Журавли летят на юг

Не бросай меня одного на этой планете!

Ты что делаешь родина—уродина?!

Выбрил я тогда волосы перед битвой, и косичку свою состриг, чтобы не мешалась. Почти налысо, и почти по—уродски.

Показывая пример красному комбригу Котовскому.

Или он мне. Впрочем, не важно, кто кому показал.

Мне не до парадоксов Времени, (парадокс дедушки) и я просто ору:

– А—а—а—а ….!

Да нет, вы не поняли. Я кричу как в самый—самый последний раз, который называется «жизнньъ».

Воплем последнего мига дыхания века, подзывая к себе Виландию.

И переворачиваюсь в воздухе застывшем кровью, и смердящим человеческим потом.

Да вот, он уже почти рядом со мной.

Прощай Виландия!

Чего же ты боишься? Я уже нет – не боюсь, и уже «не здесь».

Прощай граф!

«… вам вдвоем надлежит умереть вместе, в один миг, и в одном месте…»

Так исполним приговор предназначенья, что нам вынесло мироздание!

Только мы самолично выбрали свой путь.

И сами уходим, вопреки воли Всевышнего.

Мы сами сделали свой выбор, сами решились.

И я был счастлив нашей свободой.

Счастлив чужим поступком. Счастлив своим… Счастлив… просто.

Я ничего не имел против мира Испании, но каждый раз, когда очередной ветеран или пехотинец выбирал лёгкую смерть от незнакомого ему француза – моё сердце пело от радости!

И безумие этой битвы при Рокруа, казалось мне куда больше истинным, и реальным, чем безумие последних лет, проведенного мной в образе сталкера—проводника Зоны Отчуждения.

Да плевать, что этого не могло быть в той, прошлой, исторической реальности, что я никогда не был полководцем, не брал приступом города, не бросался в конный удар, и не ходил на абордаж!

Плевать, что не родился в то время! Это была, уже была, моя жизнь, настоящая, в которой правила сама событийная жизнь!

И снова возникшая с небес, музыка реквиема окутала нас двоих, предваряя вечность.

Её Паутинки струились в стеклянном застывшем воздухе, скользя по лицам поцелуем настигнувшей осени, уже почему-то наставшей, и клин журавлей рассекал небо над головами людей.

Это означало одно: пора уходить. Пора подводить итог всему.

Пора.

…Я обернулся на Виландию.

Посмотреть всё ли «правильно» идёт, и по плану?

Да! Всё строго!

А ты зачем умер?

Мой Нурутддин—паши. Заметив известную тень одного старого знакомца.

Тень лукаво подмигнула и унеслась вдаль. И поминай, как звали, и понимай вроде как – умрёшь и поймешь.

Готовясь к приневоленной смерти, я отбросил в сторону клинок больше не нужный. ЗДЕСЬ.

Виландия сделал тоже самое: обезоруживаясь, он выкинул взмахом назад свой клинок далеко. Его клинок, начал крутиться кольцом – и где-то там, должен будет вскоре, вонзиться в землю. Не знаю, наверное, так должно было произойти после нас, после нашего ухода.

Мы стояли плечом к плечу, спиной к спине, без всего.

Открытые всем злым ветрам и всему оружию подряд, обмениваясь беззвучными словами, тут же переброшенными в мысли:

– Ты помнишь Зону, Идущий?

– Да! Помню!

– Закрой глаза и представь, что ты «там». Будет больно…

Тогда Покорись боли, или просто преодолей, и просто кричи.

…. Я просто кричал от всей боли, когда тебя режут наживую сталью.

Копья французов подняли наверх два тела, истекающих кровью из прободённых ржавым острием легких.

Распиная узорами множеством терновых венков.

Что будет… а повиси на древке копия Змея Времени Уробораса, тогда узнаешь.

Господь! Если ты есть – Забери меня с собой! Куда-то на своё небо!

Унеси меня на восток от Эдема.

Ведь ты тоже висел на кресте!