Исход. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

Ну а эта так неожиданно друг на друга наскочившая пара людей, до этого момента ничего друг о друге не знавшая и вполне возможно, что и не имевшая никакого представления о существовании опять же друг друга, не может без того, чтобы не заинтересоваться тем, кто на неё налетел и той, кто на этом деле неосознанно настаивала. А как только между ними пробежала искра и даже слегка заискрило симпатией при виде симпатичности друг друга, то каждому из них захотелось побольше узнать друг о дружке.

Что они там начали друг дружке говорить, с места серьёзного человека не представлялось возможным услышать, и ему оставалась по их жеманным улыбками и ужимках домысливать всё там с ними происходящее. И если поначалу серьёзный человек при виде всего происходящего между ними, наполнился негодованием на эту блондинку, которая столько себе много позволяет улыбаться первому встречному и вообще, она не слишком серьёзна, даже имея в наличии такую красоту, то спустя некоторое время, он крайне удивился при виде того, что предпринял незнакомец.

– А что это ещё такое? – удивлённо пробормотал серьёзный человек, во все глаза смотря на то, как тот странный тип вынул из кармана пиджака небольшую трубку, похожую на дыхательный музыкальный инструмент. Далее он прикладывает этот инструмент к своим губам и… Сердце серьёзного человека вдруг защемило какой-то странной неустроенностью, его дыхание сбилось, а сам он замер, пронизанный проникающими в него звуками мелодии свирели. И его накрыло такое невероятное состояние отстранения от окружающего мира, что ему показалось, что физические законы на него перестали действовать и он начал парить в воздухе. И при этом его взгляд не может оторваться от этого человека со свирелью и той блондинки, которая тоже не стоит на месте, а как и он витает в облаке обволакивающей её дымке.

– Я не понимаю. – Бормочет про себя серьёзный человек, глядя на человека со свирелью и витающую в облаке блондинку. И это его звучное непонимание доносится до человека со свирелью. Он поворачивается лицом к серьёзному человеку, фиксирует на нём свой взгляд и кивком даёт понять, что он его услышал. А дальше серьёзный человек выпадает из этой реальности, а когда он приходит в себя, то он уже сидит на кожаном кресле, в холле здания «Мер и весов», где за его спиной разместилась стойка ресепшена, а впереди него расположилось панорамное окно, выходящее на прилегающую к зданию площадь. Куда и уставился смотреть серьёзный человек, пытаясь понять, что с ним сейчас произошло и выходил ли он отсюда.

На что вот так сразу и не ответишь, тем более в окно ничего знакового не наблюдается, а та скамейка, где он был остановлен тем типом, пуста. И серьёзный человек одёргивает рукав пиджака, чтобы посмотреть на часы и путём временного сопоставления решить раз и навсегда, это невероятное для себя затруднение с выпадением себя из памяти и вслед за ней из действительности. – Но что это, чёрт возьми, значит! – ахает серьёзный человек, в один момент потерявшись в лице, видя на своей руке совсем не то, что ожидал увидеть. А увидел он на своей руке не свои часы, а те часы с руки того странного человека со скамейки. И серьёзный человек на мгновение замирает в одном недоумевающем положении, а как только приходит в себя, то кидается снимать с руки эти часы. Но у него ничего не получается, застёжка на них с секретом и единственное чего он добился, так это то, что его рука теперь огнём горит, как шапка на воре.

– Что это всё значит? – вопрошает себя серьёзный человек, будучи весь в испарине. С чем он смотрит в сторону площади, по направлению той знаковой скамейки и видит, что она уже занята. А вот кем, то серьёзный человек, может по причине своей взмыленности мыслей и крайнего желания увидеть там того типа, кто его так вывел из себя, и не может с точностью сообразить. Хотя по всем внешним признакам это он. Но при этом серьёзного человека не покидает ощущение, что это не совсем так и здесь есть какой-то подвох.

– Что ты от меня хочешь? – вглядываясь в человека на скамейке, вопросил серьёзный человек того человека на скамейке. Но тот и не думает никак реагировать, а всё сидит неподвижно и смотрит в одну точку. Отчего серьёзному человеку становится не по себе и до душноты трудно дышать. И он ослабляет на шее галстук, расстёгивает верхнюю пуговицу на сорочке и вдруг замечает всё те же часы на своей руке. Серьёзный человек смотрит на часы, затем на человека на скамейке и теперь с понимающим видом сам себе говорит. – Значит, ждёшь меня в назначенное время. Что ж, придётся прийти, раз на этом так настаивают.

Глава

4

Многие говорят, а многие рассказывают о том, что свято место пусто не бывает. И так оно и есть, как в этой главе и на практике выясняется.

Когда человек крайне преуспел в том, чтобы приуныть в себе и в лице взволнованно вспотеть, озадачившись, и всё это на нём видно при его выходе из того здания, где перед ним поставили все эти, с первого взгляда не выполнимые задачи, то первое, что он делает, так это выискивает для себя такое место, где можно упасть сидя и перевести дух от нахлынувших эмоций.

И вот такое место, этим, вышедшим из здания и из себя человеком обнаружено, – такие места, как правило, находятся строго напротив по выходу из таких зданий (уж очень предусмотрительные и по своему предупредительные гады занимают свои рабочие места в таких зданиях), – и он, этот взволнованный человек, с решимостью никому его не уступить, прямиком к нему направляется и совсем прямо сейчас на него всем своим весом бухается и застывает в одном созерцательном положении. Так проходит некоторое время, находящееся в прямой зависимости от выведенности из себя этого человека, до прибытия в это здания и неподозревающего за собой таких черт склочного и невыносимого для других людей характера, и он, этот человек, принимается соображать.

– А я как оказывается, та ещё скотина! – усмехается этот, постепенно пришедший в себя человек, чему поспособствовал этот его взгляд на себя со стороны тех выносимых людей из этого небоскрёбного типа здания, в чьих служебных обязанностях прямо прописано, выявлять не подходящих по всем местным корпоративным статьям людей (что это за кодекс такой, никто не знает) и выносить их мозг бесконечными придирками, прописанными внутренними служебными инструкциями.

Правда, сейчас на месте этой, ещё той скотины, находился другой человек, что не отменяет того, что он не меньшая скотина, и его волнение было вызвано совсем другим вопросом. А что его так взволновало, то, скорей всего, то, что сейчас находилось у него в руках и своим видом действовало ему на нервы. Хотя уже не так сильно, как при первом ознакомлении, и этот выведенный из здания человек, вполне возможно, что после точно такой же идентификации себя, как скотины, немного успокаивается (что взять с такой скотины, как он, да ничего, и от этого понимания себя становится легче дышать) и решает спокойно ещё раз изучить те анкеты, которые ему вручили в этом здании напротив, в отделе по трудоустройству.

– Нет, конечно, их понять можно, они, если не всё, то многое должны знать о человеке, претендующего на одно из мест. Но, бл**ь, не с такими же презирающими всё и вся лицами! – присевший на скамейку человек, для начала немного выпустил из себя пара и уже затем взялся за изучение вручённых ему бумаг в этой службе по трудоустройству. А как только он взялся покрепче за эти анкеты, то вот сразу же ему на глаза попадается ранее незамеченный сюрприз, в виде вложенной между анкетами визитницы. Молодой человек, что поделать, таков уж нами и отделом кадров рассматриваемый человек, приметив эту визитницу, отделяет её от остальных бумаг, приближает к себе и читает: «Пространство и время, две константы, лежащие в основе всех изменений».

– Ну это я и без таких красочных подсказок знал. – Горько усмехнулся молодой человек, взглядом обратившись в своё не слишком отдалённое прошлое. Это когда он прибыл из провинции в этот миллионный город (обычная история) вслед за своей большой любовью, Верой (так уж обстоятельства жизни распорядились), чтобы естественно покорить этот город. Что казалось лёгкой и вообще пустяк задачей, когда самая главная жизненная цель уже достигнута и любит тебя чрезмерно – это как уже можно догадаться, сама Вера.

Тогда спрашивается, зачем всё это нужно и разве счастье не обретают в шалаше. На что наш герой, пока не раскрывающий своё имя по причине его малой значимости (но с большими амбициями), может привести только версию Веры. А так он, если честно, ничего не имел против того, чтобы обрести счастье в шалаше, откуда он выходил бы только по большой надобности – ну там рыбки наловить на ужин или собрать местную дань с зайцев и медведей, обязавшихся доставлять к столу медку и ягод. В общем, по заверению Веры, её, конечно, всё устраивает в её молодом человеке, и лучше уже ничего для её комфорта и счастья не придумаешь и не найти, но она уж такая воображала, что не может на одном месте спокойно усидеть и ей хочется двигаться вперёд. И она очень крепко надеется на то, что и её молодой человек, в ту же сторону, что и она смотрит.

И, конечно, он туда же смотрит и готов всё бросить и поехать за ней на край света, даже если это вроде бы она должна делать (по домострою) и по всюду за ним следовать. Ну да ладно, время нынче не то, что вчера, и оно многое что поменяло и переставило с ног на голову. И если Вере так хочется проявлять инициативу, – там (имеется в виду большой город) больше возможностей проявить себя и быть отмеченной за свой талант (Вера как и все романтические натуры жила театром), – то её молодой человек ничего не имеет против. Вот только нужно дома все дела уладить, а ты давай, езжай и устраивайся. А я скоро. На чём и порешили.

Вот только, – а так всегда и бывает, – они не слишком рассчитали время для сборов и разборов своих дел по месту, и если Вера убыла в большой город в точности по своему расчёту, то её молодой человек несколько подзадержался и сумел освободиться от всех своих забот и дел только спустя месяц (на работе потребовали двухнедельную отработку, домашние вдруг надумали переехать и пришлось принимать участие в этом деле, и всякие другие дела по мелочам).

И вот после месячной разлуки он прибывает на поезде в большой город и …Вон она Вера, такая потрясающе необычная, и хотя она всё такая же, идеальная, молодой человек не полностью её узнает и его сердце от страха сжимается, не веря в то, что вот эта, до чего же чудная и прекрасная девушка, и есть его Вера. И молодой человек, выйдя на перрон, даже боится сделать к ней первый шаг, с глупой улыбкой глядя на неё.

Но Вера, хоть с виду и претерпела такие шикарные изменения, само собой в потрясающую сторону, всё-таки всё та же прежняя Вера, которая влюблена в него до сих пор, чертовка, и вечно над ним потешается.

– Ну ты и оборвыш, – окинув своего молодого человека оценивающим взглядом, подвела свой оценочный итог Вера. Правда, на одном она не остановилась и, глядя на своего молодого человека чуть наклонив в сторону голову, принялась рассуждать, – вот что делает с человеком транспорт. Небось, садился в него вполне себе приличным молодым человеком, ухоженным, все брюки в стрелках и выглажены, и рубашка пахла одеколоном, а стоило пару суток потрястись в вагоне, то и былой сообразительности, и порядка, уже как не бывало. Одна сплошная взлохмаченность в голове, перекос в ногах и боюсь, что и в голове тоже нет порядка, а одно только помутнение рассудка и головокружение. – И Верин молодой человек уже был готов впасть в отчаяние, как Вера раскрывает свои объятия и, с укором во взгляде посмотрев на него исподлобья, шепотом говорит: «Ну иди же ко мне, дурачок, я так скучала».

А вот теперь голова молодого человека и вправду заголовокружилась, да с таким умопомрачением, что он и не заметил, как они покинули перрон вокзала и оказались почему-то в каком-то летнем кафе. Правда, Вера, заметив это вопросительное удивление своего молодого человека, вдруг спохватившегося за своё осознание реальности, быстро ему всё объяснила. – Сейчас у нас в театре аврал, вот я и замоталась, ничего тебе не приготовив. Так что по-быстрому здесь перекусим и домой. – А молодой человек и не возражает, когда он от одного её присутствия рядом так счастлив. Да и судя по её аппетитно смотрящему на него взгляду, то она и сама сильно по нему проголодалась.

И молодой человек берёт её за вторую руку (первую он и не выпускал) и, глядя Вере в глаза, хочет ей сказать такую незабываемую и прямо сердцем высказываемую откровенность, что закачаешься, но не успевает, сбитый этим треклятым телефоном, который принялся голосить. Вера с сожалением переводит свой взгляд на телефон, лежащий на столе, затем с ожиданием понимания смотрит на своего молодого человека и говорит: «Ты же у меня понятливый, сам понимаешь, все мои друзья хотят знать, как я счастлива». Для молодого человека, конечно, это новость о наличии у Веры тут друзей, но он не придаёт этому большого значения и, бросив взгляд на телефон, со словами: «А куда я денусь», выпускает из своих рук Веру.

А Вера только этого и ждала, и она, оказавшись на свободе, хватается за телефон и, переполненная довольством и радостью, начинает в него на всех словесных парах щебетать. А её молодому человеку только и остаётся кивать ей в ответ, когда она решает заручиться его поддержкой или сослаться на его мнение.

– Да прибыл. Как встретила? Ты ещё меня спрашиваешь. До сих пор дух перевести не могу, и наверняка догадываешься, почему. – Заливается радостью Вера, смешливым кивком указывая молодому человеку в сторону трубки – вот же дура, нашла о чём спрашивать. А вот молодой человек в этом вопросе не столь категоричен и придерживается другой, несколько отличной от Вериной позиции – для него это её почему, пока что выглядит абстрактно и не получило физического выражения. И он начинает уже хмуриться, когда Вера слишком увлеклась разговорами по телефону и уже на пятый звонок принялась отвечать. И хорошо, что его Вера такая к нему приметливая и заботливая, и она, приметив такую неустроенность на лице своего молодого человека, задерживает своё пристальное внимание на нём, затем, не слушая, на полуслове отключает говорящего ей в телефон абонента, и тем же, что на перроне, мерным голосом, спрашивает его:

– Устал с дороги?

– Угу. – Кивает он, а дальше … А это дальше просто словами такое бурление чувств и разума, отодвинутого на задний план, не рассказывается, никогда неощутимо и невозможно что-либо понять, даже если пытаешься нащупать нити осмысления происходящего в эти мгновения счастья, которые в реальности и не мгновения, а целые вехи и периоды жизни, в свою временную протяжённость. – А дальше… – пытается вспомнить он, и не вспоминается. А всё потому, что он возвращается в нынешнюю реальность, в которую его возвращает изменение внешних контуров его нахождения на скамейке – рядом с ним присел человек и тем самым привлёк к себе его внимание.

Молодой человек поворачивает своё лицо по направлению присевшего рядом с ним, на скамейку, человека, и далеко не заходит в своём внимании к нему, остановившись на болтающемся конце его ботинка ноги, которую он закинул на другую ногу и таким образом о себе сигнализировал.

– Как думаешь, – обращается к молодому человеку, присевший в его соседство человек, – есть там сейчас кто-нибудь, кто отложил все дела или просто мимоходом остановившись у окна, смотрит из этого небоскрёба на нас. – Молодой человек переводит свой взгляд на здание напротив, бегло пробегает по нему взглядом и даёт свой ответ. – Вполне вероятно.

– А какова вероятность того, что этот человек при виде нас, не впадёт на наш счёт в заблуждение, а точнее, не перепутает нас? – спрашивает молодого человека его сосед и не из прежнего своего независимого вида положения, а он развернулся к нему и заглянул ему в лицо. И вот тут-то молодой человек вдруг обнаруживает, что его сосед и по совместительству собеседник, до чего схоже в одежде с ним приодет. И хотя он видит в нём только то, что сверху, он не сомневается в том, что и всё что ниже также выглядит, как и у него. К тому же ботинки он уже видел, и теперь только догадался, почему они остановили на себе его взгляд – они своей похожестью и заворожили его взгляд и мысли, пытающиеся разобраться, что их так в этих ботинках насторожило. А оно вон что оказывается.

Ну а что насчёт самого этого собеседника, то, как уже стало понятно и это было дано понять, то он был знаком молодому человеку на скамейке. Ну а само знакомство с ним произошло путём стольких стечений обстоятельств, и возможно что, невероятных случайностей и событий, решивших настоять на этой встрече, что впору говорить об их предопределённости и ни в коей мере не о случайности всего произошедшего.

Так вначале они друг на друга натолкнулись в поезде и при этом не кратковременно, столкнувшись в тамбуре, когда один выходил из туалета, а другой заждался этого по сидельца и надолго его запомнил, а определённо памятливо, раз между ними произошёл свой знаковый разговор. Затем, когда их дорожки разошлись по причине разности пункта конечного следования, они спустя долгое время, достаточное для того чтобы забыть об этой встрече и можно было считать, что уже встретиться не реально, да и зачем это нужно, опять же вдруг сталкиваются друг с другом на одной из городских дорог, в парке. И эта встреча только удивляет и пока что мало что объясняет, хоть и начинает видится со своим судьбоносным подтекстом, о котором если задуматься, то ещё больше возникает вопросов, чем ответов на них. А вот говорить о том, что если звёзды зажигаются, то это кому-то нужно, здесь совершенно не в тему, да и причём тут звёзды, когда встреча произошла днём, а пить до звёздочек уже и сил нет.

Ну и как завершающий штрих этого неожиданного во всех смыслах знакомства, эта третья, сегодняшняя встреча, которая кардинально отличалась от двух прежних встреч тем, что она была спланирована не судьбой или случаем, а о ней позаботились сами участники этой встречи, где один обозначил своё место нахождение, а второй, если у него возникнет необходимость в этой встрече, всегда сумеет первого там найти. А тут к тому же всё так удачно совпало, где второму участнику этой встречи, тому, у кого возникла необходимость в ней, а не тот, кто свои точные координаты нахождения в такое-то время, там-то обозначил, как раз и понадобилось в это место прибыть и там усилить для себя необходимость с кем-нибудь переговорить.

Ну а почему так сложно ведётся об этих людях повествование, без использования их имён, тогда как было куда как легче их понимать и идентифицировать с именами, то дело в том, что и они об этом удобстве насчёт друг друга не позаботились с самой первой встречи. А когда второй раз встретились, то за всем этим постигшим их удивлением, опять не поспешили демонстрировать в себе эту, здорово живёшь, культурность. Да и в общем, их и так всё устраивало и совсем не чувствовалась необходимость называть друг друга по именам, когда одного «ты» было достаточно.

Ну а на третьей встрече, можно сказать закрепляющей всякое знакомство, с переходом на новый уровень общения, как-то вообще не пристало что-то менять в своих взаимоотношениях, так удачно приведших к этой встрече. И если бы чего-то было не так, и была какая-то недоговорённость, то эта встреча и не состоялась. А раз она состоялась и прямо сейчас происходит, то какая быть может идти речь обо всех этих условностях, придуманными людьми сами себе на уме, теми же джентльменами. Коих на дух не переносят эти встретившиеся меду собой люди, явно мыслящими иными категориями ума и культуры.

– Эти джентльмены в своей родословной не знают никакой меры, а как любят перед всеми другими джентльменами выпендриваться своим титулами и связями, в том числе и не брачными, то тут если бы не придуманный ими самими этикет и желание других джентльменов на том же перечислении своих титулов настаивать, то им бы давно морду набили. А так они, чувствуя прописанными законодательными актами поддержку своей говорливости, пока не выговорят все свои титулы, то и не успокоятся. – Примерно так они рассуждали.

– Я и герцог, – с напыщенной физиономией, примется перечислять свою титулованность, и так уж и быть, самобытность, этот джентльмен, – и кавалер таких-то и таких степеней внимания к своей персоне со стороны Её величества. Плюс ни в коем случае нельзя забывать о подвязке, которую я ношу всегда с собой. Мало ли какие бывают случаи, и она всегда может пригодится великосветской даме, оставшейся без чулок, когда её муж нежданно из похода возвращается, и практически сразу, после того как только кратко представится перед незваным гостем (джентльмены никогда не говорят о себе пунктуально, то есть напрямую, а лишь только со стороны), этим много титульным джентльменом: «Сэр, в первый раз вас вижу у себя дома и в спальне моей супруги, Анны, прошу великодушно меня извинить за эту спонтанность и спешку мыслей, я только что с дороги. Будем знакомы, я сэр Баламут, большое сердце. Рыцарь без страха и упрёка со стороны незамужних великосветских дам», не дожидаясь от него своих должных пояснений (видно, что устал с дороги и ему желается по скорее во всём разобраться, чтобы пригласить этого незваного сэра выкурить по трубке под рюмку коньяка), требовательно смотрит на свою супругу, Анну, – это значит так ты встречаешь в моё отсутствие столь приятных гостей?! Вообще отбилась от рук, паскуда, стоя перед ним в одном неглиже, – и само собой начинает в лице негодовать, заметив недочёты в её внешнем виде.

– Если уж так спешила приветствовать этого столь приятного во всём джентльмена, – вон как он хладнокровно себя держит и даже глазом не моргнул, когда я тут заскочил с саблей наголо, а он стоит только в одних подштанниках, сразу видно благородство, – то тогда почему не натянула на себя чулки, которые придают столько эффекту. – Переполнился негодованием на Анну её доблестный супруг, сэр Баламут каких в Йоркширских лесах редко встретишь.

И вскоре бы Анне несдобровать, не найди у себя в кармане подвязку этот не представленный сэру Баламуту сэр. – Позвольте не объясняться и не объяснять, возможно превратно вами понятую ситуацию с вашей супругой, в таком непозволительном виде представшей перед своим доблестным супругом, нежданно-негаданно вдруг домой заявившемся. – Обратился к сэру Баламуту этот позабывший вдруг о всех своих титулах и представлениях сэр. – Такое положение вещей не требует для себя объяснений и пояснений, когда и так всё предельно ясно для бесконечно уверенного в себе, честолюбивого мужа, не знающего поражений на любых фронтах, для которого любая тень сомнений в сторону его супруги недопустима (она своим недоверием порочит его славное имя и честь). И только для мужа и самого бесчестного, не имеющего никогда честного имени, и тогда, чего о нём заботиться, у него всё равно к тебе не будет никакого доверия и возникнут вопросы, потребуются объяснения. – Со скромным достоинством посмотрев на сэра Баламута, закончил свою речь скромно умолчавший свою роль во всём этот деле неназванный сэр.

Здесь сэр Баламут хотел было задуматься над скромностью этого сэра, но тот его опередил, преподнеся этот скромный подарок, подвязку, почему-то сэру Баламуту. А сэр Баламут, явно растерявшись, да и к тому же не нужно забывать о его долгой дороге, приведшей его в разрозненность мысли, берёт и не отказывается от этого подарка – возможно сэр Баламут ко всему прочему, крайне прижимистый человек, и не выпускает из своих рук, всё что в них попадает.

И вроде бы как ситуация разрешилась благополучно и сэры могут пойти выкурить по трубке табаку, а Анна, наконец-то, привести себя в должный порядок (в самом деле, сколько можно своим раздетым видом нервировать сэра Баламута, которому может быть неприятно видеть, как его новый друг, не представившийся сэр, смущается при виде всего того, что она тут выставила напоказ), но стоило этим великолепно себя чувствующим сэрам посмотреть на Анну, на которой от злости лица нет, где она переполненная негодованием на обоих сэров, не сводит своего взгляда с подвязки в руках сэра Баламута и совершенно не понимает, зачем она ему (хотя, конечно, догадывается, – леди Гамильтон задарить, – но сейчас, когда на ней чулок нет, она об этом с него спросить не может, а тот, что за невыносимый сэр, этим пользуется), как их и понесло в раскатистый смех.

А у Анны на фоне этого смеха закатилась своя смешливая истерика, которая привела к тому, что с неё начало сползать ночная рубашка и оголяться то, что вывело из себя сэра Баламута, вынужденного задержаться в спальне с леди Анной, которой, по словам сэра Баламута, срочно потребовалась хорошая трёпка, – сам видишь, какая невыносимая стерва, – в результате чего он пошёл на негостеприимный шаг и отправил не представившегося сэра одного на веранду, в одиночестве курить трубку.

Но мы слишком отвлеклись, углубившись в исторические аналогии и пора бы вернуться к нашим по особенному знакомцам, кто на дух не переносит всех этих джентльменов, из-за их не знающей меру удержи себя представлять и представляться. И при этом все эти джентльмены терпеть могут лишь только одно, когда только одни джентльмены о себе много возомнят и, перечисляя своих предков достижения, представляются. А спроси ты их о том, что они сами из себя представляют, то они и понимать вас уже перестали, носом от вас воротя, – я только свой йоркширский терьер понимаю и ко мне с вашим непонятным языком не следует подступаться. Я всё равно ничего не пойму и звать вас предпочитаю не знать и обходить стороной.

В общем, эти наши знакомцы были далеко не джентльмены и, скорей всего, поэтому, они были не понимаемы джентльменами, так же как и они ими, – понять не могу всех этих джентльменов, а в ответ звучит своя аналогия: понять не могу всех этих не джентльменов, что б свет на них всех клином сошёлся. – Ах, так! – всё-таки иногда, когда джентльмены себе такие спектрально-лучевые фокусы позволяют, они и не джентльменами понимаются. А как понимаются, так им и идёт ответка. – Да что б ты всю жизнь одной своей постной рожей в зеркало восторгался и на одной овсянке жил! – А джентльмен и не поймёт, как не джентльмен узнал о его скрытых желаниях. И если первая часть пожелания в сторону джентльмена нисколько его не задела и была принята как должное, то вот второе пожелание, которому придерживаться не всем джентльменам посредствам, так проредило ряды джентльменов, что они все повывелись и теперь их и не встретишь.

Ну а мы всё-таки, хоть и со второй попытки, попытаемся вернуться к нашим собеседникам, довольствующихся теми знаниями друг о друге, которые были все на виду и больше домысливались самими. Ну а простого «ты» вполне было достаточно, чтобы обратиться друг к другу и не быть им проигнорированным.

– Надо подумать. – Говорит в ответ тот «ты» у кого спросили (спрашивающий был также молод, так что использовать для обозначение одного из них «молодой человек» будет не совсем корректно).

– Подумай. – Говорит тот, кто спросил.

– Есть своя вероятность. – После короткого размышления, со своим беглым, зрительным пробегом по окнам здания напротив, сказал спрашиваемый.

– И какая? – следует вопрос.