Журавли летят на юг

Тем, что убийца помнит убитого, а убитый убийцу – нет?

В этом что ли правда жизни.

И сердце снова на миг отказывает из-за всего пережитого.

Захлебывается от предынфарктной боли, стучит с перебоями, и снова мчит ошалевшим скакуном по лугам проклятого Иерихона.

Звуки заканчивающейся бойни раздавались где-то отдалённо.

Снова делаю сальто назад, выскальзывая из западни длинных мечей.

Замечаю во время прыжка вынужденного, как время замедляется, закрывая свои скрипучие ворота от несмазанного мгновения.

Как Настоящее сменилось Прошлым, а Будущее Настоящим.

И как журавли летят на юг.

***

Несколько часов назад настало зарево наступающего утра.

Давая людям шанс, то ли опомниться, то ли показать свою молодецкую удаль на поле брани. Но никто не хотел образумиться.

И тогда равнодушный Господь в небесах всё решил за нас всех – а пускай начинают! Ломать – не строить; начинать, так начинать.

И взревели огнем Зевса пушки мортиры, осыпая войска бесконечными ядрами, чугунных разрывов, разрушая мирное утро над головами вооружённых людей, закованных в сталь и броню.

К слову сказать, о самой диспозиции:

Германский командующий, генерал Бек отошел от нас со своим корпусом, и располагался вдалеке от нас. Не знаю, по каким причинам так вышло.

Это осталось тайной навеки, может перекупили его французские шпиёны, или просто решил остаться в сторонке, дабы подождать чем дело кончиться. Так или иначе, он трус и предатель, я так считаю.

И гореть ему в аду за это!

Войска неприятеля подступили вплотную к столице битвы, жадными руками вознося ввысь осадные лестницы.

А наш главнокомандующий капитан—генерал Франсиско де Мело решил вести оборонительный бой, вместо того чтоб активно действовать на фронтах, и уехал в сторону Изенбурга.

Правого фланга испанцев. Просто уехал. По своим делам.

Может справить нужду ему захотелось вдали, не знаю.

Потому все стояли на месте и молчали, ожидая приказов, огрызаясь редким огнем пушек из центра генерала Фонтена.

А только запущенный маховик, уже закрутившейся бойни не ждет никого.

Требует и требует кровавой пищи, под свои жернова.

И конечно, французы атаковали сразу с двух флангов.

Конницей Гассиена и Лафарте.

Элита кавалерии, что вы хотели.

Если даже кони были закованы в латную сталь.

Они смяли асфальтовым катком немногочисленную засаду в лесу у фланга Альбукерка, где чуть позади, находился Джоник со своими людьми.

Ответный грохот и визг.

Конная лава французов устремилась наперерез разворачивающейся в боевые порядки, пехоте испанской терции, которая вставала в жесткое каре, как и у римских фаланг Македонского.

Кони сшиблись грудь—в—грудь.

Груди коней, сталкивались о груди людей с длинной пикой, и копыта сминали тяжелым тараном боевые порядки пехоты.

Полыхнула, запела сталь клинков, закружилась в гибельном, и по-своему прекрасном танце дротиков и летающих копий – шафелинов.

Завертелись булавы клеванты, с клювообразным лезвием.

Застучали полаксы, (вид алебарды) по головам и шлемам.

Случилось!

И завертелась кровавая круговерть.

Металл звенел о металл.

Кричали люди! Бешено ржали кони! В горле першило от едкого дыма.

Полнеба забрызгано кровью.

Багровый диск светила яростно рвал в клочья тучи, темные, как пролитые растяпой—писарем чернила.

Края обрывков мрака небесного сверкали позолотой молний без дождя, а гром и так возносился от пушечного визга и разрывов – и люди, казалось, старались не отстать от солнца и залить кровью половину земли!

Просто ад на земле творится.

Как тогда, так и сейчас в Чечне. (То есть было в Чечне)

Дьявол! – да когда же это всё кончится в Мире?!

И рука в перчатке, по локоть забрызганная дымящейся кровью, вздымала вверх тяжелую скьявону – и мощное лезвие, визжа от ярости,

опускалось на головы врагов, рассекая шлемы и черепа!

Сука – это ещё слабое слово моё.