Глава 7
Водка как всегда закончилась именно в тот момент, когда появилось огромное желание устроить праздник. А без неё праздник, как секс без партнера.
Время было почти восемь вечера. Магазины уже закрылись
– А не пойти ли нам, Дашенька, в ресторан? – предложил Максим.
– Да я с тобой хоть на Северный полюс! У меня два дня выходных впереди.
Они быстро собрались и уже через пятнадцать минут были у дверей того самого ресторана, где Максим днём обедал с Андреем Алексеевичем.
На ступеньках перед входом стояло несколько человек, желающих попасть внутрь. Но табличка «Мест нет» на стеклянной двери и швейцар за ней ограничивали доступ к салатам оливье и котлетам по-киевски.
– У дверей в заведение народа скопление… – пропел Максим, пробираясь к входу.
Швейцара, бывшего милиционера, на пенсии решившего подработать в ресторане, Максим знал, поэтому уверенно постучал в дверь. Когда она чуть приоткрылась, и Максим с Дашей уже готовы были зайти, его кто-то потянул за рукав. Он оглянулся и увидел художника Илью с каким-то таким же длинноволосым приятелем.
– Это с нами, – быстро сообразив, сказал Максим швейцару.
То, что Максим с девушкой прошли без очереди, у людей на ступеньках не вызвало возражений: все давно привыкли к тому, что есть те, кому можно больше, чем остальным. Но вот то, что они захватили с собой двух обычных людей из толпы, очень не понравилось одному низкорослому коренастому парню с широкими скулами и маленькими злыми глазами.
– Почему их пропускаете, а нас нет? – возмутился он и даже попытался протиснутся в дверь.
Но швейцар был на две головы выше его и весил, наверное, раза в два больше, поэтому легко и быстро поймал парня за плечо, развернул и тихонько оттолкнул от двери.
– Куда ты, оглоед, лезешь? Сказали: мест нет. Успеешь ещё нажраться, – беззлобно осадил он его.
Попав в фойе, Илья с другом пошли наверх в зал, Даша зашла в туалет, а Максим остался поговорить с Петровичем, так звали швейцара.
– Не самая хорошая работа, – благодарно улыбнулся Максим, протягивая рубль.
– Убери. Ты что? Мы же свои. Да и я здесь не из-за этих подачек стою, – замотал головой бывший милиционер.
– А зачем, если не секрет? Дома скучно?
– Понимаешь, мы с женой поросят держим. А здесь я с кухни за копейки отходы пищевые для них забираю для хозяйства. И нам дома веселее, да и денежка лишней не бывает. Дети же растут, а у них внуки.
– И много здесь отходов? – поинтересовался Максим, чтобы поддержать разговор.
– И здесь, и в соседней столовой – везде полно. Можно целую ферму свиней прокормить. Но кто же нам даст? Это ведь и участок большой нужен, и машина грузовая. А я еле-еле «Москвич» купил. Вот на прицепе и вожу. Главное, под статью какую-нибудь не попасть. У нас же могут организовать… Ты же знаешь.
Было видно, что Петровичу нравилось его новое дело. Но всю жизнь проработав в милиции, он прекрасно понимал, что таких предприимчивых как он, государство не особо жалует и в любой момент может принять законы для их искоренения. Может поэтому и не забывал своих бывших коллег.
Вышла Даша. Они поднялись с Максимом наверх и опять столкнулись с Ильей и его приятелем. Катя, официантка, которая обслуживала их днём, твердила ребятам, что свободных мест нет, а те столы в зале, которые были пусты, якобы кем-то забронированы.
Увидев Максима, она сразу изобразила на лице радушную улыбку и, отвечая Илье, сказала:
– Кем забронированы? Вот ими и забронированы, – она показала Максиму с Дашей на свободный столик. – Проходите, пожалуйста. Я сейчас вам меню принесу.
– Спасибо, Катенька. А можно мы этих двоих к себе за столик возьмём? – спросил Максим. – А то нам вдвоём скучно будет.
– Да, конечно, можно, – Катя оглянулась на Илью с приятелем. – Вот видите, как всё хорошо получилось. А вы шумели.
Она не любила людей, изображающих из себя каких-то американских хиппи: с длинными волосами и в потёртых расклешённых джинсах. Катя считала, что настоящий мужчина должен быть коротко и аккуратно пострижен и в ресторан приходить только в костюме и галстуке. К тому же девушка по опыту знала, что мороки с этими длинноволосыми много, а чаевых от них не дождёшься.
– Свобода, несвобода. Я не знаю что это такое. Это очень абстрактно, – через полчаса громко утверждал Илья. – Мне главное – иметь возможность рисовать свои картины.
– Ну, не скажи, – не соглашался его друг. – Я три года проучился на философском в МГУ и какая там философия? Философия марксизма-ленинизма, плюс постоянные комсомольские собрания. Но это бы ещё полбеды. Главное, что никто не верит в этот самый марксизм-ленинизм. Ни преподаватели, ни студенты, ни тем более комсомольские работники. Сплошное враньё. Я туда пришёл, чтобы философом стать. А там можно стать только лживым лицемером. Вот я и ушёл…
– А куда ты ушёл? – поинтересовалась Даша, которая тоже была сильно пьяна.
– Я ушёл в сторожа. Сторожу детский садик, чтобы никто его не украл.
– И ты планируешь всю жизнь просидеть там сторожем? А семья? И что будет, если все уйдут в сторожа?
– Это не значит, что все должны дойти до такой степени свободы, – он гордо расправил плечи, чем стал похож на того же комсомольского работника, выступающего на собрании. – Человек слаб, и я не обвиняю его за то, что он, трясясь от страха перед неминуемой смертью, пытается найти хоть какой-нибудь смысл в своей жизни. Кто-то собирает марки, кто-то пытается построить космический корабль… Но всё это пустое. Смелые духом люди не занимаются такой ерундой – они или сразу прекращают этот бессмысленный путь, или уходят в вечный алкоголический полёт.
Философ с удовольствием выпил, не дожидаясь остальных. Они говорили так громко, что все-таки прорвавшийся в ресторан возмущавшийся на улице коренастый парень, сидевший сейчас за столиком рядом, не выдержал и вмешался в разговор:
– Я тоже комсомольцев не люблю, – заявил он, почему-то глядя на Максима. – Этих хиппарей, – он махнул головой в сторону Ильи с философом, – тоже не люблю, но комсомольцев больше.
– А почему не любишь? Девушку они у тебя что ли увели? – прищурив глаза, чтобы лучше разглядеть парня, спросила Даша.
– При чём здесь баба?.. Они нам играть не давали, – парень почему-то обиделся и презрительно посмотрел на девушку.
Все уже были сильно пьяными, но он был пьянее всех. Его маленькие злые глазки будто затянуло какой то мутной пеленой. Было очевидно, что ему хочется с кем-нибудь подраться.
– В домино играть не давали? – не обращая внимания на его взгляд, посмеивалась Даша.
– Почему в домино? – вмешался в разговор приятель коренастого, чтобы не вышло какого-нибудь конфликта. – Мы в школе свою группу организовали, у себя в Саранске. А завуч запретила нам играть, – пояснил он.
– А комсомольцы-то здесь при чём? – не унималась Даша.
– А потому что это они ей на нас настучали, – выкрикнул пьяный парень.
– Миша, не выдумывай, – попытался успокоить своего товарища тот, который был потрезвее. – При чём здесь комсомольцы? Мы частушки матерные пели про тёщу, – сказал он, обращаясь к Даше. – Только тёщу заменили завучем. Она услышала. Обиделась. И отняла у нас ключ от зала, где аппаратура и инструменты были.
– То есть вы из Саранска сюда приехали? – перевёл разговор миролюбивый Илья.
– Давно уже, – кивнул пьяный Миша. – В такси работаем. Но это временно. Как коммуняг выгонят, начнём мыло варить, – уже плохо выговаривая слова, сказал он.
– А мыло вам зачем? – удивился Илья.
– Ты бы книжки лучше читал, чем волосы отращивать, – презрительно ответил Миша. – Знаешь, что такое американская мечта? Это когда ты сначала мылом торгуешь, а потом миллионером становишься. Хотя бы «Голос Америки» послушал бы для развития.
– Так почему ты сейчас мыло не варишь и в такси им не торгуешь вместе с водкой? – еле сдерживая смех, спросила Даша.
– Мы водкой не торгуем, – ответил Мишин приятель.