И ни на одно мгновение дольше

Он шагнул к столу, налил из черного прокопченного чайника воды в железную эмалированную кружку и с наслаждением выпил. Собака опять залаяла и начала быстро скрести пол передними лапами.

– Сейчас выпущу. Подожди.

Влад распахнул дверь. Руна выскочила и выжидательно остановилась, глядя на хозяина. Он тоже вышел и замер на крыльце.

– О, да ты с друзьями, – вокруг маленькой лужайки напротив дома под деревьями стояли волки. – И зачем вы все здесь собрались? – спросил Влад, доставая из кармана пачку сигарет. – У меня для вас еды нет.

Собака опять залаяла, сделала несколько странных прыжков в сторону и подошла к бывшему хозяину.

– Что это за танцы ты устроила? – он опять попытался погладить собаку, но она заскочила на пригорок, где начиналась дорога в деревню. – Домой собралась? А друзья твои как же?

Руна несколько раз громко гавкнула, а затем протяжно по-волчьи завыла, подняв голову. Влад сделал несколько шагов к собаке – она на столько же отбежала в лес.

– Ты меня куда-то зовешь? – спросил он, и в душе у него появилось тревожное чувство. Руна бросилась к нему и будто бы с надеждой на то, что хозяин наконец-то сообразил, что она хочет, заглянула ему в глаза.

Влад оставил машину в семи километрах от избушки: ближе было не подъехать из-за болот. Почувствовав что-то неладное, он быстро заскочил в избушку, взял ружье, рюкзак и вышел на поляну. Собака стояла на пригорке, в нетерпении перебирая лапами. Он пошел к ней, но она, хорошо зная тропинку к деревне, не дожидаясь, побежала вглубь леса.

Влад сначала шел быстрым шагом, глядя, как с обеих сторон его сопровождают волки. Руна то отбегала, то возвращалась назад, будто показывая, что надо торопиться.

Наконец Влад не выдержал и тоже побежал. Он уже не смотрел по сторонам, но чувствовал, что звери бесшумно, как тени, скользят рядом с ним.

*****

– Это и есть вход в ту самую таинственную русскую Шамбалу? – услышал Павел за спиной чей-то вопрос.

Павел Петрович стоял на коленях, пытаясь расширить лопатой проход в пещеру, которую нашел на склоне горы рядом с местом, где обнаружили древний город.

– Похоже на то, – Павел поднялся и, тяжело дыша, внимательно посмотрел на высокого мужчину с длинными светлыми волосами и небольшой бородкой. – А ведь я вас знаю, – неуверенно произнес он. – Вы же тот самый музыкант… Андрей… извините, забыл вашу фамилию…

– И я вас знаю, – улыбнулся гость и протянул руку. – Вы тот самый историк, о котором говорят там внизу.

– Вот уж не ожидал вас здесь увидеть, – Павел хорошо помнил этого человека: восходящую звезду популярной эстрады девяностых годов, куда-то неожиданно исчезнувшего. – Вы здесь какими судьбами?

– Да я в этой в деревне живу уже двадцать пять лет. А это гора – мое святилище и убежище, – ответил Андрей.

– А я, получается, его оскверняю, – засмеялся Павел.

Они были ровесниками и, наверное, получили одинаковое образование, читая в юности одни и те же книжки, восхищаясь одинаковыми героями. Поэтому сразу почувствовали обоюдную симпатию. Даже внешне они были чем-то похожи друг на друга. Одного роста, худощавые. На музыканте была синяя рубашка в крупную клетку, под ней белая футболка. Сильно потертые голубые джинсы были идеально чистыми, будто он пришел не в глухой таежный лес, а выбрался погулять по московским бульварам.

– Ну, это смотря с какими вы здесь целями, – Андрей осторожно присел на корточки и заглянул в пещеру. – Надеюсь, не золото ищите?

– Нет конечно. Я же историк, а не кладоискатель.

– Тогда у меня к вам есть деловое предложение. Я угощаю вас настойкой собственного изготовления, а вы мне рассказывается, что вы обо всем этом думаете.

Павел развел руки в стороны.

– Раз я забрался в ваше святилище – я без настойки обязан отчитаться. А с настойкой…

– Ну, тогда давайте поднимемся немного повыше: у меня здесь есть роскошное место для созерцания, медитации и покаяния.

Площадка под самой вершиной, куда они пришли, на другом, очень крутом склоне горы, была действительно великолепной. Под небольшим навесом из жердей, накрытых еловыми ветками, примостился маленький столик и широкая лавочка.

– Я здесь иногда ночую, чтобы утром полюбоваться великолепным рассветом, – пояснил Андрей. – Домик бы здесь построить на горе – я бы в нем и жил… Но я же не один такой умный, другим это не понравится.

Павел с удовольствием уселся на скамейку. Прямо перед ним открывался фантастический вид. На бесконечной, покрытой лесом равнине, кое-где поднимались невысокие холмы. Внизу под обрывом, отсвечивая серебром, из-за горы вытекала река. Чуть дальше она сужалась, сжатая двумя черными скалистыми берегами. Вдалеке были видны, почти скрытые в зелени садов, крыши деревенских домов, которые отсюда казались маленькими и уютными. Сделав еще два поворота, река пряталась в хвойном лесу.

Казалось, что за далеким горизонтом, там, где лес, превратившись в синюю дымку, соединялся с белесо-голубым небом, находится совсем другой сказочный мир.

Андрей присел на самый краешек скамьи, опустил на землю свой рюкзак и не спеша вытащил из него несколько свертков и прозрачную пластиковую бутылку со светло-коричневой жидкостью, напоминающей по цвету коньяк.

– Самогон, настоянный на молодых сосновых шишках, – похвастался он. – Профилактика инсульта. Полезное с приятным, – шутливо добавил музыкант и достал из-под скамейки складной стаканчик. – А вот второго нет. Я здесь обычно один.

Он развернул свертки. В них оказался свежий зеленый лук, два толстых куска жареного мяса, соленые огурцы и хлеб.

– Так у нас настоящий пир! – потирая ладони, воскликнул Павел.

Через полчаса, когда бутыль наполовину опустела, они перешли на «ты» и Андрей рассказал, как оказался в деревне.

– В середине девяностых накануне выборов президента меня попросили выступить на концерте в поддержку основного кандидата. Пообещали хорошо заплатить. Я тогда был такой наивной помесью князя Мышкина с Бобом Марли. Еще стеснялся отказываться. Да и постоянный алкоголь…

Рассказывая, он не переставал улыбаться и, чуть прищурившись, смотрел прямо перед собой: то ли вспоминая дела прошлых лет, то ли любуясь окружающим миром.

– За пару дней до этого мероприятия со мной связались по телефону организаторы и уточнили свои условия. Оказывается, я должен перед выступлением произнести заготовленный ими текст о моей большой любви к кандидату. А потом еще этот вечно пьяный дядя должен был выйти на сцену и спеть вместе со мной какую-нибудь песню.

– Я хорошо помню тот концерт, – сказал Павел. – Его каждый день по телевизору показывали до самых выборов. Почти все звезды участвовали.

– Да, – Андрей кивнул головой и глубоко вздохнул. – А меня заклинило. Я по молодости пока на эстраду пробирался часто впроголодь жил. Знакомые предлагали в кабаках петь: там деньги хорошие, но это означало бы конец надеждам на что-то толковое. Кабацкие музыканты – это уже предел развития. За бабки так и будешь лабать всю оставшуюся жизнь по заказу пьяной публики. А с политикой, кстати, то же самое: стоит один раз в эту хрень окунуться – не отмоешься. Короче, я отказался. Тем более тот кандидат… – Андрей поморщился. – Ну не мое это все.

– Я тебя понимаю, – поддержал Павел.

– В этот же день вечером в клуб, где у меня было плановое выступление, приезжает парочка – шерочка с машерочкой. Молодой суетливый карьерист с горящим комсомольским взором, похожий на голодного кролика, и с ним крашеная девка с кривым начесом на раскрашенной голове. Будто она только что выбралась из чьей-то койки. Рот полуоткрыт, в глазах похоть… Тогда такие у «Интуриста» на улице Горького стояли. Видимо, эта пошла на повышение.

Павел хорошо помнил то время. Зарплата в институте была нищенской, да и выплачивали ее нерегулярно. Как-то он оказался рядом с Кремлем и видел этих красоток, выжидающих клиентов у входа в теперь уже снесенной гостинице. В ярких коротких завлекающих платьях они выделялись среди хмурых всегда куда-то спешащих жителей. Это были обычные смазливые девчонки с окраин развалившейся советской державы, решившие подзаработать проституцией. Но тогда они казались недосягаемыми представителями нового, манящего удовольствиями западного мира.

– Сначала большие деньги пообещали, – продолжил Андрей, – потом пугать начали. А когда на меня давят, я наоборот упираюсь еще больше. Я опять отказал. Через неделю, как они и предупреждали, все мои контракты были аннулированы. Показательно наказали, чтобы другим неповадно было. Я плюнул на все, собрал сумку и сюда. Думал, на недельку-две. А здесь понял, что повезло мне. Вся эта эстрада от привокзального кабака и публичного дома ничем не отличается – кто платит, тот командует. Угробил бы я там свою жизнь. Стал бы такой же проституткой с начесом, только эстрадной. Отвел бог от краю, – Андрей несколько раз быстро и привычно перекрестился. – А те двое, кстати, теперь важные люди. Я уверен, что страной управляют не президенты и министры, а вот эти… шерочки-машерочки.

– У нас в науке то же самое. Чьи-то дети, внуки, чьи-то любовники и любовницы. Все раздербанили. Выжженное поле.

– Теперь твоя очередь рассказывать, – напомнил Андрей, наполняя очередной стаканчик.

– Да у меня все очень похоже, – Павел, смутившись, снял кепку и пригладил волосы. – Только я далеко не уезжал – спрятался в скорлупу по месту жительства. Наверное, спился бы… Но появился смысл – наткнулся на одну теорию, и зацепило так сильно, что тридцать лет искал доказательства.

– А в чем идея?

– Если коротко… – историк встал из-за стола со стаканом в руке и огляделся вокруг. – Здесь на этой горе началась русская цивилизация! – громко и торжественно произнес он.

– Для такого заявления действительно нужны серьезные доказательства, – покачав головой, заметил Андрей.