а вдруг понравится.

– А вы в курсе, что сегодня праздник? Яблочный спас, – напомнила девушка с большой грудью. – Преображение. Говорят, что закат надо провожать в поле у реки.

– А что еще на яблочный спас делают? – спросила Дина. – Венки плетут?

– Нет, венки это на Ивана Купала, – ответила девушка.

– Яблоки едят, – усмехнувшись, сказал Винт.

– Яблоки – это так… язычество. А празднуется Преображение Господне, – произнес реставратор. – Иисус с горы спустился.

– Ну и в чем прикол? – недоуменно спросил его брат.

– В том, что он мог остаться на горе с хорошими друзьями. А вместо этого пошел к нам, дуракам, зная о неминуемых крестных муках, о том, что люди распнут его на кресте.

– Зачем же тогда пошел? – недоуменно пожал плечами Винт.

– Потому что Бог.

– Если ты Бог, то мог бы без креста обойтись, – уже доедая рыбу прямо со сковородки, произнес Михаил. – Я бы точно нашел, чем заняться, если бы был богом.

– Ну и чем? – спросила Дина.

– Чем-чем… Денег бы себе намыл побольше и в Москву уехал – девок искать… Здесь в деревне никакого выбора.

– Тебе же не нравится в Москве…

– Это без денег не нравится, а с деньгами там самое оно.

– Я вас, братьев, еще с первого класса помню, – сказала Дина. – Вы и тогда разные были. Ты, Миша, вечно чумазый бегал и вечно с соплями. Но очень был обидчивый и злопамятный. Наговаривал на всех. За что и получал. Так вот, уже тогда было ясно, что из тебя получится.

Все замолчали, почувствовав неловкость.

– Что загадано – то надумано. Что надумано – то сбудется. Что сбудется – не минуется, – пропела звонким голосом подруга Винта. – Все давно предрешено. Только мы про это не знаем.

– Зато мы знаем, где купить водки, – громко сказал Миша. Он отошел от костра к реке помыть руки, делая вид, что ему наплевать на слова Дины, прекрасно понимая, что грубить ей при Романе опасно. – Кто хочет, пусть здесь закатом любуется, а я ближе к магазину.

– За праздник, конечно, нужно выпить, – поддержал его брат-реставратор и через пару минут влюбленные остались у костра одни.

Оставшись наедине, они не знали о чем говорить. За рекой, напротив них, солнце опустилось за деревья, и лес на противоположном берегу сразу потемнел. Только на верхушках высоких сосен, поднимающихся выше остальных деревьев, еще играли золотые лучи. Сразу стало холодно. Костер грел только лицо, а спина ощущала влажный холодный ветерок, напоминающий, что скоро осень.

– Ты не замерзла? – спросил Рома. – Тебе, наверное, домой пора? Анастасия Владимировна ищет уже…

– А ты еще долго собираешься со мной как с ребенком общаться? – поморщившись, произнесла Яна. – Или мы уже перейдем к следующей стадии отношений?

– Это какой?

– Той, где целуются.

Рома посмотрел на девушку. В ее глазах сверкали отблески костра, пухлые вздернутые вверх чуть открытые губы обещали пленительные поцелуи. Он осторожно приобнял её за плечи.

– Двигайся ко мне – будет теплее, – сказал он и не узнал свой сразу осевший голос.

– Это что? Прелюдия? Не самая оригинальная, конечно, но уже что-то. Наверное, и поцелуи уже не за горами?

– А тебе это можно уже?