Везение, прульность и всякое непонятное в моей жизни

С возрастом не сильно поумнел в этом смысле. Но в Ярославле не было таких неотразимых и экзотических соблазнов, как в Киеве, где я вообще чуть с ума не на почве филателии не сдвинулся. Все знакомые родителей и соседей, все гости знали, что лучший подарок мне – это марки с фауной. Вот иногда что-то и притаскивали. Наверное, в таком хобби соединились мои стремления к географии и животному миру.

После 8 класса в нашем «А» (который учителя называли восьмой «О» – от слова орда) и соседнем «Б» старичков почти не осталось (третий восьмой вообще ликвидировали, не набрали на него новичков). Все мои самые лихие приятели ушли, кто в ШРМ, кто в техникумы или просто в рабочий класс. Потом многие из них либо спились, либо были отправлены в колонию.

Но к нам пришли новенькие, потихоньку перезнакомились, и новая наша компания сложилась уже на школьной основе, включая и моего верного друга Димку. Его заботливая и предусмотрительная мамаша от греха подальше перевела ради хорошего аттестата к знакомой директорше в другую школу. Не сильно помогло – душой (а очень часто и телом) он постоянно был с нами.

Так постепенно краснодомовские (моя уличная «крыша») стали отходить в сторону. Мы теперь и сами постоять за себя могли и досуг себе организовать. И вообще стали уже известной в масштабе города компанией (естественно, в определенной среде).

Хотя до конца школы привычка у меня так и осталась – смотаться вечерком к пацанам и вместе покурить и потрындеть за жизнь, беззлобно задевая прохожих, сидя верхом на лавочке в скверике напротив аптеки на Толбухина.

Не помню уже, кто из наших руководителей страны придумал такую дурь (скорее всего, без Никиты Сергеевича не обошлось), но в последних классах два дня в неделю мы якобы овладевали рабочей профессией на заводе топливной аппаратуры. Это было производственное обучение. И нам за это даже что-то платили. Вот после таких выплат все приключения и начинались. Тем более, что и с завода выходили все вместе, а старшие товарищи, наши наставники, нам уже на собственных примерах показали, что коллективное пропивание заработка – это святое мужское дело.

Последние школьные годы лучше подробно не вспоминать. Вместе с приятелями влипал в такие переделки, что до сих пор удивляюсь, куда и зачем нас заносило. И ведь совсем по краешку ходили, в том числе и по краешку криминала, но каким-то чудом все-таки обошлось. И во время наших наглых набегов на чужие садовые участки за клубникой, и в процессе расколачивания витрины какого-то маленького магазина на темной улочке, где призывно смотрелись запыленные бутылки с бормотухой. (И клубника, и вино нам было совершенно необходимы для организации приема девочек из 4-й школы у Димки, родители которого куда-то уехали. Пыль пустить в глаза! В гостеприимстве не откажешь! Как и в идиотизме.) И в подломленном киоске прямо на Волжской набережной в людный вечер (просто от избытка дурости) и будке-складе спортинвентаря в Бутусовском парке (ниппельных мячей захотелось.)

Однажды вечером на местном Бродвее (бульваре от Волги до Волковского театра) к нам подкатили парни из сильно приблатненной компании, о которой уже давно ходили нехорошие слухи. Предложили выпить за знакомство. Как-то мне хватило ума и знания пацанской политграмотности, чтобы тема «Так ВЫ ЧЕГО, выпить с нами не хотите? А может ВООЩЕ не уважаете?» не была поставлена ребром, отговориться и наших увести.

А вот псевдоблатарей через пару часов милиция взяла всех прямо с поличным. Выпитого не хватило, и начали снимать шапки с прилично одетых прохожих – чтобы тут-же за углом продать и добавить! А если бы мы пошли с ними?

Как правило, и инициатором, и движущей силой попаданий в непонятное (теперь именно в уголовной трактовке этого термина) был Юрка, он же Барон. Не предводителем, а именно эпицентром всяких совершенно странных событий. Наш новый с Димкой дружок из соседнего класса. Он являл собой совершенно отмороженную личность, имел способность непонятно зачем влезать в любую драку, которая вообще нас не касалась, и никогда никого и ничего не боялся. Помню, на танцплощадке в Бутусовском парке стоит в центре чужой заварушки и молотит сложенными в замок руками. Влево-вправо, с развороту! И выражение полного счастья на физиономии.

А, кроме того, он был очень влюбчивым, и по его договоренностям (естественно, от имени всех нас) мы попадали в совершенно разные компании: как в супер положительные, например, с отличницами английской 4-й школы, так и в весьма сомнительные (и это мягко выражаясь) – с какими-то редкими оторвами даже из Коровников. Про Пятерку вообще молчу, как-то на Новый год нас туда втроем случайные девы пригласили, а потом, отбиваясь от заглянувших на огонек их местных приятелей, размахивая в квартире же найденным кинжалом (конечно, махал отступая к двери спиной перед собой Барон) еле вырвались.

Чтобы вы его образ лучше представляли, приведу достаточно рядовой случай.

Вечером свистит под балконом. Это был скорее 9-й класс – возраст, когда наши платонические мечтания еще ни во что большее не переросли. И начинает мне туманно нести ахинею про свое назначенное свидание с какой-то санитаркой, готовой ну на все. Он это сразу понял! Но как-то плохо имя ее запомнил, и вообще нам ну совершенно необходимо пойти вместе. Наверняка у нее есть подруга, и тоже такая же раскованная, симпатичная и фигуристая. Которая тоже будет не против!

– Да, именно так она и говорила, – он якобы вспомнил и т. п. и т. д. – Но вот имя забыл – Пошел по второму кругу. – Вроде Даша, но не уверен. Неудобно будет одному то. – И т. д., безостановочный бессвязный поток!

Именно тот случай, когда легче согласиться. Да и интересно, честно говоря, было!

В итоге мы долго лазили по каким-то темным и пустым околобольничным переулкам. Юрка все уверял, что вот-вот он вспомнит, где же это свидание должно состояться. Но все менее уверенно. И вдруг нас кто-то окликнул из телефонной будки: «Пацаны, помогите!» Дверь ее со скрипом открылась, и к нам шагнул мужик, босой и в больничном халате. Он его распахнул, а из живота его торчала рукоятка ножа и текла кровь. А дальше просто повалился к нам на руки, и ничего не оставалось делать, как дотащить его до двери приемного отделения. Хорошо хоть путь туда мы уже представляли. По дороге он вместо благодарности вдруг ожил и бузить начал, умудрился вытащить из себя нож и стал им на нас махать. Но еле-еле и недолго, так как почти сразу же отключился. Юрка финку забрал и мы этого типа неблагодарного хотели тут и бросить, но, дураки, дотащили!

Дураки, потому что потом начались вопросы: это кто, где взяли, как, когда и почему мы его притащили и что мы там вообще тут делали? Последнее – уже в милиции. Вопросы превратились в настоящий допрос. В общем, еще раз подтвердилась народная мудрость: «каждое доброе дело должно быть наказуемо!» А у Юрки еще и окровавленный нож был в кармане. Если бы его отец не был большим начальником в КГБ Ярославской области, мы бы там надолго застряли и, думаю, не только до утра. А так, после перезвонов, нас отпустили, даже без обещания обязательного сигнала в школу.

В итоге поздно, но домой я пришел. Ну и потом бурные объяснения: почему и зачем по ночам где-то надо обязательно путаться без предупреждения, да еще приходить перемазанным в крови! Инфаркта маминого захотел? И т. п. Что-то я врал о помощи потерпевшему прохожему, но не прокатывало.

И на Барона все свалить нельзя было, его и так родители (мама) не сильно любили, в отличие от всегда вежливого и приятного во всех отношениях хитрована Димона. А утром на первой же перемене в школе Юрик мне говорит как ни в чем не бывало:

– Слушай, я ночью вспомнил – там надо было за третьим углом в окошко постучать! Пойдем сегодня, а?

Могу про него и ещё одно происшествие вспомнить. Как-то возвращались они после удачного набега за чужой клубникой с пацаном Коляном (года на 3-4 нас младше из Юркиного двора, который ему в рот с восхищением смотрел и везде за ним таскался) с неполным ведерком добычи по узкой дорожке через болото. А навстречу шли два мужика, которым эта пара подозрительной показалась. И так как на вопросы: «а вы чьи? С какой дачи?» и т. п. у Барона ответа не было, то он недолго думая одному мужику своим коронным сцепом рук залепил по уху сбоку. А второму ведро с клубникой на голову нахлобучил. И дернули они с Колькой вдвоем с тропы через болоту. Хорошо. что оно не глубоким оказалось. Ошарашенные таким развитием событий мужики даже не дернулись их преследовать. А Юркин авторитет в Колиных глазах до небес вырос. (Можете себе представить, мы потом с Николаем в Москве по общей работе пересеклись. Он мне этот случай и напомнил.)

У меня всяких иных происшествий тоже хватало. Самое яркое и пахучее произошло после урока в химической лаборатории. Мы что-то в проходе не поделили со здоровой спортивного сложения девицей – баскетболисткой Кульбакиной (в классе, но за глаза ее звали Бякой). Которая меня на полголовы повыше была и спуска никому не давала, особенно за Бяку. Кто там кого пихнул, трудно сказать. Конечно, она утверждала, что я ее. Думаю, приврала от страха за последствия. Но на шкаф то я полетел, лихо так она меня бедрышком бокранула! И в результате здоровый шкаф от контакта со мной повалился на стену, и все сразу зашипело, завоняло, и лабораторию заволокло дымом. Как еще ничего сильно не взорвалось, удивительно. Там же всякие разные соли, сильные кислоты и щелочи были. К счастью, никто не пострадал, в том числе и я. Шкаф упал дверцами в правильную сторону, и осколки и ядовитые брызги в основном остались внутри.

Мои родители были немедленно вызваны к директору. В итоге сложных переговоров происшествие было расценено как случайность, но только по моей вине. (Нога подвернулась и упал.) И бедный отец долго потом таскал в школу всякие реактивы из института. Это кроме приличного штрафа. А я остался без чего-то обещанного, достаточно существенного, а вот названия этой потери вспомнить сейчас так и не смог.

Но, как ни странно, самыми серьезным последствием моей активной жизни в старших классах оказалась разбитая голова. Это случилось, когда я просто за компанию, от нечего делать, потащился с новой порослью краснодомовских пацанов вечером на каток и нарвался на жесткую драку с пришлыми с Пятерки. Новый район заявился самоутверждаться. Мне до крови голову здорово разбили коньками, хорошо еще, что лезвие прилетело по касательной.

На старших курсах института мы оказались с этим парнем, который меня тогда приложил, в одной компании и со смехом вспоминали эту историю. Он был с механического факультета, но за одной девицей из нашей группы серьезно ухаживал. На всех пикниках худо-бедно бренчал на гитаре и пришелся ко двору, особенно за городом у костра! А запомнился навсегда тем, что как-то познакомил нас со своим приятелем и одногруппником Колей Стаховым. Этот бывший гимнаст небольшого роста тоже очень быстро вписался к нам в компанию и скоро вообще стал своим во всех мероприятиях и сборищах. Потребовалось немного времени, чтобы мы с Димкой (тот был рядом всегда) пришли к единому мнению, что по бесшабашности своей он даже Барона в его памятные школьные годы превосходит.

Но ни о какой особенной собственной удаче или моей прульности я тогда и не задумывался. Вообще, мало о чем задумывался. На моих глазах со знакомыми пацанами случались всякие вещи много хуже разбитой головы или привода в милицию. Фатализм был полный: пронесло на этот раз и дальше пронесет. И это даже у меня, которого в нашей компании всегда считали сдерживающей силой и самым разумным.

Но в 11-м классе Барон уехал, отца перевели в другой город, и накал наших приключений заметно снизился. Надо отметить, что вовремя! Предстояли выпускные экзамены, которые мне неожиданно дали возможность проверить свои способности к мобилизации всех внутренних ресурсов, в том числе и работоспособности в почти экстремальных условиях! У меня за школу была серебряная медаль (почти честно заработанная. Хотя мои ошибки в сочинении и правили коллективно, все равно больше 4 не получилось. А тут ещё физичка мне все грехи припомнила на четыре балла – в общем в притык пролез в медалисты), и я очень хотел попробовать поступить на географию или экономику зарубежных стран в МГУ. Меня действительно с детства тянуло к географии, но не к физической, а например, к географической истории открытия мира.

Когда в школьной библиотеке в пятом классе случайно наткнулся на «Всеобщую историю географических открытий» Жюля Верна, то аж затрясся и не успокоился, пока ее не прицыганил, обменял у равнодушной библиотекарши на какие-то иные книги под предлогом потери. Мне совершенно не было стыдно, я первый за много лет ее оценил и взял читать, пылилась на полке, никому не нужная. И до сих пор время от времени с удовольствием перечитываю и пальцем корешок поглаживаю. (А что с ней после меня будет – лучше и не думать).

Но, как ни странно, еще и к экономике возник интерес. Ну, география, великие путешествия – это в общем-то понятно. А вот экономика? Не знаю, почему, но еще читая исторические книги, я все время удивлялся – а почему про экономику то этих древних цивилизаций в них нет ни единого слова? Хотелось бы понять, на какие средства и как римляне строили свои шикарные дороги и акведуки? До сих пор прекрасно сохранившиеся. Ведь кто-то их проектировал и создавал? Ну, не верилось в картину, которую нам в учебниках излагали – это все рабы под кнутами гнусных рабовладельцев делали. Ну и в продолжении вопросов, а на какие средства содержали и как экипировали армии всех этих древних цивилизаций? и т. д.

А новейшая история? Что сейчас происходит реально в английских и французских колониях? Кроме пустых фраз о «беспощадной эксплуатации коренного населения и бесправных аборигенов» никакой информации. Отец, увидев у меня книгу «Особенности экономики Южного Судана», решил, что я совсем рехнулся. Если бы он еще знал, что я сам ее купил в букинисте, и недешево! На это мое увлечение реакция родителей была примерно такая же, как на мои футбольные тетрадочки, где я переписывал составы всех команд, включая дублеров: «Просто дурью мается, ну да ладно! Все лучше, чем с ненормальными дружками непонятно где мотаться».

Описания всяких путешествий, от Козлова с Пржевальским до Ливингстона, даже их сухие дневники – это было мне интересно. Про Дерсу Узала даже говорить не надо. Как и о книгах про путешествия натуралистов. Я знал, кто такие масаи, тутси, готтентоты, зулусы и даже догоны в Африке, даяки, гуркхи, айны и мяо в Азии. Мог перечислить названия всех основных индейских племен в Америке. Можете себе представить подростка, часами простаивающего у карты мира, которую я сам купил и дома повесил в коридоре? Все столицы всех государств наизусть знал! Сам добровольно выучил. Ну, про страны и даже колонии и говорить нечего. И, стоя спиной к карте, тренировался – называл, а потом показывал их сам себе: от Гамбии до Бутана и от Пуэрто-Рико до Самоа ( мне как некая аналогия только подросток Савенко приходит, ставший в последствии писателем и бунтарем Лимоновым.)

Странно, но при всей моей любви к разным живым существам, которой половина второй книги будет посвящена, зоология или биология вообще не всплывала в моих планах. Но всё когда-нибудь кончается. Кончилась и школьная, в общем то очень вольготная и веселая жизнь.

Студенческие годы («заловили аспида, руки ему за спину и зачем-то бросили в этот Технолог»)

Родители (мама в основном) как узнали, что вопрос с поездкой в Камбоджу на год почти решен, начали меня усиленно обрабатывать, чтобы я в их отсутствие остался дома в Ярославле. То есть тут и поступил в ВУЗ. Хотя до этого очень поощрялось желание уехать учиться в Москву.

Давили на сознательность – если бабушку любишь, ей же надо помочь с сестрой справляться! И пряник подвешивали: марки со зверушками отовсюду привезем, а еще и магнитофон, приемник, джинсы. И торжественное обещание давали, обязательно в Москву через год отправить (но уже повзрослевшим и поумневшим) для поступления! А, может, и перевестись можно будет? Да точно, можно! Время… а что такое год? Так он же пролетит быстро, и сам не заметишь!

Я бабушку действительно любил, может, даже больше родителей. И даже не магнитофон и шмотки, а портативный приемник и, конечно, марки мне душу грели. Хотелось всякие радио свободно слушать, и не столько политику, сколько Галича и другие запрещенные песни бардовские, ну и прозу, типа Алешковского – тоже. В общем, в итоге я поломался, поломался – и поддался.

А пока, в ожидании прекрасного будущего, чтобы в армию после 11 классов сразу не загреметь, надо было поступить куда-нибудь в Ярославле. А выбор был не особенно велик: Мед, Пед и Технолог. Врачом я себя представить не мог. Поступление в Пед, что на географию, что на английский (особенно последний) было бы просто в жилу. Но вот от армии – совершенно не спасало! А туда я вообще идти не хотел. Единственный институт, где была военная кафедра, – Технологический (ЯТИ). Это и решило дело.

Документы я отнес на химический факультет, так как механический был ну совсем не про меня, потому как требовал наличие способностей, которых у меня не было, в частности, к черчению. Еще в школе я понял, что изображение чего-либо на чистом листе бумаги – это не мое (даже домашнее рисование за меня в школе Димка делал, обязательно что-то долго выпрашивая за это, но все-таки малевал в последний момент), ну никоим образом не мое!

Также и к железкам и всяким механизмам никакой тяги с детства не было; вот всякая живность – совсем другое дело!

А какое может быть черчение на химии? Так я наивно думал. И как же я ошибался! К тому же, органическая химия в школе мне давалась на удивление легко! Ну годик то запросто продержусь, самоуверенно решил.

Еще в присутствии родителей я, сдав на пятерку один профильный экзамен по химии, в институт поступил, и меня, как и других медалистов, отправили до начала занятий на реставрацию Волковского театра. Вернее, его крыши. Работа была не бей лежачего. Отметился с утра и свободен. У них самих какой-то застой был, чего-то вовремя не подвезли. Хочешь загорай тут или с новыми друзьями в город (на пляж и т. п.) подавайся. И за знакомство с ними Волковскому спасибо!

В итоге папа с мамой, спокойные за меня, поехали в Камбоджу исполнять «интернациональный долг», то есть зарабатывать чеки на машину – папину мечту. А я остался ждать начала студенческого учебного года, дав им ряд клятвенных обещаний: бабушке во всем помогать, нервы ей не мотать (имелось в виду, как маме), сестру не обижать, отца в институте не позорить и т. п.

И сразу после их отбытия все прелести жизни только с бабушкой и в отдельной комнате стали очевидны. Может, поэтому, осваиваясь в новых условиях и имея возможность свободно валяться на диване с котом и читать в свое удовольствие, а также приглашать к себе кого и когда хочу, год прошел практически без ЧП.

Свободно распоряжаться собой и своим жильем – это был такой огромный плюс, о котором я раньше и понятия не имел. Я же впервые получил возможность жить в отдельной комнате. Где можно было закрыть дверь изнутри! И приходить со своим ключом, без всяких допросов.

Наше семейство только недавно получило эту трехкомнатную квартиру, в которой в моем распоряжении, к сожалению, был только диван в общей проходной комнате. До этого было еще хуже – маленькая двушка на первом этаже. А начиналась моя жизнь вообще в коммуналке, в деревянном двухэтажном доме на улице Собинова. И детство протекало в единственной комнатке и в длинном коридоре с общей кухней. Вернее, в основном в полутемном коридоре, где мы втроем и играли, а иногда и крыс гоняли. Остается упомянуть единственный туалет на семь комнатушек.

Бабушка у меня действительно была золотая, да и я старался нервы ей особенно не трепать. Так мне тогда казалось. Но по сравнению с тем, что творили с домашними мои приятели, это так и было. Да и я ей был нужен рядом чисто для психологической устойчивости и уверенности. А вдруг что случится? А она и не одна! То, что бабушка просила, делал. Всякие походы в магазин, вынос мусора, ну разве что поворчав слегка для порядка. А вот в присмотре за сестрой (восемь лет разницы) толку от меня явно мало было.

Разве только когда меня вызывали в спорных ситуациях. Устав бороться с Ирочкой по каким-то принципиальным вопросам, бабушка взывала к моему якобы третейскому вмешательству. Например, по утрам: «Игорь, ну скажи ты ей, она опять не хочет» что-то там надевать в школу, какую-то шапку с завязками или теплые штаны». И я появлялся заспанный и мрачно, но грозно занимал нужную бабушке сторону.

Но миром моей маленькой сестры я совершенно не интересовался. Училась она во французской школе хорошо, с бабушкой в целом ладила, что еще надо?

По сравнению со школьной жизнью (как я уже отмечал), степень моей свободы и самостоятельности резко выросла, но и потребности увеличились еще больше. Карманные деньги мне стали очень нужны. Конечно, что-то я получал дома официально, а иногда и выпрашивал ещё немножко сверху у бабушки. Но надо-то было в разы больше!

Одна причина была достаточно специфическая. Я еще в школе подсел на книги: моя мама, очень хороший терапевт, перед отъездом познакомила меня со своей постоянной пациенткой, которая чем-то важным заведовала в центральном книжном. Так что после каждой стипендии я бежал к ней, получал доступ к новинкам, которые до прилавка никогда не доходили, и половина денег сразу там и оставалась!