Гиперпанк Безза… Книга третья

И сэр Болинброк, для кого честь не пустое слово, терпеть не намерен всех этих намёков и не пойми на что, и он требует объясниться этого типа, в ответ на его первые слова заявившего. – А разве вам ещё нужно что-то объяснять.

– Кто он такой? – с истинной джентльменской непоколебимостью и хладнокровностью не бросается на этого негодяя на своём стуле сэр Болинброк с кулаками или при помощи посла Макронезии, а он требовательно спрашивает с леди Болинброк её объяснений по этому поводу.

А леди Болинброк, кто всегда отвечает своим благосостоянием за душевный покой и репутацию сэра Болинброка, на этот раз к поражению сэра Болинброка не так уверенно за всё им ей вверенное отвечает. Она более чем растерянна и на удивление сэра Болинброка не так покорно и хладнокровно выглядит. В чём сэр Болинброк, имеющий намётанный глаз на всякое вероломство и преступление против своей личности, сразу нашёл причины для своего большого беспокойства.

– Леди Болинброк, определённо от меня что-то скрывает. – В момент вот такое решилось в голове сэра Болинброка, с неприятием и злостью посмотревшего на леди Болинброк. На которую одно загляденье смотреть тогда, когда она тебе послушна и покорна. А сейчас она строптива и в чём-то противна сэру Болинброку, и он догадывается, кто перешёл его взглядам на леди Болинброк дорогу. Это этот тип перед ним. На кого сэр Болинброк переводит свой испепеляющий взгляд и бл*ь, нарывается на холодный душ с его стороны.

– Вы всё, надеюсь, увидели. – Делает вот такое жестокое и много в себе предполагающее заявление незнакомец. И если сэр Болинброк не дурак, то он всё поймёт, и чтобы не быть в глазах этой достопочтимой публики посмешищем, сейчас же пойдёт отседова вон.

А сэр Болинброк может и не дурак, как он считает, но он при всём при этом не готов к таким резким изменениям в своей обустроенной на комфорт жизни. И для него сейчас уйти, не отобедавши, хуже репутационной смерти. В общем, сэр Болинброк растерян и не знает, как с собой обездоленным быть.

И тут на помощь к сэру Болинброку и всем, всем, всем людям за этим столом приходит неожиданно и откуда они уже ничего и не ждали – со стороны мадам Пеппер. Которая, как метеор влетает в гущу этих событий, и со словами: «Извините, этот сюрприз не для вас», хватает Сен-Бернара Аидыча и уводит за собой, не оставив здесь камня на камне от прежних мыслей и их основ.

– М-да. Человека не переделать. – Глядя на Сен-Бернара Аидыча, у мадам Пеппер рождаются вот такие философские мысли. Что по мнению Аиыдыча так, и этот устоявшийся факт нужно будет им использовать.

Да, кстати. Сен-Бернар не сразу ушёл отсюда, а он на прощание задал для всех вопрос на засыпку. – Да, кстати. Никто не находил мой пробковый шлем? Он где-то под вашим столом завалился. – И на этом всё, за столом создаётся интрига, с внутренними позывами заглянуть под стол, когда ногами уже начинаешь тревожится за то, что тебя там оттопчут.

Департамент права, наук и другой физкультуры ума.

– Рассмотрим ещё раз наш объект внедрения, департамент культуры, права и наук. – Возвращаясь к схематичному плану местности в виде макета, говорит Аидыч, оглядывая с высоты масштабированного птичьего полёта этот централизованный объект стоящих перед ним задач. Который разложен на свои внутренние контуры, и его внутренняя обстановка легко визуально прослеживается, как на схематичном плане.

– Здание департамента представляет из себя классический, без новаторств тип резиденций. Оно включает в себя центральную часть, а также западное и восточное крыло. Центральную часть здания департамента занимают различные службы приёма людского потока, так сказать, это представительная часть департамента. Тогда как то, что нас интересует и является системообразующими пружинами этого кодекса права, находится по сторонам от этого центрального холла. Так восточное крыло департамента отведено под науку, правовой инструментарий институции реальности. Ну а в западном крыле расположился мозговой центр департамента права – его культурный центр. Во главе которого, на данный момент стоит господин Отменен. Как понимаешь, – обращается с этим пояснением к Вишенке Аидыч, – это не настоящее имя главы аппарата вашей ответственности. Оно отображает собой перемену времён, на основе которых приступает к своим обязанностям новый глава департамента, чья должность выборная и находится в прямом взаимодействии с требованиями времени. И если глава перестаёт устраивает требования времени, быть актуализированным, то он пересматривается и отменяется, если нынешнее время требует новых имён. Ну а сейчас видно пришло время для людей отменных, кто будет отменять всё ненужное и отсталое. А как только он выполнит поставленные временем перед ним задачи, то он уже сам может быть отменён. Как видишь, только одна буква отделяет его от одного до другого агрегатного состояния. А это мы и возьмём себе на заметку.

Аидыч на этом месте делает небольшую паузу, чтобы осмыслить более подробно собой же сказанное, после чего обращается к Вишенке с новым блоком пояснений. – Так, в преддверии нашего прибытия в департамент, мы отправим на адрес господина Отменного приветственное письмо с правительственным штампом. Пусть готовятся к встрече. – На этом месте Аидыч вновь замолчал. И на этот раз не из необходимости прочистить горло кашлем, а специально для того, чтобы Вишенка задалась к нему вопросом. Что она и сделала. – И что это за письмо?

– А просто письмо. В котором будет говорится, что к ним в департамент права, для культурного и информационного обмена прибывает делегация из одного университета западного полушария мозга и одновременно планеты, состоящей из их коллег по культурному и научному профилю и своей специализации. Так сказать, назрела необходимость найти общие точки соприкосновения, этого требует устойчивость развития мира, для которого застой это путь в никуда. Ну а так как западное полушарие всегда было склонно выделять в себе рациональность и логику, а правое полушарие отвечало за чувства, эмоции и всё то, что ближе к сердцу, то всем нам есть о чём поговорить, чтобы сблизить свои позиции на развитие мира. Ну и главный посыл этого письма заключается в следующем. – Резюмирует себя Аидыч. – Для нашего мыслителя, уж такой выходит конфликт интересов, любое лицо с иноземной проекцией себя является аудитом, цензором, ревизором, и в конце концов инквизитором. Ну а мы этим и воспользуемся. – И на этом ставится точка с запятой, до дальнейших распоряжений. Которые не заставляют себя ждать, и в час «Д», на ступени мраморной лестницы департамента права, культуры и наук вступает каблук туфли, надетой на ногу после, а сперва получившей для себя принадлежность носительницей этих туфель. Как можно однозначно предположить, имеющих в наличие на обеих ногах этой гражданки в деловом костюме, и к ней не придерёшься по любым основаниям не только потому, что таких оснований априори не возникнет при взгляде на неё, а хотя бы по потому, что она вся из себя представляет и предполагает аудит твоего права на свою самостоятельность.

И эта представительница прежде всего своей личности, своего я и всего того, что она в себе несёт и подразумевает, так на вас, встречное лицо, посмотрит взглядом своей активности вас вывести на свою чистоту откровенности, что вы в себе тут же теряетесь, уж и не зная как опровергнуть всё то ею увиденное в вас, что подлежит обструкции и отмене компетентными органами без предварительных обсуждений.

Вот, наверное, почему, этой современнице с активной гражданской позицией и с частично исключительным правом за вас решать, что вам будет лучше для себя, никто на пути не попадается, а все люди из далека, заметив это её направленное в их сторону целеустремление сделать их мир лучше и спокойней, в волнении и с беспокойством сворачивают в сторону и напрочь идут отсюда.

Но эту независимую, уверенную в себе и высокого интеллекта современницу не беспокоит особенно такая страсть человека в себя и людям им добра желающим не верить. Она по опыту жизни знает, что никуда они от предначертанного им судьбой и комиссией права на счастье, особым сотрудников которой она является, не денутся.

– Что скажите, господин Леви. – Остановившись на первой ступеньке, обращается с этим вопросом к сопровождающему себя лицу эта современница, знакомая всем своим знакомым под именем мадмуазель Пеппер. И если насчёт её имени ни у кого нет вопросов, оно точно отражает её суть, то вот что значит эта форма требовательного к себе обращения из причуд отсталого прошлого – мадмуазель, никто не понимает из тех людей, кому не выпало счастья избежать этой встречи и знакомства с мадемуазель Пеппер. Правда, никто с этим вопросом к ней не обращается, вдруг в один момент понимая, для чего она так себя называет. – Поймать меня хочет, гадина, на неуважении к её праву как хошь называться. А если я на этом моменте пробуксую, то она в любой момент может меня обвинить в пассивной поддержке навязываемых непрогрессивных прошлым ярлыков на независимую …Скажем на неё. – И от таких мыслей рот сам прямо затыкается, а глаза собеседника мадмуазель Пеппер сразу уходят в пол, от своего преступления подальше.

– Вы это про что? – интересуется у своей спутницы мадмуазель Пеппер, не менее чем она легендарная и одиозная личность, доктор философских наук, Сен-Бернар Леви, снимая с носа очки, чтобы утереть нос реальности, протерев их тряпочкой и тем самым выразить не полное почтение тому, что он не собирается видеть без своего фокусирования через лупы этих очков.

– Вызывает у меня беспокойство эта лестница. А если точно, то ступени лестницы. – Говорит мадмуазель Пеппер, своими замечанием заставляя своего спутника перевести своё внимание себе под ноги. И, конечно, только после того, как он водрузит на нос свои очки.

– Что с ними не так, дорогая. – Более чем сейчас нужно позволяет себе в обращении к мадмуазель Пеппер господин Леви. Правда, сейчас это не критично, хоть даже и указывает на некие не касающиеся всех остальных обстоятельства отношений этих людей.

– Скользко здесь. Но не это самое главное. Высота ступенек вызывает у меня беспокойство. – Говорит мадмуазель Пеппер, ставя подошву своей туфли так, что конец туфли ставится ею на следующую по ходу ступеньку, а пятка остаётся на прежней.

Господин Леви наклоняет голову, смотрит на то, на что указывает так претенциозно нога мадмуазель Пеппер, поднимает голову, смотрит в лицо мадмуазель Пеппер и вот какие интересные у него есть на этот счёт мысли. – А вы делайте для себя насечки насчёт вот таких характерных деталей местности. Они вам не дадут в будущем заблудиться. Сами же знаете, что лабиринты и буреломы мысли всегда делаются из рафинированных материалов, без своих отступлений на какую-нибудь единицу человеческой погрешности. А раз здесь присутствует человеческая ошибка, огрех, то мы можем быть уверены хотя бы в том, что эта часть мирового сознания подчинена не одному точно уму и она действительно реальна.

– А если проще. – Перебивает все эти философские умничанья Леви мадмуазель Пеппер, человек деятельный и когда это касается напрямую её, то тут нет места для философии и ты давай поспешай подавать факты и инструменты реализации того, что интересует мадмуазель Пеппер.

– По таким приложениям человеческого ума, отклонениям от рафинированного единства самоцели быть цельным миром, и определяется реальность мира. Действительный мир именно таков. Не прилизан, груб и угловат. Это только мир виртуальной плоскости, иллюзии, под тебя весь подстраивается и ты, пребывая в нём, не встречаешь с его стороны никакого сопротивления и противодействия. Вот по таким углам мы и будем ориентироваться в этом пространстве смешения пространств ирреальности, аллегории и реальности, территорий сознания и осмыслений. – На этом Сен-Бернар Леви всё сказал и выдвинулся вверх по лестнице.

Что же касается мадмуазель Пеппер, то она ещё разок окинула взглядом ступеньку, да и сама выдвинулась вперёд, на подъём. Где Сен-Бернар идёт на пару шагов впереди, а мадмуазель Пеппер только сперва думает, догнать его или нет. После чего решает догнать его вопросом.

– А что тогда значит такая неповоротливость в плане нашей не встречи стороны принимающей? – задаётся вопросом мадмуазель Пеппер.

Господин Сен-Бернар Леви останавливает на месте, поджидая мадмуазель Пеппер, и когда она к нему приближается, озвучивает свои мысли на этот счёт. – Я думаю, что это обычное разгильдяйство, а не глюк, на который люди от этой альтернативы реальности будут ссылаться в своё оправдание. Мол, в программе был сбой и наше время вашей встречи не стало совпадать со временем вашего прибытия. В общем, такова местная реальность.

– И как мне это учесть? – спрашивает мадмуазель Пеппер.

– Запиши в ячейку психологического оружия. – Говорит Сен-Бернар, выдвигаясь вновь вперёд. И на этот раз мадмуазель Пеппер не вставляет палки в колёса хода Леви. Что позволяет им за достаточно непродолжительное время подняться на лестничную площадку, предваряющую собой подход к массивным дверям, ограждающим свой вход в это здания департамента прежде всего права, а уж только затем на правах своего права на свободу своего волеизъявления всё остальное существует.

Ну а пока Леви и Пеппер стоят в своём отдалении от этих дверей, то у мадмуазель Пеппер, как у человека прежде всего интересующегося, а не как ко всему критично относящегося, для кого реальность видится не так схематично, как она смотрелась на макете при подготовке к этой вылазке, есть свои вопросы к Леви.

– Эта дверь своей массивностью исполнения вызывает у меня вопросы. – Говорит мадмуазель Пеппер.

– И какие? – интересуется Сен-Бернар.

– Она не предназначена для частого открытия. – Делает вот такое замечание мадмуазель Пеппер.

– Пожалуй, соглашусь. – Бросив изучающий взгляд на дверь, согласился с мадмуазель Пеппер Сен-Бернар.

– И тогда, что это может значить? – а вот и сам вопрос мадмуазель Пеппер.

– Что? – делает вид Сен-Бернар, что он такой недалёкий, или же здесь есть ещё что-то ещё.

Пусть будет что-то ещё, решает мадмуазель Пеппер, воспользовавшись данной Леви возможностью продемонстрировать своё умение логически мыслить. – Эта дверь иллюзорна. А такое её исполнение связано с необходимостью монументальностью приукрасить это здание права. – Вот какие насчёт всего этого есть мысли у мадмуазель Пеппер. Здесь у Сен-Бернара должен был возникнуть логично возникающий из сказанного Пеппер вопрос: «А на хрена всё это?», но он им не задался, так как мадмуазель Пеппер перебила его своим пояснением:

– Оцифровать виртуальной картинкой реальность будет дешевле.

– Это да. – Вновь соглашается Сен-Бернар. – Вот только экономить на праве, я бы никому не рекомендовал.

– Здесь, всего вероятней, вопрос так не ставится. – Поправляет Леви Пеппер. – Финансирование права всегда идёт по остаточному принципу, – все считают отчего-то, что право для себя всегда дорогу найдёт, – и у монтажёров этой реальности просто выхода другого не было, как отвиртуалить реальность.

– Что ж, тогда дело осталось за пустяком. – Говорит Сен-Бернар. – Пойти и открыть двери. – И на этих словах Леви с такой странной настойчивостью и побуждением на активизацию своих действий смотрит на мадмуазель Пеппер, что ей становится слегка волнительно и непонятно то, что всё это может значить.

А Сен-Бернар готов ей всегда пояснить, что значат те или иные его взгляды на поступки и действия, а хуже бездействие людей. – Мы, чтобы для себя прояснить значимость стоящей перед нами теоретической основы реальности, которая может быть чем угодно на практике, должны быть полностью объективными, откинув от себя весь налёт субъективности. А что есть наша объективная очевидность, как не отождествление её реалиям мира, строгое следование временному циклу. И если я сейчас на себя возьму ответственность за исследование этой перед нами неочевидности, в общем, выдвинусь туда первым, то это не будет отражать настоящие реалии и инициативы нынешнего времени. А вот если ты возьмёшься за это дело, то это будет так похоже на то всё, чем себе голову забивают современницы, все сплошь самостоятельные и социально активные.

– Ладно, убедил. – Чего-то не слишком радостно и убедительно соглашается с Сен-Бернаром Пеппер, про себя ещё не то бормочущая. – Вот же умеет гад, всё перевернуть в свою сторону.

И вот мадмуазель Пеппер подходит к этим массивным дверям, окидывает их снизу доверху взглядом, и затем берётся за ручку дверей и начинает тянуть их на себя. И к её некоторому удивлению, двери достаточно легко поддаются её усилиям.

И мадмуазель Пеппер, держа открытыми двери, с удовлетворённым лицом смотрит на Сен-Бернара, как бы ожидая от него реакции на открытие ею двери. И она, в общем, следует.

– Значит, легко поддалась? – как бы спрашивает Сен-Бернар.

– Легко. – Соглашается Пеппер.

– Тогда принимаем за основу второй вариант. Дверь является цифровой картинкой. – Говорит Сен-Бернар, проходя мимо Пеппер в двери. Куда вслед за ним ныряет и Пеппер.

Дальше они оказываются в просторном холле, выполненном в гостеприимном стиле дворцового этикета в виде мраморной облицовки пола, колонн и ведущей на второй этаж лестницы. На что посмотреть не только приятно, но и информативно для людей в первый раз здесь оказавшихся, и для кого дальнейший путь здесь не отчётлив и мало известен. И чтобы куда-то дальше пройти, нужно, либо ознакомиться с гидом на цифровой панели, вывешенной на одной из стен, либо же выбрать для себя второй вариант – обратиться к стойке охраны и вызвать то лицо, кто будет отвечать за ваше здесь присутствие.